И я у него там жила — тоже никуда. А тут матери позвонила — так, отметиться, — а она орать. Я ей — ты б радовалась, что я живу хорошо и тебе подкинуть деньжат могу, — а она в слезы. И про бабку мне — чтоб на дне рождения была. Не она б — я бы не поехала. А из-за нее… Вот был бы номер — бабка в этот день родилась, а внучка померла. Ничего номерок?
Я невесело усмехнулась. Мне жутко хотелось ее перебить — уточнить, с кем Улитин встречался перед тем, как уйти из банка, у кого искал помощи, и что за люди приезжали к нему уже когда он оттуда ушел, и о чем были разговоры, которые она просто обязана была слышать хотя бы краем уха. И она словно это почувствовала — хотя на меня и не смотрела.
— Я ж не знала, что у него там, — знала, что геморрой с банком. Он сам сказал — есть проблемы, но один х…й прорвемся! А падлы, что проблемы создали, плакать будут! — Она явно цитировала Улитина. У нее даже голос грубел, когда она произносила эти слова. — А больше ничего не говорил. Раньше, в начале еще и до проблем всех, было, что мог при мне с кем-то разговор начать по делам, а народ такой вокруг него был — чуть что, сразу в сторону отводят, не для баб, мол, базар. А мне что — мне на кой их дела? Раньше на тусовках мне все время говорил — этот вот президент нефтяной компании, а этот вот вице-премьер, ему по кайфу было, что такие люди рядом. А потом все — даже спросишь, что за мужик был, а он рукой машет: тебе, мол, что? А мне .что — мне ничего…
. Я отметила автоматически, что для студентки лингвистического университета речь у нее довольно бедная — тут же усмехнувшись мысли о том, что, возможно, на иностранном она говорит лучше, чем на русском. И упрекнув себя за то, что к ней придираюсь. Важно было, что я понимала, о чем она говорит, — а беспокоиться по поводу ее речи предстояло университету. Если она до осени не найдет замену Улитину.
— Он вообще мужик был — даже поддаст, а никаких соплей, даже если х…ево. Я-то видела, что ему х…ево, — а он молчок. Он мне сам давно сказал — красивой бабе мозги не нужны, и ни о чем, кроме мужиков, шмоток и кабаков, ей думать не надо. — На лице ее появилось странное выражение — словно она мечтала снова начать жить именно так и услышать эту фразу от кого-нибудь другого. — Мне и в башку не приходило, что он боится кого, — не выходит из дома и не выходит, может, надоело в Москву мотаться. Слышала, как он охрану предупредил, что на воротах в поселок, — если я не позвонил и не сказал, что ко мне такой-то приедет, а тут приперся кто, вы говорите, что меня нет. Мобильный свой вырубил, ему новый привезли, с другим номером — а телефон, что дома, вообще отключил. Я б знала — все о'кей бы было. А откуда мне узнать? Как-то тоска заела, я даже ныть начала — давай хоть в ресторан съездим, хоть на пару часов в Москву выберемся. А он рукой махнул — и опять на телефон, а потом гостей своих встречать. И чеделю так сидели, дней десять, может. У него народ целый день толчется, одни уехали, другие приехали, а я сплю, или в сауне сижу, или в тренажерном потею, или телик смотрю. И журналов у него куча была — «Плейбои» всякие фирменные, «Пентхаусы». А тут мать с этим днем рождения…
Я не знала, правду она говорит или нет, — но в любом случае я не сомневалась уже, что она не скажет, кто приезжал к Улитину и о чем были разговоры. Может, ей действительно было все равно — и она задавала лишних вопросов. Так что пока рассказ ее был мне бесполезен — и оставалось надеяться на то, что я все-таки услышу от нее хоть что-то ценное.
— А у меня «бээмвуха» у дома в гараже, я ему говорю: Андрюш, мне в Москву надо завтра, у бабки день рождения, отвези. Не приеду — меня мать с дерьмом сожрет. — Она скривилась — похоже, дочерней любви к той, что ее родила, она не испытывала. — А он мне — надо, так езжай, завтра днем кто-нибудь заскочит, а на обратном пути тебя захватит. А я ему — мне утром надо, я домой хочу попасть, и косметика кончается, купить надо, и в салоне бы прическу сделать, и маникюр, и вообще. И прокладки мне нужны — скоро дела мои начнутся, как без них? А он — я без охраны не поеду, а охрана только в понедельник будет.
У него ж банковская была, а тут он ушел, ему пообещали там люди — не день рождения бы этот… Дай сигарету — мои кончились, а куда блок задевала, не помню…
Я молча протянула ей пачку «Житана» — отмечая, как подозрительно она вертит в руках короткий толстый цилиндрик без фильтра, наблюдая, как вставляет его в рот и он после первой же затяжки прилипает к ее губе. Все-таки для того, чтобы курить такие сигареты, нужен навык, женщинам, наверное, несвойственный, — лично я не видела женщин, которые курили бы «Житан» и «Кэмел» без фильтра.
