Перед тем, как железная дверь изолятора временного содержания открылась на выход, ему вернули шнурки и ремень.
– До встречи, – сказал милиционер, и Копа автоматически кивнул прежде, чем осознал смысл услышанного.
На улице моросил дождь. Сгорбившись и натянув капюшон. Копа двинулся к выходу со двора, прикидывая, к кому бы завалиться за выпивкой и отпраздновать освобождение, но был остановлен двумя неизвестными, вышедшими навстречу ему из автомашины.
– Минуточку, – сказал один из них, показывая удостоверение. – Уголовный розыск. Отдел по борьбе с имущественными преступлениями.
– С кем?
– С инопланетными пришельцами, – оперативник распахнул заднюю дверцу бежевого УАЗа. – Садись, поехали.
– Куда? Слышь, я не знаю, с кем вы там боретесь, меня это мало колышет, но ты чего-то путаешь. Да меня только что выпустили! Нет такого закона, чтобы сразу сажать.
– Ну почему? Отсидел за пистолет, а теперь по грабежам к тебе вопросы появились.
Копа оглянулся на тюремные окна. Пять минут назад он вышел из камеры – и, похоже, скоро вернется обратно. Ироничный, уверенный вид оперов подсказывал, что сейчас у них на руках все козыри. Он вспомнил, как его снимали для телевидения вскоре после задержания. Еще тогда испугался, что могут опознать, но три дня прошло, дополнительных обвинений никто не предъявил, и он успокоился, тем более что сокамерник – опытный, засиженный мужичонка – подтвердил: сейчас все боятся и к ментам не идут.
В голове у Копы помутилось, и он бросился на оперов. Схватка была короткой: испитая печень бывшего штангиста сдалась при первом же контакте с кулаком призера «Динамо» по боксу. Оставалось только орать, когда надевали «браслеты» и запихивали в машину.
– Чудак человек! Нашел, где сопротивляться. Копу отвезли в отделение, где все было готово для проведения следственных действий. Какое-то время он продолжал буянить, но после того, как четверо потерпевших его уверенно опознали, притих, а протокол допроса подписал совсем мирно.
– Может быть, адвокат, тебе все-таки нужен? – спросил следователь, готовясь заполнить протокол задержания.
– Да на хер он сдался? Только бабки сосет! Я сразу понял, что ему хата моя нужна, все ждал, когда спросит, а он чего-то меньжевался. Дайте лучше закурить.
Умиротворенный сигаретой, Копа принялся философствовать, наблюдая, как на желтоватую бумагу ложатся строчки, лишающие его свободы:
– Что мое – то мое. Отсижу! Уважаю, что чужого не вешаете.
– Тебе свое бы унести…
– За свое не обидно. За свое можно и посидеть. Но, прошу обратить внимание, квартиры я не чистил. С того, что я у барыг брал, они беднее не стали. И не стрелял я ни в кого!
– Потому, что не из чего было. Окажись у тебя пушка не газовая, а боевая – рано или поздно кого-нибудь бы завалил.
– Не надо, – Копа поднял грязный палец, – не надо меня грузить. Я, может, и грабил, но никогда близко к мокрому не стоял…
После того, как следователь ушел, опера налили Копачеву водки:
– Держи, не страдай.
– Благодарю, – он растянул дозу на три приема. – Я ж все понимаю, когда по-человечески. У вас работа такая – сажать. А мне, стало быть, сидеть надо. Сложись немного по-другому – и наоборот могло бы быть. Я ж не всю жизнь таким был, не с детства! А насчет убийства вы – зря. Хоть автомат мне дай, хоть пулемет – ни-когда бы не стал. Что я, пушку настоящую достать не мог? Ха! Специально брать не стал, потому что не нужно мне это…
В коридоре ИВС Копачев раскланялся с остолбеневшим при его появлении Трубоукладчиковым.,
– Плохо работаете! – сказал он, проходя мимо и, сложив за спиной руки, встал перед дверью своей прежней камеры. – Давай, военный, запускай!
Копачев не так уж сильно захмелел от выпитого, больше куражился, бравировал своей бесшабашностью, но адвокат не поверил в его задержание до тех пор, пока не увидел бумаги, а до того успел спросить у контролера:
– Вы что, пьяных вместо вытрезвителя сюда стали привозить?
На улице Вениамина Яковлевича ждал неприятный разговор с озверевшим Санитаром, ждавшим Копу несколько часов:
– Тебя за кем посылали?
Садиться в бандитский джип не хотелось, но Трубоукладчиков превозмог себя и влез на заднее сиденье, почему-то прикрывая нижнюю часть живота портфелем. От волнения и остроты ситуации он перестал заикаться, так что объясниться удалось довольно быстро, хотя поначалу контрразведчик не слушал никаких аргументов, а всем фактам противопоставлял совершенно бредовые требования, наподобие следующего: «Что хошь делай, хоть местами с ним меняйся, но Копу сюда подай».
