— Планы есть — но думать надо.
Вот посплю еще — может, чего в голову и придет. Или в контору приду, на телефоне посижу, газеты полистаю…
— Шеф ждет, Ленская, — сухо напомнила Наташка, вдруг вспоминая, что она первый зам, а значит, обязана быть строгой и неумолимой. И никакие личные отношения роли играть не должны. — Тебя-то не было сегодня — а я от Сережи выслушала по полной программе. За тебя в том числе — расскажу, когда заявишься.
Все, даю тебе две минуты, и трубку не вешай — сиди и думай. Поняла?
Я дотянулась до пачки, закуривая вторую «житанину», огляделась по сторонам, словно рассчитывая наткнуться взглядом на идею. Но ничего такого не увидела вокруг. В комнате привычный для меня и неудивительный при моей жизни и натуре бардак, но никаких следов сенсаций. Кровать изжевана и пуста, в углу у музыкального центра куча дисков, чьи обложки вряд ли на что-нибудь меня натолкнут, шкаф с вещами закрыт, туалетный столик завален, но только косметикой, белые стены густо испещрены не идеями, но синими, красными, зелеными и желтыми пятнами — результат моего, так сказать, творчества в качестве несостоявшегося дизайнера, регулярно преображающего собственное жилище. Вот и все, пожалуй.
И в голове такой же хаос. Смутные обрывки сна, неровные клочки идей, бесформенные кляксы мыслей.
— Ну? — Наташка была неумолима, видно, главный и вправду разошелся и она боялась не выполнить его приказ. На него находит иногда — и я, в общем, понимала ее состояние. Хотя она мое — нет.
— Ну есть кое-что, — произнесла неуверенно, не зная точно, чем закончится фраза. — Не по телефону, конечно…
— Юлька, мне из-за тебя голову открутят — а она мне нужна, между прочим.
В голосе Наташки был дружеский укор, а не начальнические нотки. И я выхватила из хаоса первое, что попалось под руку, — понимая, что попалось совсем не то. Нечто совершенно неконкретное, просто кусок информации, который вчера показался мне любопытным — но не более того.
— В общем, это расследование, — ляпнула решительно, говоря себе, что тему потом можно перезаявить, ничего страшного — а сейчас главное, чтоб меня оставили в покое. — Тут вчера информация проходила, что банкир один умер.
Ума-тов, Улетов… нет, Улитин. Вот хотела покопаться…
— А что тут копаться — ну умер и умер. — Наташка была разочарована и недовольна, кажется, справедливо подозревая меня в желании от нее отвязаться. — Ладно если бы убили — а то…
— Во-первых, ему было всего тридцать три — а не мне тебе говорить, как банкиры пекутся о своем драгоценном здоровье, — выговорила медленно и весомо, стремясь придать своим словам как можно больше убедительности. — А во-вторых…
Ты слышала, чтобы хоть один банкир умер сам?
— Да вроде нет, — после некоторого раздумья выдавила из себя Наташка, кажется, сраженная вескостью моего довода — хотя надо признать, что я была сражена не меньше ее, не ожидала от себя столь глубокого афоризма. — Так ты думаешь…
— Да что тут думать?! — уронила категорично. — Банкиры сами не умирают.
А теперь отстань…
Когда я забралась обратно в постель, на губах у меня была все та же дебильная улыбка — которую я хранила как пропуск в тот сладкий сон, из которого меня вырвали. И стоит его предъявить, как. меня тут же впустят обратно — туда, где нет планерок, летучек и сенсаций, где нет торговцев воздухом и бандитов, врущих политиков и проворовавшихся чиновников. И покойных банкиров, кстати, тоже. И еще там нет предложений взять деньги за отказ от темы или рекламную статью, нет угроз по телефону и в лицо, нет недвусмысленных намеков на неприятные последствия.
В общем, это тот мир, который совсем не похож на мой — который девственно-наивен, розово-чист, по-детски невинен. И потому, несмотря на всю свою приятность, ужасно скучен. И может, по этой причине я сдала пропуск и, сев рывком, вернулась обратно в реальность.
Потому что тут куда веселее…
Стрелка весов замерла на отметке шестьдесят пять. Заставив меня непонимающе покачать головой.
Я оглядела себя удивленно — а потом и их. Сломались, что ли? Я ведь только после душа, голая, и нет на мне одежды, которая могла бы весить пять кило — если такая тяжеловесная одежда вообще существует, водолазный костюм и бронежилет не в счет, естественно. А украшения — достаточно скромные и немногочисленные — тянут граммов на сто, может, и то вряд ли.
Ну конечно — вода! Я только вылезла из ванны, а так как всегда ненавидела вытираться, я мокрая вся насквозь, на мне ж черт знает сколько воды!