Я, кажется, именно по этой причине в свое время выбрала «Житан» без фильтра — потому что его никто не курил. И еще мне казалось, что он очень подходит творческой личности — особенно такому солдату удачи, как я. Который ходит исключительно в темном, не признает юбок и блузок, отвергает то, что любят женщины — моду, семью, походы по магазинам, — и живет только работой.
Временами опасной, временами грязной работой — составляющей смысл его жизни. И вот уже лет пять я ему не изменяю, «Житану», не представляя, как можно курить что-то другое. Но для человека неподготовленного он не годится.
Она затянулась, едва не поперхнувшись дымом, — после тоненького «Bora», который тянется еле-еле, ей, наверное, пришлось несладко. И покосилась на меня подозрительно — словно думая, что я ей специально подсунула какое-то дерьмо, начиненное, кроме табака, какой-нибудь сывороткой правды. Но я тут же вытащила из пачки сигарету для себя, закуривая на ее глазах, затягиваясь с наслаждением, медленно выпуская дым.
— Ни в какую он, в общем, — но я ж знала, как свое получить. — она ухмыльнулась криво, опасливо поднесла ко рту «житанину». — Мы в час ночи одни остались, я его в сауну потащила —.тебе, говорю, Андрюш, расслабиться надо, ты устал, а я тебе сейчас массаж сделаю. И так расслабила, что до шести не спали.
А в шесть он мне говорит: ладно, если так невтерпеж тебе, поехали сейчас. До дома не довезу, но до Рублевки докину и тачку тебе поймаю. А я еще думаю: главное — поехать, а там и до дома довезет. Собралась быстро, через полчаса выскочили. Он «порш» взял — и вперед. Воскресенье, ночь еще, считай, пусто вообще, тишина и темнота. Выпить хочешь? Вон бар, видишь, в том углу — бутылку возьми и стаканы. Кола в холодильнике, за перегородкой, — а лед в заморозке…
Я автоматически кивнула — скачок ее мысли был слишком быстрым, чтобы я успела его уловить. И встала, направившись туда, куда она указала рукой, — сообразив, что делаю, только когда распахнула дверцу бара, уткнувшись взглядом в выставленные там бутылки. Вина, правда, не было — джин, виски, водка, ром даже присутствовал, но не вино, — но, с другой стороны, я все равно не собиралась пить, а ей спиртное должно было пойти на пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Я невесело усмехнулась. Мне жутко хотелось ее перебить — уточнить, с кем Улитин встречался перед тем, как уйти из банка, у кого искал помощи, и что за люди приезжали к нему уже когда он оттуда ушел, и о чем были разговоры, которые она просто обязана была слышать хотя бы краем уха. И она словно это почувствовала — хотя на меня и не смотрела.
— Я ж не знала, что у него там, — знала, что геморрой с банком. Он сам сказал — есть проблемы, но один х…й прорвемся! А падлы, что проблемы создали, плакать будут! — Она явно цитировала Улитина. У нее даже голос грубел, когда она произносила эти слова. — А больше ничего не говорил. Раньше, в начале еще и до проблем всех, было, что мог при мне с кем-то разговор начать по делам, а народ такой вокруг него был — чуть что, сразу в сторону отводят, не для баб, мол, базар. А мне что — мне на кой их дела? Раньше на тусовках мне все время говорил — этот вот президент нефтяной компании, а этот вот вице-премьер, ему по кайфу было, что такие люди рядом. А потом все — даже спросишь, что за мужик был, а он рукой машет: тебе, мол, что? А мне .что — мне ничего…
. Я отметила автоматически, что для студентки лингвистического университета речь у нее довольно бедная — тут же усмехнувшись мысли о том, что, возможно, на иностранном она говорит лучше, чем на русском. И упрекнув себя за то, что к ней придираюсь. Важно было, что я понимала, о чем она говорит, — а беспокоиться по поводу ее речи предстояло университету. Если она до осени не найдет замену Улитину.