В конце беседы, когда диалог можно было считать состоявшимся, Вениамин Яковлевич счел возможным попенять:
– Между прочим, его дважды мимо вас провезли, в бежевом «уазике», а вы ничего не заметили.
Санитар промолчал, но посмотрел на адвоката так внимательно, что тот прикусил язык и счел за благо не настаивать:
– Правда, тут есть и другая дорога. Я сам про нее раньше не знал.
С достоинством выйти из положения контрразведчику позволил сотовый телефон. Этим номером пользовались только самые доверенные из числа подручных, и он поспешил ответить, одновременно делая знак посторонним покинуть машину.
– Слушаю.
– Алло, Санитар? Взяли мы тут одного, который Диверсанта подстрелил. Жилистый, гад, оказался…
– Эй, хозяева!
Мужчина стоял, облокотившись о калитку, и уходить не собирался. Среднего роста, плотный, с лицом отставного военного, в выцветшей офицерской рубашке, спортивных брюках «Найк» и сандалиях на босу ногу.
Казначей рассматривал его сквозь тюлевую занавеску, держась подальше от окна.
– Не нравится он мне.
– Это сосед, из третьего дома, – пояснил Перекатников. – Просто так не отвяжется.
Казначей развернулся к Валентину, сказал со злостью, прищурившись:
– Тебя это, кажется, радует. Пожаловаться ему хочешь?
– На что мне жаловаться? – Валентин старался, чтобы голос звучал равнодушно. – Мы с ним выпивали иногда, когда я здесь бывал. Ему супруга дома не разрешает, он и привык сюда бегать.
Мужчина раскрутил проволочку, служившую вместо запора, толкнул калитку и зашел на участок. Вблизи его вид не понравился Казначею еще больше: сосед шагал не торопясь, приглядывался к траве, как будто искал следы, словно опытный пограничник.
– На речке он нас срисовал, – вздохнул Артем. – Говорил я, что не фиг туда соваться. Что делать будем?
За прошедшие дни купались неоднократно, и Казначей – не меньше других. О безопасности никто всерьез не думал. Синее небо, чистая вода и теплый песок, обилие водки, за которой несколько раз бегали в местный сельмаг, – казалось, что все беды остались в прошлом. Только приглядывали, чтоб не удрал Валентин. О возможности ареста, равно как и о дальнейших планах, каждый думал в одиночку, в короткие угарные минуты между окончанием пьянки и наступлением сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– До встречи, – сказал милиционер, и Копа автоматически кивнул прежде, чем осознал смысл услышанного.
На улице моросил дождь. Сгорбившись и натянув капюшон. Копа двинулся к выходу со двора, прикидывая, к кому бы завалиться за выпивкой и отпраздновать освобождение, но был остановлен двумя неизвестными, вышедшими навстречу ему из автомашины.
– Минуточку, – сказал один из них, показывая удостоверение. – Уголовный розыск. Отдел по борьбе с имущественными преступлениями.
– С кем?
– С инопланетными пришельцами, – оперативник распахнул заднюю дверцу бежевого УАЗа. – Садись, поехали.
– Куда? Слышь, я не знаю, с кем вы там боретесь, меня это мало колышет, но ты чего-то путаешь. Да меня только что выпустили! Нет такого закона, чтобы сразу сажать.
– Ну почему? Отсидел за пистолет, а теперь по грабежам к тебе вопросы появились.
Копа оглянулся на тюремные окна. Пять минут назад он вышел из камеры – и, похоже, скоро вернется обратно. Ироничный, уверенный вид оперов подсказывал, что сейчас у них на руках все козыри. Он вспомнил, как его снимали для телевидения вскоре после задержания. Еще тогда испугался, что могут опознать, но три дня прошло, дополнительных обвинений никто не предъявил, и он успокоился, тем более что сокамерник – опытный, засиженный мужичонка – подтвердил: сейчас все боятся и к ментам не идут.
В голове у Копы помутилось, и он бросился на оперов. Схватка была короткой: испитая печень бывшего штангиста сдалась при первом же контакте с кулаком призера «Динамо» по боксу. Оставалось только орать, когда надевали «браслеты» и запихивали в машину.
– Чудак человек! Нашел, где сопротивляться. Копу отвезли в отделение, где все было готово для проведения следственных действий. Какое-то время он продолжал буянить, но после того, как четверо потерпевших его уверенно опознали, притих, а протокол допроса подписал совсем мирно.
– Может быть, адвокат, тебе все-таки нужен? – спросил следователь, готовясь заполнить протокол задержания.
– Да на хер он сдался? Только бабки сосет! Я сразу понял, что ему хата моя нужна, все ждал, когда спросит, а он чего-то меньжевался. Дайте лучше закурить.
