- Кто там?
- Михаил Григорьевич? - женский голос спрашивает. - Я к вам по делу.
Я дверь приоткрыл - девка стоит. Девка, прямо скажу, ослепительная. Мне бы годков двадцать сбросить - я бы уж перед ней раскуражился! Только глаза нехорошие. Слишком спокойные такие глаза, понимаете, будто ей все до лампочки, даже она сама.
- Слушаю вас, - говорю.
- Может, все-таки в квартиру впустите? - осведомляется. - У меня дело такое, что не хотелось бы на лестничной клетке обсуждать.
- Проходите, - говорю. От девки, думаю, вреда не будет.
Она заходит, снимает свою дубленку роскошную, шапку, из-под шапки волосы рассыпаются, прямо золотом сверкают. И вообще, она всем этим голливудовским актрисам, которые сейчас постоянно в нашем телевизоре, нос утрет.
- Где мы поговорить можем? - спрашивает.
- А в комнате, где телевизор, - и провожу её в комнату. - Вот, садитесь, - сажаю её в одно кресло, сам сажусь в другое, напротив.
Она смотрит на меня, её глаза округляются. И что она такое во мне увидела, недоумеваю я? А она вдруг как расхохочется!
- Ах ты, старый хрыч! - говорит. - А я-то тебя сейчас расспрашивать стала, как последняя дура!..
- В чем дело? - спрашиваю.
- Пистолет из-за пояса убери. Или ты меня боишься?
Я поражаюсь - и как это она разглядела, что у меня за пояс что-то заправлено, и тем более поняла, что это пистолет? Ведь ни Букин не замечал, никто другой из таких, кого на мякине не проведешь. Правда, на мне тогда, кроме толстого свитера, ещё пиджак застегнутый был, и за своими движениями я следил, а тут расслабился, шлепнулся в кресло так, что, действительно, пистолет на какую-то секунду неудобство доставил, и лишние складки на свитере нарисовались. И все равно, я был уверен, что женщине уж точно насчет пистолета не додуматься. Словом, я понимаю так, что эта девка не только красива, но ещё и во всяких переделках побывала. Что ж, вот и объяснение, почему у неё такие глаза.
- Ладно, - говорю, - выложу.
И выкладываю пистолет на стол.
- И я тоже, - говорит она.
Извлекает так изящненько "Макаров", родной брат моему, и тоже на низенький этот столик кладет.
- Значит, - говорит, - это ты одного из братьев Сизовых хлопнул? И, может, второго? Может, этот уцелевший Сизов со страху брешет, что его брат сбежал?
- Сбежал, - говорю, - на метр под землю.
- Полковник знает? - спрашивает она. - Если не знает, то я не проговорюсь.
- Полковник все знает, - отвечаю.
- Это хорошо. И что он о тебе говорит?
- Что сразу обо мне догадался, потому что я гений, - сообщаю с гордостью. - Правда, во-первых, засекреченный, во-вторых, по старости из гениев как бы и списанный.
- Какой гений? Снайпер?
- Ну да, стрелок.
- Забавно, - улыбается она. - Полковник мог бы и предупредить. Ведь знал, что я с тобой буду встречаться.
- Откуда ж ему было знать, что ты пистолет заметишь?
- Уж он-то знает, что я все замечаю... - улыбается она.
- А что он о тебе говорит? - интересуюсь.
- Что такой гадины ещё свет не видывал, - докладает спокойненько.
Я подумал.
- Так, значит, ты из этих, из исполнительниц каких-нибудь?
- Угадал, - кивает она. - Кстати, скажи, как к тебе обращаться. На "старый хрыч" ты, я видела, поморщился.
- За "хрыча" ответишь! - смеюсь.
- А полковник как тебя называет?
- "Дед".
- Хорошо, и я тебя буду "дед" называть. Устраивает?
- Лучше бы ты меня милым и дорогим называла, - шучу.