— Он вообще мужик был — даже поддаст, а никаких соплей, даже если х…ево. Я-то видела, что ему х…ево, — а он молчок. Он мне сам давно сказал — красивой бабе мозги не нужны, и ни о чем, кроме мужиков, шмоток и кабаков, ей думать не надо. — На лице ее появилось странное выражение — словно она мечтала снова начать жить именно так и услышать эту фразу от кого-нибудь другого. — Мне и в башку не приходило, что он боится кого, — не выходит из дома и не выходит, может, надоело в Москву мотаться. Слышала, как он охрану предупредил, что на воротах в поселок, — если я не позвонил и не сказал, что ко мне такой-то приедет, а тут приперся кто, вы говорите, что меня нет. Мобильный свой вырубил, ему новый привезли, с другим номером — а телефон, что дома, вообще отключил. Я б знала — все о'кей бы было. А откуда мне узнать? Как-то тоска заела, я даже ныть начала — давай хоть в ресторан съездим, хоть на пару часов в Москву выберемся. А он рукой махнул — и опять на телефон, а потом гостей своих встречать. И чеделю так сидели, дней десять, может. У него народ целый день толчется, одни уехали, другие приехали, а я сплю, или в сауне сижу, или в тренажерном потею, или телик смотрю. И журналов у него куча была — «Плейбои» всякие фирменные, «Пентхаусы». А тут мать с этим днем рождения…
Я не знала, правду она говорит или нет, — но в любом случае я не сомневалась уже, что она не скажет, кто приезжал к Улитину и о чем были разговоры. Может, ей действительно было все равно — и она задавала лишних вопросов. Так что пока рассказ ее был мне бесполезен — и оставалось надеяться на то, что я все-таки услышу от нее хоть что-то ценное.
— А у меня «бээмвуха» у дома в гараже, я ему говорю: Андрюш, мне в Москву надо завтра, у бабки день рождения, отвези. Не приеду — меня мать с дерьмом сожрет. — Она скривилась — похоже, дочерней любви к той, что ее родила, она не испытывала. — А он мне — надо, так езжай, завтра днем кто-нибудь заскочит, а на обратном пути тебя захватит. А я ему — мне утром надо, я домой хочу попасть, и косметика кончается, купить надо, и в салоне бы прическу сделать, и маникюр, и вообще. И прокладки мне нужны — скоро дела мои начнутся, как без них? А он — я без охраны не поеду, а охрана только в понедельник будет.
У него ж банковская была, а тут он ушел, ему пообещали там люди — не день рождения бы этот… Дай сигарету — мои кончились, а куда блок задевала, не помню…
Я молча протянула ей пачку «Житана» — отмечая, как подозрительно она вертит в руках короткий толстый цилиндрик без фильтра, наблюдая, как вставляет его в рот и он после первой же затяжки прилипает к ее губе. Все-таки для того, чтобы курить такие сигареты, нужен навык, женщинам, наверное, несвойственный, — лично я не видела женщин, которые курили бы «Житан» и «Кэмел» без фильтра.
Я, кажется, именно по этой причине в свое время выбрала «Житан» без фильтра — потому что его никто не курил. И еще мне казалось, что он очень подходит творческой личности — особенно такому солдату удачи, как я. Который ходит исключительно в темном, не признает юбок и блузок, отвергает то, что любят женщины — моду, семью, походы по магазинам, — и живет только работой.
Временами опасной, временами грязной работой — составляющей смысл его жизни. И вот уже лет пять я ему не изменяю, «Житану», не представляя, как можно курить что-то другое. Но для человека неподготовленного он не годится.
Она затянулась, едва не поперхнувшись дымом, — после тоненького «Bora», который тянется еле-еле, ей, наверное, пришлось несладко. И покосилась на меня подозрительно — словно думая, что я ей специально подсунула какое-то дерьмо, начиненное, кроме табака, какой-нибудь сывороткой правды. Но я тут же вытащила из пачки сигарету для себя, закуривая на ее глазах, затягиваясь с наслаждением, медленно выпуская дым.
— Ни в какую он, в общем, — но я ж знала, как свое получить. — она ухмыльнулась криво, опасливо поднесла ко рту «житанину». — Мы в час ночи одни остались, я его в сауну потащила —.тебе, говорю, Андрюш, расслабиться надо, ты устал, а я тебе сейчас массаж сделаю. И так расслабила, что до шести не спали.
А в шесть он мне говорит: ладно, если так невтерпеж тебе, поехали сейчас. До дома не довезу, но до Рублевки докину и тачку тебе поймаю. А я еще думаю: главное — поехать, а там и до дома довезет. Собралась быстро, через полчаса выскочили. Он «порш» взял — и вперед. Воскресенье, ночь еще, считай, пусто вообще, тишина и темнота. Выпить хочешь? Вон бар, видишь, в том углу — бутылку возьми и стаканы. Кола в холодильнике, за перегородкой, — а лед в заморозке…
Я автоматически кивнула — скачок ее мысли был слишком быстрым, чтобы я успела его уловить. И встала, направившись туда, куда она указала рукой, — сообразив, что делаю, только когда распахнула дверцу бара, уткнувшись взглядом в выставленные там бутылки. Вина, правда, не было — джин, виски, водка, ром даже присутствовал, но не вино, — но, с другой стороны, я все равно не собиралась пить, а ей спиртное должно было пойти на пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127