На улицах города подготавливаются рвы для зарывания танков. С 15 июля начинается мобилизация фольксдойчев. С 10 по 14 июля прошло четыре эшелона. Первый эшелон с боеприпасами 30 вагонов; второй эшелон танки типа „Тигр“ 15, автомашин 13, солдаты СС 12 вагонов, 480 человек; третий эшелон с обозом, четвертый эшелон автомашины, 33 платформы».
«14 июля в 23 часа 00 минут разбился советский самолет „ЛИ-2“ № 18411109 севернее Юзефова, деревня Майдан, станция Лучин. Экипаж три человека погибли. Найдены четыре парашюта. Документы, карты забраны немцами».
«В Замостье производится мобилизация фольксдойчев».
«16 июля ушло из Раевца через Хелм на Ковель три эшелона, 120 вагонов танков, 48 автомашин. Хелм — Влодава два километра севернее пункт № 229 большие склады бомб».
Обычно я работаю рано утром и целый день свободна. У Маши расписание непостоянное, и я мало нахожусь в шалаше, чтобы не мешать ей работать. Мне нравится общество партизан. Я моложе их всех, многим гожусь в дочки. И чтобы завоевать у них авторитет, прибегаю к мелким, как мне кажется, «умным» хитростям: делаю вид, что не слышу грубых слов, которые они (правда, очень редко) по привычке еще иногда употребляют, не обижаюсь на шутки, не читаю им нотаций, когда они курят, не кричу, что это вредно для здоровья, ведь шалаши так малы…
И мужчинам не совсем удобно жить в таких условиях. Целыми неделями и месяцами ютиться на маленьком клочке земли, где с одной стороны речка, а с остальных трех сторон лес и единственные строения — шалаши из еловых веток.
Иногда я недоумевала: все-таки партизаны очень спокойно чувствуют себя в лесу. Как-то спросила майора, почему наш связной в деревне, Куба, сказал однажды: «Не тот стал немец, не тот».
— Здесь прошли отряды Ковпака, — ответил майор. — Поэтому немцы в лес не заглядывают — боятся. А народ чувствует себя увереннее, смелее…
В один из июльских дней на территории лагеря появился странный человек. Он был в безукоризненном городском сером костюме, желтых туфлях, светлой сиреневой рубашке, с фотоаппаратом через плечо. Из нашей группы никто не знал, кто он. Зато все остальные разведчики окружили его. Он разговаривал с ними, смеялся, отвечал на приветствия. Мы сидели с майором около шалаша, составляя радиограмму. По глазам майора я видела, что его тоже интересует этот человек.
Вскоре незнакомец подошел к нам.
— День добрый! — сказал он, кланяясь. — Можно присесть около вас?
— Пожалуйста.
Аккуратно расстелив на траве платок, он сел и улыбаясь спросил:
— Пане майоже, вы можете передать в центр такую радиограмму: «Самолет „ЛИ-2“, сбитый в ночь на пятнадцатое июля, сгорел. Капитан Сергеев у меня. Сообщите Афонину, полевая почта 15424».
Майор удивленно посмотрел на него.
— Во-первых, почему вы обращаетесь ко мне с такой просьбой, а во-вторых, не вижу капитана Сергеева. И, в-третьих, я хотел бы знать, с кем разговариваю.
— О, простите. — Незнакомец снова поднялся. — Я забыл представиться. Корнелюк Павел Петрович, житель села Задубцы Грубешковского уезда. Капитан Сергеев находится у надежных людей. Вечером он будет здесь.
Майор неопределенно кивнул головой, потом встал и ушел. Мы остались вдвоем.
— Ну что ж, панна Ася, — сказал Павел. — Как вам здесь нравится? Очень страшно жить в лесу?
— Нет, не очень. А вы где живете?
— В городе.
— А что вы там делаете? — Я успела разглядеть тонкие твердые губы, густые черные волосы, зачесанные назад, широкие черные брови и глаза — темно-серые, прищуренные, с большими черными зрачками.
— Как это понимать — что я делаю?
— Где вы работаете?
— Я не работаю. У меня фабрика.
— У вас фабрика? Значит, вы фабрикант?
Я смеялась долго и вполне искренне.
Павел даже обиделся.
— Чему вы смеетесь?
— Ну, как же не смеяться? Я первый раз в жизни разговариваю с фабрикантом, и в таких условиях!..
Павел родился в Рязанской области. Родители его, состоятельные люди, в 1917 году бежали в Польшу, обосновались в Томашуве. Павлу было тогда шесть лет. Он получил здесь высшее образование. Но семья жила замкнуто, — видно, не очень уютно чувствовала себя на новом месте.
В семье придерживались старых русских обычаев, говорили на русском языке. С вниманием и несомненной симпатией следили за событиями в России. Мать и отец очень тосковали по родным местам. Потом родители умерли, оставив Павлу фабрику, дающую достаточный доход, чтобы содержать семью. Но как-то получилось, что смолоду он не женился, а потом так и остался холостяком.