Умиротворенный сигаретой, Копа принялся философствовать, наблюдая, как на желтоватую бумагу ложатся строчки, лишающие его свободы:
– Что мое – то мое. Отсижу! Уважаю, что чужого не вешаете.
– Тебе свое бы унести…
– За свое не обидно. За свое можно и посидеть. Но, прошу обратить внимание, квартиры я не чистил. С того, что я у барыг брал, они беднее не стали. И не стрелял я ни в кого!
– Потому, что не из чего было. Окажись у тебя пушка не газовая, а боевая – рано или поздно кого-нибудь бы завалил.
– Не надо, – Копа поднял грязный палец, – не надо меня грузить. Я, может, и грабил, но никогда близко к мокрому не стоял…
После того, как следователь ушел, опера налили Копачеву водки:
– Держи, не страдай.
– Благодарю, – он растянул дозу на три приема. – Я ж все понимаю, когда по-человечески. У вас работа такая – сажать. А мне, стало быть, сидеть надо. Сложись немного по-другому – и наоборот могло бы быть. Я ж не всю жизнь таким был, не с детства! А насчет убийства вы – зря. Хоть автомат мне дай, хоть пулемет – ни-когда бы не стал. Что я, пушку настоящую достать не мог? Ха! Специально брать не стал, потому что не нужно мне это…
В коридоре ИВС Копачев раскланялся с остолбеневшим при его появлении Трубоукладчиковым.,
– Плохо работаете! – сказал он, проходя мимо и, сложив за спиной руки, встал перед дверью своей прежней камеры. – Давай, военный, запускай!
Копачев не так уж сильно захмелел от выпитого, больше куражился, бравировал своей бесшабашностью, но адвокат не поверил в его задержание до тех пор, пока не увидел бумаги, а до того успел спросить у контролера:
– Вы что, пьяных вместо вытрезвителя сюда стали привозить?
На улице Вениамина Яковлевича ждал неприятный разговор с озверевшим Санитаром, ждавшим Копу несколько часов:
– Тебя за кем посылали?
Садиться в бандитский джип не хотелось, но Трубоукладчиков превозмог себя и влез на заднее сиденье, почему-то прикрывая нижнюю часть живота портфелем. От волнения и остроты ситуации он перестал заикаться, так что объясниться удалось довольно быстро, хотя поначалу контрразведчик не слушал никаких аргументов, а всем фактам противопоставлял совершенно бредовые требования, наподобие следующего: «Что хошь делай, хоть местами с ним меняйся, но Копу сюда подай».
В конце беседы, когда диалог можно было считать состоявшимся, Вениамин Яковлевич счел возможным попенять:
– Между прочим, его дважды мимо вас провезли, в бежевом «уазике», а вы ничего не заметили.
Санитар промолчал, но посмотрел на адвоката так внимательно, что тот прикусил язык и счел за благо не настаивать:
– Правда, тут есть и другая дорога. Я сам про нее раньше не знал.
С достоинством выйти из положения контрразведчику позволил сотовый телефон. Этим номером пользовались только самые доверенные из числа подручных, и он поспешил ответить, одновременно делая знак посторонним покинуть машину.
– Слушаю.
– Алло, Санитар? Взяли мы тут одного, который Диверсанта подстрелил. Жилистый, гад, оказался…
– Эй, хозяева!
Мужчина стоял, облокотившись о калитку, и уходить не собирался. Среднего роста, плотный, с лицом отставного военного, в выцветшей офицерской рубашке, спортивных брюках «Найк» и сандалиях на босу ногу.
Казначей рассматривал его сквозь тюлевую занавеску, держась подальше от окна.
– Не нравится он мне.
– Это сосед, из третьего дома, – пояснил Перекатников. – Просто так не отвяжется.
Казначей развернулся к Валентину, сказал со злостью, прищурившись:
– Тебя это, кажется, радует. Пожаловаться ему хочешь?
– На что мне жаловаться? – Валентин старался, чтобы голос звучал равнодушно. – Мы с ним выпивали иногда, когда я здесь бывал. Ему супруга дома не разрешает, он и привык сюда бегать.
Мужчина раскрутил проволочку, служившую вместо запора, толкнул калитку и зашел на участок. Вблизи его вид не понравился Казначею еще больше: сосед шагал не торопясь, приглядывался к траве, как будто искал следы, словно опытный пограничник.
– На речке он нас срисовал, – вздохнул Артем. – Говорил я, что не фиг туда соваться. Что делать будем?
За прошедшие дни купались неоднократно, и Казначей – не меньше других. О безопасности никто всерьез не думал. Синее небо, чистая вода и теплый песок, обилие водки, за которой несколько раз бегали в местный сельмаг, – казалось, что все беды остались в прошлом. Только приглядывали, чтоб не удрал Валентин. О возможности ареста, равно как и о дальнейших планах, каждый думал в одиночку, в короткие угарные минуты между окончанием пьянки и наступлением сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67