Мысль успокоила на мгновение, и я решительно стащила с никелированной сушилки полотенце и, вытершись яростно, встала обратно на белый плоский квадратик. С недоумением отмечая, что вешу по-прежнему шестьдесят пять килограммов.
Ну просто хамство — пытаться с самого, можно сказать, утра испортить мне настроение! Ничего, что уже двенадцать — раз я только встала, значит, еще утро. И тут такой пассаж. Не то чтобы я жутко расстроилась — к внешности я отношусь не слишком трепетно, некогда мне особо ей внимание уделять, она сама о себе заботится. Занимается, так сказать, саморегулированием. Но все же немного неприятно. Совсем чуть-чуть.
Рост у меня ровно сто шестьдесят восемь сантиметров. И кто-то шибко умный — кто всегда представлялся мне неимоверно худым, комплексующим по поводу своей худобы человеком, ненавидящим тех, кто не гремит костями при передвижении и кому мягко сидеть благодаря слою жирка в соответствующем месте, — высчитал, что при таком росте весить я должна пятьдесят восемь кило. Меньше можно, больше нельзя. Две недели назад я, кажется, весила шестьдесят один с половиной — и это тоже ничего. Но шестьдесят пять…
Я презрительно покосилась на лживые весы. Обещая им, что если они обманут меня и завтра, я выкину их и заменю на новые, которые окажутся поумнее и не будут меня гневить. А потом босиком пошла в прихожую, к большому, во весь мой рост, зеркалу. И удовлетворенно отметила, что вроде все как всегда.
Маленькие жирненькие грудки совсем не выросли и торчат себе довольно дерзко для моих почти двадцати восьми лет. Попка, по-прежнему смотрящая вверх, не обрюзгла и не опала к пяткам. Может, ляжки стали чуть потолще, так это нестрашно — я все равно ношу обтягивающие джинсы, а раз в них влезаю, значит, все в порядке. И намек на животик, похоже, появился — такой легкий, но предметный намек. И складки имеются, если нагнуться. А так все очень ничего.
«Да не очень ничего, а просто супер!» — поправила себя с улыбкой. Для моего возраста да с моим образом жизни — действительно супер. Ну вены на ногах проступили кое-где — так это значит всего лишь, что у меня кожа тонкая, мне это в плюс опять же. Да и под джинсами не видно никаких вен, и в постели тоже — в последнее время я начала надевать чулки перед сексом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Вот посплю еще — может, чего в голову и придет. Или в контору приду, на телефоне посижу, газеты полистаю…
— Шеф ждет, Ленская, — сухо напомнила Наташка, вдруг вспоминая, что она первый зам, а значит, обязана быть строгой и неумолимой. И никакие личные отношения роли играть не должны. — Тебя-то не было сегодня — а я от Сережи выслушала по полной программе. За тебя в том числе — расскажу, когда заявишься.
Все, даю тебе две минуты, и трубку не вешай — сиди и думай. Поняла?
Я дотянулась до пачки, закуривая вторую «житанину», огляделась по сторонам, словно рассчитывая наткнуться взглядом на идею. Но ничего такого не увидела вокруг. В комнате привычный для меня и неудивительный при моей жизни и натуре бардак, но никаких следов сенсаций. Кровать изжевана и пуста, в углу у музыкального центра куча дисков, чьи обложки вряд ли на что-нибудь меня натолкнут, шкаф с вещами закрыт, туалетный столик завален, но только косметикой, белые стены густо испещрены не идеями, но синими, красными, зелеными и желтыми пятнами — результат моего, так сказать, творчества в качестве несостоявшегося дизайнера, регулярно преображающего собственное жилище. Вот и все, пожалуй.
И в голове такой же хаос. Смутные обрывки сна, неровные клочки идей, бесформенные кляксы мыслей.
— Ну? — Наташка была неумолима, видно, главный и вправду разошелся и она боялась не выполнить его приказ. На него находит иногда — и я, в общем, понимала ее состояние. Хотя она мое — нет.
— Ну есть кое-что, — произнесла неуверенно, не зная точно, чем закончится фраза. — Не по телефону, конечно…
— Юлька, мне из-за тебя голову открутят — а она мне нужна, между прочим.
В голосе Наташки был дружеский укор, а не начальнические нотки. И я выхватила из хаоса первое, что попалось под руку, — понимая, что попалось совсем не то. Нечто совершенно неконкретное, просто кусок информации, который вчера показался мне любопытным — но не более того.
— В общем, это расследование, — ляпнула решительно, говоря себе, что тему потом можно перезаявить, ничего страшного — а сейчас главное, чтоб меня оставили в покое. — Тут вчера информация проходила, что банкир один умер.