— С капитаном меня познакомил Куба, — продолжал свой рассказ Павел, — вот… езжу по городам… делаю что могу, моему партизанскому стажу скоро будет два года…
Вечером Павел привел к нам капитана Сергеева, летчика с подбитого немцами самолета.
Внешне Павел выглядел так, как и должен был выглядеть преуспевающий фабрикант. Вероятно, он был вне подозрений у немцев и у полиции. Сведения, доставляемые им, всегда отличались точностью. Он спокойно подсаживался ко мне и говорил, кивая головой на радиостанцию:
— Стучи: «На аэродроме Мокре западнее Замостье находится сорок самолетов „Мессершмитт-109“, На шоссе Хелм — Ровец — разъезд Завадувка севернее и южнее при шоссе большие склады бомб». И еще: «По железной дороге Люблин — Львов движения нет. Немцы взорвали мосты и ушли на Замостье. Поляки вооружаются против немцев. В городе Томашуве немцев нет».
Павел с большим вниманием отнесся к моим занятиям польским языком. Я старалась разговаривать с ним только по-польски; когда получалось плохо, мы вместе смеялись, но он не оставлял меня в покое до тех пор, пока я не произносила нужное слово правильно. Из него мог бы выйти хороший преподаватель: свободно владея и русским и польским языками, он умел объяснить все просто и доходчиво. Его импровизированные уроки помогли мне в дальнейшем.
Однажды майор пригласил меня и Павла к себе в шалаш. Они закурили и некоторое время сидели молча.
— Вот что, Павел, — начал майор. — Есть у нас к тебе просьба… Нужно съездить в Люблин.
— Можно, — отвечает Павел. — Скажите адрес и что нужно сделать.
— В Люблине в одном из главных управлений работает наш советский разведчик. С ним нужно наладить связь. Я могу сказать тебе только пароль. Остальное посмотришь по обстоятельствам.
Мы подробно обсудили все возможные варианты предстоящей встречи. Далеко за полночь я и Павел вышли от майора. Лагерь спал. На берегу реки между деревьями ходил часовой. Лунные блики переливались в мелкой ряби речной волны. Мы дошли до тропинки, ведущей на большую дорогу, и остановились около высокой густой ели.
— Вы не боитесь идти сейчас по лесу? — спросила я.
— Нет. Я уже привык…
Кругом стояла такая тишина, что казалось кощунством разговаривать в полный голос.
— Знаете, Ася, — начал вдруг Павел, глядя в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
«14 июля в 23 часа 00 минут разбился советский самолет „ЛИ-2“ № 18411109 севернее Юзефова, деревня Майдан, станция Лучин. Экипаж три человека погибли. Найдены четыре парашюта. Документы, карты забраны немцами».
«В Замостье производится мобилизация фольксдойчев».
«16 июля ушло из Раевца через Хелм на Ковель три эшелона, 120 вагонов танков, 48 автомашин. Хелм — Влодава два километра севернее пункт № 229 большие склады бомб».
Обычно я работаю рано утром и целый день свободна. У Маши расписание непостоянное, и я мало нахожусь в шалаше, чтобы не мешать ей работать. Мне нравится общество партизан. Я моложе их всех, многим гожусь в дочки. И чтобы завоевать у них авторитет, прибегаю к мелким, как мне кажется, «умным» хитростям: делаю вид, что не слышу грубых слов, которые они (правда, очень редко) по привычке еще иногда употребляют, не обижаюсь на шутки, не читаю им нотаций, когда они курят, не кричу, что это вредно для здоровья, ведь шалаши так малы…
И мужчинам не совсем удобно жить в таких условиях. Целыми неделями и месяцами ютиться на маленьком клочке земли, где с одной стороны речка, а с остальных трех сторон лес и единственные строения — шалаши из еловых веток.
Иногда я недоумевала: все-таки партизаны очень спокойно чувствуют себя в лесу. Как-то спросила майора, почему наш связной в деревне, Куба, сказал однажды: «Не тот стал немец, не тот».
— Здесь прошли отряды Ковпака, — ответил майор. — Поэтому немцы в лес не заглядывают — боятся. А народ чувствует себя увереннее, смелее…
В один из июльских дней на территории лагеря появился странный человек. Он был в безукоризненном городском сером костюме, желтых туфлях, светлой сиреневой рубашке, с фотоаппаратом через плечо. Из нашей группы никто не знал, кто он. Зато все остальные разведчики окружили его. Он разговаривал с ними, смеялся, отвечал на приветствия. Мы сидели с майором около шалаша, составляя радиограмму. По глазам майора я видела, что его тоже интересует этот человек.
Вскоре незнакомец подошел к нам.
