Но не успела разозлить Измайлова, с лестницы позвонили.
— Марш на кухню на цыпочках. И не высовывайся из-за угла.
Я никогда прежде не слышала голоса, которому невозможно не подчиниться. И выполнила приказ безропотно. Из кухни отлично была видна входная дверь. Измайлов отпер ее.
— Ну что тут у вас стряслось? — недовольно спросили из-за порога.
— Помощь нужна, заходите, — пригласил Измайлов.
В прихожую шагнул… слесарь. Я чуть не расхохоталась во все горло. И часто Измайлов так издевается над Сергеем и Борисом? Или это учебная тревога? Надо бы выяснить. Да, бесспорно, наш дорогой тощий, небритый слесарь во всей красе похмельного синдрома, в вонючей спецовке, с ободранным чемоданчиком.
— В ванной, — указал Измайлов.
Мне не терпелось покинуть укрытие и посмеяться вместе с ребятами. Так серьезно подготовились к чьему-то визиту, и вдруг заваливается слесарь. Бедный Измайлов. Но, когда я увидела его лицо, смогла лишь закивать, рьяно демонстрируя, что мне и головы не будет жалко, если оторвется. Нет, черты полковника не исказились, губы улыбались, но в глазах бездонно и холодно стояло все коварство мира. Господи, разве в такого можно влюбляться? К нему ни в коем случае и приближаться не следует.
Измайлов давно ушел, а я все не могла опомниться. И опять в мозгах завертелось: «Дядя Саша, дядя Саша…» А ведь он тоже слесарь. Разумеется, слесарь, как же я раньше не догадалась. Что-то в них во всех есть типичнее, будто сейчас скажут: «Зачем звала, хозяйка?» И этот дядя Саша вымыл до блеска мою ванну и готовился к купанию в ней Измайлова. Надо срочно сообщить Сергею и Борису. Может, им пригодится?
Я выскользнула из кухни. Коридор был пуст, дверь в ванную нараспашку, слесарь склонился над раковиной, обзор ему закрывал собой неуклюжий Измайлов на костылях. Я сняла туфли. А если уроню от волнения? В зубы их взять для верности, что ли? Лучше положить на пол в кухне. Я избавилась от обуви и вдоль стенки прокралась к комнате. Только бы парни не очень узкую щель оставили. Но они обеспечили просторный выход для себя и вход для меня. Мое появление заставило их напрячься. Борис показал мне кулак. Я изобразила сурдопереводчицу. Сергей тоже погрозил мне кулаком и придвинул лист бумаги и карандаш. Я наскоро изложила домыслы о дяде Саше. Юрьев схватил бумажку первым. Прочитал, передал Балкову и выразил одобрение, потрепав меня по волосам. Подчеркиваю, дружески потрепав, а не оттаскав. Потом он поднял палец, дескать, слушайте, не отвлекайтесь.
— Ты же мужик, неужели ничего не смыслишь в дом? — отчитывал Измайлова слесарь. — Куда прокладка подевалась? Растворяться ей не положено.
— А черт ее знает, — недоумевал Измайлов. — Друг тут чего-то раскручивал, божился починить. Вдатый, конечно, был.
— Сколько б на грудь ни принял, а не портачь. Ты спроси у своего друга потрезву, за что у него на тебя такой острый зуб? А то друзья хуже врагов бывают.
— Сделаешь сегодня? За мной не пропадет.
— Сейчас сделаю.
— Только, чур, прокладку мне итальянскую, как у соседки из двухкомнатной с третьего этажа, — бессовестно приплел меня Измайлов.
— Во врут бабы. Наши, родимые, у нее стоят. Где я вам импорт возьму? Он дорого стоит.
— Так опять же у соседа сверху, у покойного Виктора Артемьева, еще пара в кранах осталась.
— Не пойму я тебя…
— Прекрасно понимаешь, Муравьев.
— Докажи-ка.
— Не знаю, куда ты дел бумажники, но доллары Коростылева и Артемьева пропить явно не успел: запоя с прогулами не было.
Я еще ничегошеньки не уразумела, а Балков с Юрьевым уже стояли в выставочных стойках возле двери. Более нервный и порывистый Борис облизывал пересохшие губы.
— Слышь, инвалид… — вдруг охрип слесарь.
Замахиваться на вооруженного костылем Измайлова сантехническим инструментом бесполезно. Тем более, что Балков и Юрьев всегда готовы обеспечить шефу устойчивость. Пока парни что-то специфическое делали с Колей Муравьевым в ванной, Измайлов заглянул в комнату, увидел меня и коротко велел:
— Брысь.
Я, как была босиком, пустилась наутек. Сзади слабели вопли слесаря: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Получилось, я для Славки Ивнева старался…»
Измайлов позвонил в восемь вечера. Двенадцать часов прошло. Всего или целых?
— Поля, ты у меня туфли забыла.
— Да, и мне их остро не хватает.
— Так спускайся в тапочках, по-домашнему.
— А в подъезде никого больше…
— Зайчиха ты, Поля. Ладно, высылаю Балкова встречать.
