ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Он окинул взглядом зад. Было много незнакомых лиц, впрочем как две капли воды похожих на те, что уже успели примелькаться. Но были и завсегдатаи. Вот худенький паренек, этот играет очень азартно, но приходит не часто, видно, не всегда есть что ставить.
Вадим подошел к столу, где крутилась рулетка, и стал наблюдать за игрой. Постепенно им начало овладевать то чувство, которое он все время пытался гнать от себя, — руки почему-то вспотели, начали дрожать пальцы.
— Делайте ставки, — сказал крупье. Сегодня это был мужчина.
Вадим бросил на стол несколько фишек. Весь мир сразу поблек, как будто выцвел. Реальным казался только невозмутимый крупье, неподвижно застывший над колесом рулетки.
— Двадцать семь! — разнеслось над столом.
Вадим нервно сглотнул и до хруста сдавил холодные пальцы. На двадцать семь он поставил две зеленые фишки. Теперь все пойдет как надо. Фортуна снова обернется к нему лицом.
Семьдесят долларов… Неплохо? А сколько он уже проиграл? Немерено. И считать не хочется.
Сосчитать было нетрудно, потому что Вадим пришел сюда с той тысячей, которая осталась от продажи машины.
«Да… Блин! А ведь говорил себе, что больше ста ставить не буду. Не больше ста… Ну ста пятидесяти.
Девушка услужливо спросила:
— Не принести ли чего-нибудь?
— Ничего не надо!
Неужели не видит, что проиграл? Жалостливая! Все они тут жалостливые… А сами руки потирают. Хороший навар сегодня, премию дадут.
— Тридцать.
Это уже не сон. Вадима бросило в жар, задрожали пальцы, теплая волна нахлынула и ушла. Он опять выиграл. И выиграл-то случайно, потому что, думая о своем, машинально поставил фишку не в один доллар, а в десять. Ошибка… Случайность… Или судьба? Ведь теперь у него уже триста пятьдесят!
В горле пересохло, захотелось выпить. И безудержно хотелось поставить еще. Чтобы снова испытать то блаженство, когда стрелка движется все медленнее и медленнее, едва пересчитывая деления, а все вокруг неотрывно смотрят на нее и ждут, ждут с замиранием сердца. И каждый думает: «А вдруг?» Но чаще всего этого «вдруг» не случается. Слишком много цифр. И слишком мало денег…
«У меня шестьсот, — думал Вадим. — Я вернул больше половины из того, что проиграл. Больше играть нельзя. Не за то отец сына бил, что, играл, а за то, что отыгрывался».
Этот закон знали все, но дополнять его находили в себе силы немногие.
— Оплатить.
— Все? — Крупье приостановился и занялся детскими штучками — выстроил все фишки столбиками по двадцать, положил набок, сдвинул, провел ногтем. — Все оплатить?
— Триста.
Столбик поехал назад. «Что я делаю!»
Снова появилась девушка; которая предлагала кофе или что-то еще.
— Один чай с лимоном и пачку «Мальборо». И побыстрее, пожалуйста.
«Зачем я оставил так много! Хватило бы пятидесяти… Да надо еще дать крупье, я забыл…». Две фишки полетели крупье. Тот поймал их, поблагодарил, стукнул по дереву и сунул в щель. Подошла маленькая вьетнамочка, которую Вадим видел здесь уже не раз. Она поставила вокруг семнадцати: четырнадцать, восемнадцать и двадцать. И по пять штук. Да еще двадцать пять на всю тройку. Третий из игравших, щуплый парнишка, взял зеро, шесть, тридцать пять и одиннадцать.
Крупье открыл рот, чтобы сказать: «Ставки сделаны», но Вадим успел подхватить пять синих, наклониться и просунуть их на семнадцать между столбиками вьетнамки. Он еще выпрямлялся, когда вьетнамка дернула головой, как бы предчувствуя свою ошибку.
Шарик лежал на цифре семнадцать.
«Но она, все равно не в проигрыше. Берет пять на семнадцать на четыре. Это будет… Триста сорок. Плюс двадцать пять на одиннадцать. Еще двести семьдесят пять. Молодец тетка! Крупье явно занервничал — начал проигрывать.
Сейчас его сменят, и тогда плакали наши денежки».
Вадим по-прежнему верил в магическую власть крупье над колесом рулетки.
Крупье, однако, не сменили.
— Синими. Два для вас.
— Спасибо. Делайте ставки.
Вьетнамка поставила на восемь, семь, четырнадцать и двадцать один. Замерла с горстью фишек в руке, а потом бросила три на зеро. Парнишка, проигравший почти все, что взял вначале, забил последнюю тройку: тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть.
Играть и хотелось и нет. Ведь он уже почти отыгрался.
— Тридцать один, — Крупье довольно сгреб фишки.
Все проиграли.
«Красное-черное, красное-черное, — жужжало в голове. — Поставь на зеро. Девять на зеро. Зеро-один — пять, зеро-три — пять, один-два-три-зеро — десять».
Крупье смотрел на Вадима с неким подобием улыбки.
— Ну нет, — сказал Вадим вслух, — на сегодня хватит.
Он вдруг понял, что все кончилось. Он наконец: достиг того, к чему шел, — он проиграл все. Абсолютно все, что у него было, кроме перчаток.
Это значило не только просто проигрыш. Теперь можно было попрощаться с последним пристанищем, которое еще оставалось. Потому что больше идти было некуда.
Он, привычно хромая, вышел на улицу. Была промозглая питерская осень. Может, вернуться в теплый уютный мирок казино, где все улыбаются, пусть даже деланно, и жалеют, пусть фальшиво. Нет, он не возвращается.
Такое правило. Никогда не возвращаться. Или он нарочно сам выдумал его в последнее время, чтобы не искать Кристину… Чтобы не пойти к ней. Уж очень страшно, потому что так хоть остается надежда, что она его еще помнит. А вдруг нет? Не хочется в этом убеждаться. Но ведь иначе и быть не может! Чудес не бывает.
Вадим поежился и пошел дальше, сунув руки в карманы куртки, которая не защищала от пронизывающего осеннего ветра. Он бесцельно брел вперед по каналу, дождь косыми струями бил по темной воде, по чугунной ограде, по золоченым мордам грифонов, которые со стоически-равнодушными улыбками терпели непогоду Северной Пальмиры, куда занесла их нелегкая.
Вадим зачем-то перешел по мостику на ту сторону, добрел до Казанского собора, постоял под колоннами, вышел на унылую улицу Плеханова.
Почему-то вспомнилось:
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Бессмысленный и чуждый свет.
Живи еще хоть четверть века,
Все будет так — исхода нет.
Умрешь, начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь.
Ночь. Ледяная рябь канала.
Аптека. Улица. Фонарь.
Вадим засунул руки поглубже в карманы и внезапно нащупал бумажку. Извлек ее на свет. Десять тысяч. Пять фишек. Первым импульсом было повернуть назад, пойти отыграться.
Но тут Вадим вспомнил о маме и о чудесном подарке, который несет ей. И он проголосовал и поехал домой.
Беспроигрышная комбинация
Вадим не показывался в казино три дня. Денег все равно не было, две-три фишки — это же несерьезно. Однако денег не было и ни на что другое, даже посидеть в «Норде». Можно, конечно, попросить у родителей, хотя у них (Вадим знал это не хуже, чем они сами) лишних денег нет, а появиться они могут только в результате новых продаж и разорения дедушкиного архива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122