- Об этом не проси, если жизнь дорога. Я милыми и дорогими называю только тех, кого в работу беру.
- Вот как? - тут, наверно, у меня глаза округлились. Понял я, что за птаха ко мне залетела. - И ты так открыто об этом рассказываешь?
- Так полковник, наверно, все равно тебе расскажет, раз он на тебя ставку сделал. Лучше уж, подумала, я сама тебе скажу. Ты ведь болтать не будешь.
- Это точно, - соглашаюсь, - я не из болтливых. Выходит, полковник тебя терпеть не может, потому что ты на человечьей крови живешь, но и обойтись без тебя у него никак не получается?
- В данном случае, да, - кивает. Вытаскивает сигареты - дорогущие, мать их так, я бы такие курил, у меня бы всей пенсии на них не хватило, хоть пенсия у меня и не маленькая - зажигалкой щелкает, закуривает, пепельницу к себе пододвинув. А по мне, кстати, все эти западные роскошества - дрянь одна. Табак должен быть ядреный, чтобы чувствовался, а не так, чтобы дымком щекотал. Я когда-то "Памир" курил, потом, как его выпускать перестали, на "Казбек" перешел, а сейчас, как видите, все больше "Примой" балуюсь. Но это я так, к слову...
- Неплохо тебе платят, - замечаю.
- Не жалуюсь, - говорит. - Так с чего начнем? Ты мне расскажешь все, что знаешь, или я сперва расскажу, почему я в это дело влезла?
- Давай сначала ты, - предлагаю.
- Хорошо, - говорит. - Банда похитителей, в которую входили Сизовы, захватила двух очень близких мне людей. Один из них - ребенок, мальчишка всего лишь двенадцати лет. Их будут держать в заложниках, чтобы торговаться. Но торговаться никто не намерен. Охота за бандой вывела на след более крупного дела - я ещё точно не знаю, какого, хотя представляю в общих чертах - и попытка освободить заложников может повредить этому более важному расследованию. Поэтому если я - или мы с тобой, коли надумаешь присоединиться - их не освободим, то их никто не освободит.
- Неужели полковник даст им пропасть? - возражаю я. - Не верю!
- У полковника руки связаны. Он, конечно, может определить, где их прячут, и пойти на штурм, но их почти наверняка успеют убить. А вести детальную разработку полковнику не позволят, чтобы не спугнуть более крупную дичь. Если хочешь, можешь позвонить полковнику и спросить, так ли это. Но лучше не звонить. Если что, он не должен знать, что мы решили действовать. Не должен, понимаешь? Поэтому одним звонком мы можем его подставить, - и, помолчав, добавила. - Если бы полковник был уверен, что вытащит заложников своими методами, он бы не согласился на мое вмешательство в это дело.
Все это следовало обдумать и осмыслить. Поэтому я посидел, повертел в голове то, что от неё услышал, и говорю.
- Только представься сначала. Ведь я даже имени твоего не знаю.
- Как хочешь, так и называй. А вообще-то, меня зовут Людой.
- Что ж, Людушка-голубушка, слушай мой рассказ.
И рассказываю ей обо всем. Как я закончил, она с уважением стала на меня поглядывать.
- Здорово, дед! Значит, у тебя тоже личные претензии к ним имеются. Это хорошо. Сработаемся, и за рукав меня держать не будешь. Но начнем с главного. Заложников прячут либо в "профсоюзе", либо в доме директора Букина.
- Почему ты так думаешь? - спрашиваю.
- Паспорт.
Я понял, что она имеет в виду, но на всякий случай прошу:
- Объяснись.
- Букин отдал тебе паспорт - практически сразу после того, как у него должен был состояться крутой разговор с Шиповым. Из-за паспорта к нему могла нагрянуть милиция. Ведь про то, что твой друг Васильич отдавал паспорт Букину, могли знать и юрист завода, и кадровичка, и мало ли кто еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93