— День добрый! — сказал он, кланяясь. — Можно присесть около вас?
— Пожалуйста.
Аккуратно расстелив на траве платок, он сел и улыбаясь спросил:
— Пане майоже, вы можете передать в центр такую радиограмму: «Самолет „ЛИ-2“, сбитый в ночь на пятнадцатое июля, сгорел. Капитан Сергеев у меня. Сообщите Афонину, полевая почта 15424».
Майор удивленно посмотрел на него.
— Во-первых, почему вы обращаетесь ко мне с такой просьбой, а во-вторых, не вижу капитана Сергеева. И, в-третьих, я хотел бы знать, с кем разговариваю.
— О, простите. — Незнакомец снова поднялся. — Я забыл представиться. Корнелюк Павел Петрович, житель села Задубцы Грубешковского уезда. Капитан Сергеев находится у надежных людей. Вечером он будет здесь.
Майор неопределенно кивнул головой, потом встал и ушел. Мы остались вдвоем.
— Ну что ж, панна Ася, — сказал Павел. — Как вам здесь нравится? Очень страшно жить в лесу?
— Нет, не очень. А вы где живете?
— В городе.
— А что вы там делаете? — Я успела разглядеть тонкие твердые губы, густые черные волосы, зачесанные назад, широкие черные брови и глаза — темно-серые, прищуренные, с большими черными зрачками.
— Как это понимать — что я делаю?
— Где вы работаете?
— Я не работаю. У меня фабрика.
— У вас фабрика? Значит, вы фабрикант?
Я смеялась долго и вполне искренне.
Павел даже обиделся.
— Чему вы смеетесь?
— Ну, как же не смеяться? Я первый раз в жизни разговариваю с фабрикантом, и в таких условиях!..
Павел родился в Рязанской области. Родители его, состоятельные люди, в 1917 году бежали в Польшу, обосновались в Томашуве. Павлу было тогда шесть лет. Он получил здесь высшее образование. Но семья жила замкнуто, — видно, не очень уютно чувствовала себя на новом месте.
В семье придерживались старых русских обычаев, говорили на русском языке. С вниманием и несомненной симпатией следили за событиями в России. Мать и отец очень тосковали по родным местам. Потом родители умерли, оставив Павлу фабрику, дающую достаточный доход, чтобы содержать семью. Но как-то получилось, что смолоду он не женился, а потом так и остался холостяком.
— С капитаном меня познакомил Куба, — продолжал свой рассказ Павел, — вот… езжу по городам… делаю что могу, моему партизанскому стажу скоро будет два года…
Вечером Павел привел к нам капитана Сергеева, летчика с подбитого немцами самолета.
Внешне Павел выглядел так, как и должен был выглядеть преуспевающий фабрикант. Вероятно, он был вне подозрений у немцев и у полиции. Сведения, доставляемые им, всегда отличались точностью. Он спокойно подсаживался ко мне и говорил, кивая головой на радиостанцию:
— Стучи: «На аэродроме Мокре западнее Замостье находится сорок самолетов „Мессершмитт-109“, На шоссе Хелм — Ровец — разъезд Завадувка севернее и южнее при шоссе большие склады бомб». И еще: «По железной дороге Люблин — Львов движения нет. Немцы взорвали мосты и ушли на Замостье. Поляки вооружаются против немцев. В городе Томашуве немцев нет».
Павел с большим вниманием отнесся к моим занятиям польским языком. Я старалась разговаривать с ним только по-польски; когда получалось плохо, мы вместе смеялись, но он не оставлял меня в покое до тех пор, пока я не произносила нужное слово правильно. Из него мог бы выйти хороший преподаватель: свободно владея и русским и польским языками, он умел объяснить все просто и доходчиво. Его импровизированные уроки помогли мне в дальнейшем.
Однажды майор пригласил меня и Павла к себе в шалаш. Они закурили и некоторое время сидели молча.
— Вот что, Павел, — начал майор. — Есть у нас к тебе просьба… Нужно съездить в Люблин.
— Можно, — отвечает Павел. — Скажите адрес и что нужно сделать.
— В Люблине в одном из главных управлений работает наш советский разведчик. С ним нужно наладить связь. Я могу сказать тебе только пароль. Остальное посмотришь по обстоятельствам.
Мы подробно обсудили все возможные варианты предстоящей встречи. Далеко за полночь я и Павел вышли от майора. Лагерь спал. На берегу реки между деревьями ходил часовой. Лунные блики переливались в мелкой ряби речной волны. Мы дошли до тропинки, ведущей на большую дорогу, и остановились около высокой густой ели.
— Вы не боитесь идти сейчас по лесу? — спросила я.
— Нет. Я уже привык…
Кругом стояла такая тишина, что казалось кощунством разговаривать в полный голос.
— Знаете, Ася, — начал вдруг Павел, глядя в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38