«В тапочках…» Скажет тоже. Будто у меня одна пара туфель. Принарядившись поненавязчивей, я вспомнила, что Измайлов не дает Сергею и Борису спиртного. Но ведь арест преступника — событие и, следовательно, повод?
Очухался мой телефон.
— Полина, — заорал в трубку Слава Ивнев, — я остался жив. Кольку Муравьева повязали! Приходи ко мне пьянствовать, обмоем это дело в скопившейся пыли. Мы с Норой уже такие косые!
Мне хотелось спросить, не тянет ли булыжник за пазухой. Но человек остался жив, стоит ли лезть к нему с обидами?
— Слава, я искренне за вас рада. Но вы вдвоем боролись за спасение, вдвоем и отмечайте.
Сомнений больше не было. У них праздник, и у нас праздник. Я достала бутылку шампанского и вышла. Сергей терпеливо дожидался меня, дымя на ступеньках.
На столе у Измайлова шампанское, однако, уже стояло.
— Она всегда с чем-нибудь, но со своим, — засмеялся Юрьев. — Вот теперь, Полина, обе бутылки и выпьешь.
— А вы?
— Мы для тебя достали. Сами мешать не будем.
— Значит, мне не показалось, что от Сергея пахнет водкой?
— Балков, я ведь просил тебя держаться от нее подальше, — насупился Измайлов.
— Да она за версту чует, Виктор Николаевич, — приписал мне спаниельи способности щедрый Сергей.
— Перестаньте, иначе я умру от нетерпения. Как вы додумались до слесаря?
— Это все полковник, — сказал Борис.
И я простила ему подковырки и выпады против меня, потому что он смотрел на Измайлова тепло, как честолюбивый отец на сыночка-вундеркинда. Я воззрилась на полковника, как амбициозная мать. Но ему это не понравилось.
— Что ты уставилась на меня зверем? — спросил он.
— А почему вы не рассказываете?
— Я тебе? Но про слесаря ты мне все рассказала.
— Вы вроде не много пили, Виктор Николаевич, а симптомы белой горячки явные.
Сережа Балков наловчился выталкивать наши с Измайловым забуксовавшие отношения из любой колдобины:
— Поля, Муравьев сохранил у себя бумажники с визитными карточками и деньгами Коростылева и Артемьева. И здорово сглупил у Виктора. Но, если бы полковник его не вычислил, мы бы об этом даже не догадались.
— Я сразу понял, что орудовать в одном подъезде может кто-то для этого подъезда свой, — остался доволен вступительным словом Балкова Измайлов. — Сергей соглашался и настаивал на том, что этот кто-то — Ивнев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Марш на кухню на цыпочках. И не высовывайся из-за угла.
Я никогда прежде не слышала голоса, которому невозможно не подчиниться. И выполнила приказ безропотно. Из кухни отлично была видна входная дверь. Измайлов отпер ее.
— Ну что тут у вас стряслось? — недовольно спросили из-за порога.
— Помощь нужна, заходите, — пригласил Измайлов.
В прихожую шагнул… слесарь. Я чуть не расхохоталась во все горло. И часто Измайлов так издевается над Сергеем и Борисом? Или это учебная тревога? Надо бы выяснить. Да, бесспорно, наш дорогой тощий, небритый слесарь во всей красе похмельного синдрома, в вонючей спецовке, с ободранным чемоданчиком.
— В ванной, — указал Измайлов.
Мне не терпелось покинуть укрытие и посмеяться вместе с ребятами. Так серьезно подготовились к чьему-то визиту, и вдруг заваливается слесарь. Бедный Измайлов. Но, когда я увидела его лицо, смогла лишь закивать, рьяно демонстрируя, что мне и головы не будет жалко, если оторвется. Нет, черты полковника не исказились, губы улыбались, но в глазах бездонно и холодно стояло все коварство мира. Господи, разве в такого можно влюбляться? К нему ни в коем случае и приближаться не следует.
Измайлов давно ушел, а я все не могла опомниться. И опять в мозгах завертелось: «Дядя Саша, дядя Саша…» А ведь он тоже слесарь. Разумеется, слесарь, как же я раньше не догадалась. Что-то в них во всех есть типичнее, будто сейчас скажут: «Зачем звала, хозяйка?» И этот дядя Саша вымыл до блеска мою ванну и готовился к купанию в ней Измайлова. Надо срочно сообщить Сергею и Борису. Может, им пригодится?
Я выскользнула из кухни. Коридор был пуст, дверь в ванную нараспашку, слесарь склонился над раковиной, обзор ему закрывал собой неуклюжий Измайлов на костылях. Я сняла туфли. А если уроню от волнения? В зубы их взять для верности, что ли? Лучше положить на пол в кухне. Я избавилась от обуви и вдоль стенки прокралась к комнате. Только бы парни не очень узкую щель оставили. Но они обеспечили просторный выход для себя и вход для меня. Мое появление заставило их напрячься. Борис показал мне кулак. Я изобразила сурдопереводчицу. Сергей тоже погрозил мне кулаком и придвинул лист бумаги и карандаш. Я наскоро изложила домыслы о дяде Саше. Юрьев схватил бумажку первым. Прочитал, передал Балкову и выразил одобрение, потрепав меня по волосам. Подчеркиваю, дружески потрепав, а не оттаскав. Потом он поднял палец, дескать, слушайте, не отвлекайтесь.