Ума-тов, Улетов… нет, Улитин. Вот хотела покопаться…
— А что тут копаться — ну умер и умер. — Наташка была разочарована и недовольна, кажется, справедливо подозревая меня в желании от нее отвязаться. — Ладно если бы убили — а то…
— Во-первых, ему было всего тридцать три — а не мне тебе говорить, как банкиры пекутся о своем драгоценном здоровье, — выговорила медленно и весомо, стремясь придать своим словам как можно больше убедительности. — А во-вторых…
Ты слышала, чтобы хоть один банкир умер сам?
— Да вроде нет, — после некоторого раздумья выдавила из себя Наташка, кажется, сраженная вескостью моего довода — хотя надо признать, что я была сражена не меньше ее, не ожидала от себя столь глубокого афоризма. — Так ты думаешь…
— Да что тут думать?! — уронила категорично. — Банкиры сами не умирают.
А теперь отстань…
Когда я забралась обратно в постель, на губах у меня была все та же дебильная улыбка — которую я хранила как пропуск в тот сладкий сон, из которого меня вырвали. И стоит его предъявить, как. меня тут же впустят обратно — туда, где нет планерок, летучек и сенсаций, где нет торговцев воздухом и бандитов, врущих политиков и проворовавшихся чиновников. И покойных банкиров, кстати, тоже. И еще там нет предложений взять деньги за отказ от темы или рекламную статью, нет угроз по телефону и в лицо, нет недвусмысленных намеков на неприятные последствия.
В общем, это тот мир, который совсем не похож на мой — который девственно-наивен, розово-чист, по-детски невинен. И потому, несмотря на всю свою приятность, ужасно скучен. И может, по этой причине я сдала пропуск и, сев рывком, вернулась обратно в реальность.
Потому что тут куда веселее…
Стрелка весов замерла на отметке шестьдесят пять. Заставив меня непонимающе покачать головой.
Я оглядела себя удивленно — а потом и их. Сломались, что ли? Я ведь только после душа, голая, и нет на мне одежды, которая могла бы весить пять кило — если такая тяжеловесная одежда вообще существует, водолазный костюм и бронежилет не в счет, естественно. А украшения — достаточно скромные и немногочисленные — тянут граммов на сто, может, и то вряд ли.
Ну конечно — вода! Я только вылезла из ванны, а так как всегда ненавидела вытираться, я мокрая вся насквозь, на мне ж черт знает сколько воды!
Мысль успокоила на мгновение, и я решительно стащила с никелированной сушилки полотенце и, вытершись яростно, встала обратно на белый плоский квадратик. С недоумением отмечая, что вешу по-прежнему шестьдесят пять килограммов.
Ну просто хамство — пытаться с самого, можно сказать, утра испортить мне настроение! Ничего, что уже двенадцать — раз я только встала, значит, еще утро. И тут такой пассаж. Не то чтобы я жутко расстроилась — к внешности я отношусь не слишком трепетно, некогда мне особо ей внимание уделять, она сама о себе заботится. Занимается, так сказать, саморегулированием. Но все же немного неприятно. Совсем чуть-чуть.
Рост у меня ровно сто шестьдесят восемь сантиметров. И кто-то шибко умный — кто всегда представлялся мне неимоверно худым, комплексующим по поводу своей худобы человеком, ненавидящим тех, кто не гремит костями при передвижении и кому мягко сидеть благодаря слою жирка в соответствующем месте, — высчитал, что при таком росте весить я должна пятьдесят восемь кило. Меньше можно, больше нельзя. Две недели назад я, кажется, весила шестьдесят один с половиной — и это тоже ничего. Но шестьдесят пять…
Я презрительно покосилась на лживые весы. Обещая им, что если они обманут меня и завтра, я выкину их и заменю на новые, которые окажутся поумнее и не будут меня гневить. А потом босиком пошла в прихожую, к большому, во весь мой рост, зеркалу. И удовлетворенно отметила, что вроде все как всегда.
Маленькие жирненькие грудки совсем не выросли и торчат себе довольно дерзко для моих почти двадцати восьми лет. Попка, по-прежнему смотрящая вверх, не обрюзгла и не опала к пяткам. Может, ляжки стали чуть потолще, так это нестрашно — я все равно ношу обтягивающие джинсы, а раз в них влезаю, значит, все в порядке. И намек на животик, похоже, появился — такой легкий, но предметный намек. И складки имеются, если нагнуться. А так все очень ничего.
«Да не очень ничего, а просто супер!» — поправила себя с улыбкой. Для моего возраста да с моим образом жизни — действительно супер. Ну вены на ногах проступили кое-где — так это значит всего лишь, что у меня кожа тонкая, мне это в плюс опять же. Да и под джинсами не видно никаких вен, и в постели тоже — в последнее время я начала надевать чулки перед сексом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127