– Многие выдающиеся женщины в истории были рыжими, – сказала я, чтобы ее утешить, – но ни одна из них не прославилась раньше, чем ей исполнилось лет тридцать.
– Может, я буду лучше выглядеть, когда повзрослею, – сказала Луиза. – А если я стану хирургом, то никакой разницы нет, как я выгляжу. Когда они оперируют, они все загорожены до самых глаз. Жизнь странная штука, правда, Камилла? Иногда я чувствую себя по-сумасшедшему счастливой, а иногда глубоко несчастной. Только несчастной я бываю гораздо чаще. Никогда не предавай меня, Камилла. Пожалуйста, пожалуйста, никогда меня не предавай!
– Конечно же, я тебя никогда не предам, – сказала я.
Но я знала, что уже в чем-то ее предала. Луиза всегда была моим другом, а теперь вроде бы я дружу с ней по обязанности. Я понимала, что это из-за Фрэнка.
«В субботу, – думала я. – Я увижу Фрэнка в субботу».
8
Воскресным утром я надела свою новую зеленую шерстяную юбку, чистенькую белую блузочку и зеленый вязаный жакет. Я не решилась надеть воскресное пальто и шляпу, натянула на себя свое школьное пальто цвета морской волны и красный берет, но, правда, минут пять вертелась перед зеркалом, не нахлобучив берет кое-как, как я обычно это делаю, а попыталась надеть его так, как я видела на Мишель Морган во французском фильме.
Когда я уже собралась уходить, мама позвала меня из своей комнаты. На ней было платье с длинными рукавами, чтобы прикрыть все еще заметные шрамы на запястьях.
– Ты уходишь, дорогая? – спросила она.
– Да, мама.
– С кем?
– С Фрэнком Роуэном.
– А Луиза идет с вами?
– Не знаю, – отозвалась я.
Я не соврала. Я и в самом деле не знала, включал ли Фрэнк Луизу в свои планы, хотя сильно в этом сомневалась.
Мама нахмурилась.
– О, дорогая моя, я никак не могу свыкнуться с мыслью, что ты ходишь на свидания. Знаю, это ужасно, но я никак не могу дать себе отчет в том, что у меня уже такая взрослая дочь, которая… Иногда мне кажется, я не создана быть матерью. Знаю, я не была тебе хорошей матерью… но я так люблю тебя, дитя мое, правда, правда.
– Мне надо идти, – сказала я. – Я обещала Фрэнку встретиться с ним в десять.
– Я не уверена, правильно ли это… все, конечно, так изменилось с тех пор, как… Но хорошо ли тебе быть с Фрэнком наедине?
– Да все нормально, мам.
– Мне бы надо обсудить это с Рефферти, но не хотелось бы его тревожить. Ты когда придешь, дорогая?
– Не знаю, – ответила я. – Фрэнк сказал, может, мы пойдем поужинать с мистером и миссис Стефановски.
– Кто это такие?
– Родители его друга.
– Ну… ладно… Ты позвонишь мне около шести? Тогда я не буду так беспокоиться.
– Позвоню, – сказала я.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– И, пожалуйста, не очень задерживайся, дорогая, не расстраивай папу. И меня тоже.
Она притянула меня к себе:
– Я люблю тебя, даже если не была хорошей… Ты ведь это знаешь, да? Что бы ни случилось… Я всегда буду любить тебя.
Я поцеловала маму и вышла. Фрэнк ждал меня на лестнице своего дома.
– Привет, Камилла, – сказал он, серьезно, без улыбки поглядев на меня. – Ты прекрасно выглядишь.
У меня на сердце сделалось тепло-тепло. Он взял меня под руку.
– Я сказал Дэвиду, что мы утром к нему заедем. Хорошо?
– Да, – кивнула я.
– Я не предупредил его мать. Она всегда поднимает панику, когда к Дэвиду приходит кто-то незнакомый. Она говорит, это его утомляет. Но Боже ты мой, ему же надо иметь друзей. Сейчас он очень нуждается в друзьях.