— Ты же мужик, неужели ничего не смыслишь в дом? — отчитывал Измайлова слесарь. — Куда прокладка подевалась? Растворяться ей не положено.
— А черт ее знает, — недоумевал Измайлов. — Друг тут чего-то раскручивал, божился починить. Вдатый, конечно, был.
— Сколько б на грудь ни принял, а не портачь. Ты спроси у своего друга потрезву, за что у него на тебя такой острый зуб? А то друзья хуже врагов бывают.
— Сделаешь сегодня? За мной не пропадет.
— Сейчас сделаю.
— Только, чур, прокладку мне итальянскую, как у соседки из двухкомнатной с третьего этажа, — бессовестно приплел меня Измайлов.
— Во врут бабы. Наши, родимые, у нее стоят. Где я вам импорт возьму? Он дорого стоит.
— Так опять же у соседа сверху, у покойного Виктора Артемьева, еще пара в кранах осталась.
— Не пойму я тебя…
— Прекрасно понимаешь, Муравьев.
— Докажи-ка.
— Не знаю, куда ты дел бумажники, но доллары Коростылева и Артемьева пропить явно не успел: запоя с прогулами не было.
Я еще ничегошеньки не уразумела, а Балков с Юрьевым уже стояли в выставочных стойках возле двери. Более нервный и порывистый Борис облизывал пересохшие губы.
— Слышь, инвалид… — вдруг охрип слесарь.
Замахиваться на вооруженного костылем Измайлова сантехническим инструментом бесполезно. Тем более, что Балков и Юрьев всегда готовы обеспечить шефу устойчивость. Пока парни что-то специфическое делали с Колей Муравьевым в ванной, Измайлов заглянул в комнату, увидел меня и коротко велел:
— Брысь.
Я, как была босиком, пустилась наутек. Сзади слабели вопли слесаря: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Получилось, я для Славки Ивнева старался…»
Измайлов позвонил в восемь вечера. Двенадцать часов прошло. Всего или целых?
— Поля, ты у меня туфли забыла.
— Да, и мне их остро не хватает.
— Так спускайся в тапочках, по-домашнему.
— А в подъезде никого больше…
— Зайчиха ты, Поля. Ладно, высылаю Балкова встречать.
«В тапочках…» Скажет тоже. Будто у меня одна пара туфель. Принарядившись поненавязчивей, я вспомнила, что Измайлов не дает Сергею и Борису спиртного. Но ведь арест преступника — событие и, следовательно, повод?
Очухался мой телефон.
— Полина, — заорал в трубку Слава Ивнев, — я остался жив. Кольку Муравьева повязали! Приходи ко мне пьянствовать, обмоем это дело в скопившейся пыли. Мы с Норой уже такие косые!
Мне хотелось спросить, не тянет ли булыжник за пазухой. Но человек остался жив, стоит ли лезть к нему с обидами?
— Слава, я искренне за вас рада. Но вы вдвоем боролись за спасение, вдвоем и отмечайте.
Сомнений больше не было. У них праздник, и у нас праздник. Я достала бутылку шампанского и вышла. Сергей терпеливо дожидался меня, дымя на ступеньках.
На столе у Измайлова шампанское, однако, уже стояло.
— Она всегда с чем-нибудь, но со своим, — засмеялся Юрьев. — Вот теперь, Полина, обе бутылки и выпьешь.
— А вы?
— Мы для тебя достали. Сами мешать не будем.
— Значит, мне не показалось, что от Сергея пахнет водкой?
— Балков, я ведь просил тебя держаться от нее подальше, — насупился Измайлов.
— Да она за версту чует, Виктор Николаевич, — приписал мне спаниельи способности щедрый Сергей.
— Перестаньте, иначе я умру от нетерпения. Как вы додумались до слесаря?
— Это все полковник, — сказал Борис.
И я простила ему подковырки и выпады против меня, потому что он смотрел на Измайлова тепло, как честолюбивый отец на сыночка-вундеркинда. Я воззрилась на полковника, как амбициозная мать. Но ему это не понравилось.
— Что ты уставилась на меня зверем? — спросил он.
— А почему вы не рассказываете?
— Я тебе? Но про слесаря ты мне все рассказала.
— Вы вроде не много пили, Виктор Николаевич, а симптомы белой горячки явные.
Сережа Балков наловчился выталкивать наши с Измайловым забуксовавшие отношения из любой колдобины:
— Поля, Муравьев сохранил у себя бумажники с визитными карточками и деньгами Коростылева и Артемьева. И здорово сглупил у Виктора. Но, если бы полковник его не вычислил, мы бы об этом даже не догадались.
— Я сразу понял, что орудовать в одном подъезде может кто-то для этого подъезда свой, — остался доволен вступительным словом Балкова Измайлов. — Сергей соглашался и настаивал на том, что этот кто-то — Ивнев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33