Мы пошли пешком к дому на Перри-стрит, где жил Дэвид. В доме был лифт, и мы поднялись на верхний, седьмой этаж. Фрэнк позвонил в дверь. Нам открыла дама средних лет в красном шерстяном платье. У нее были седые волосы и печальное лицо.
– Здравствуй, Фрэнк, – сказала она. – Он сегодня не очень хорошо себя чувствует.
– Вы хотите, чтобы мы не заходили, миссис Гаусс?
– Я не знаю. Он всегда так рад тебя видеть, но…
И она с сомнением посмотрела на меня. Из глубины квартиры послышался голос:
– Кто там пришел, ма?
– Это Фрэнк. С подругой.
– Пусть заходят. Не держи их там, в холле.
– Заходите, – сказала дама.
Фрэнк шел впереди, я – следом. Мать Дэвида так нас встретила, что я начала бояться. Раньше я никогда не встречалась ни с кем, имеющим серьезные увечья. И еще я боялась, что от страха, как Луиза, начну говорить что-нибудь не то.
Дэвид сидел в просторном кресле. Ноги у него были отрезаны почти полностью. Он был до самых культей накрыт байковым одеялом. Он читал какую-то книжку, которую он тут же, как только мы вошли, швырнул на соседний столик. Фрэнк поздоровался с ним за руку. Я последовала его примеру.
– Дэвид, это Камилла, – сказал он. – Она мой друг. Я хотел, чтобы ты с ней познакомился. Камилла, это Дэвид Гаусс.
Я смотрела на него. Он выглядел старше своих двадцати семи. Двадцать семь – это, конечно, уже взрослый человек, но не старый же. А он выглядел старым, несмотря на копну спутанных темно-каштановых волос. У него было тонкое лицо, широко расставленные глаза. Возле рта располагались глубокие складки, точно ему часто приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать. Нос его был нешироким, орлиным.
– Так ты дружишь с Фрэнком? – спросил он.
– Да.
– А как вы с ним подружились?
– Мы с его сестрой учимся в одном классе.
– Это еще не повод, чтобы подружиться.
– Ну, мы разговорились.
– Это уже причина более основательная, – сказал он. – Луиза тоже твой друг?
– Да, – сказала я. – Она мой самый лучший друг. Я хочу сказать…
– Хочешь сказать, что она была твоим лучшим другом, да? – сказал Дэвид с какой-то странной улыбкой.
– Да. Именно. Только я не осознавала этого до того, как сказала Дэвиду, что она мой лучший друг. Только теперь я поняла, что сейчас это уже совсем соответствует истине.
– Да, – сказала я, пристально глядя ему в глаза. Они были цвета воды в зимний день без солнца, когда небо затянуто облаками, и дует резкий ветер, и вода так холодна, что вот-вот покроется льдом.
– Другими словами, – сказал Дэвид, – Фрэнк нравится тебе больше, чем Луиза.
– Да.
– Луизе придется туго, но такова уж жизнь, рано или поздно ей придется принять жизнь такой, какова она есть. Фрэнк, пойди попроси ма принести нам кофе.
– Я сам сварю, – сказал Фрэнк и вышел из комнаты, оставив меня наедине с Дэвидом.
– Садись, – предложил Дэвид. – Расскажи мне о себе. Камилла – как дальше?
– Камилла Дикинсон.
– Мне тебя называть Камилла или мисс Дикинсон?
– Ой, конечно, просто Камилла, – сказала я.
Я села на стул как раз напротив него, чтобы хорошо было видно его лицо. Комната эта, по-видимому, служила и спальней, и гостиной, и кабинетом. В углу стояла больничная кровать, накрытая красным покрывалом. В комнате было много книг, на стене – большая репродукция картины с белой лошадью и несколько страшненьких, состоящих из треугольников абстракций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40