Они мрачно поглядели на пьянчуг и откланялись.
Клементьев развел руками.
Николаев попытался еще пару раз встретиться и побеседовать с Левкой, но результат был примерно таким же — трезвым Левка быть не привык.
А отпуск пролетел быстро. Близился август, и надо было возвращаться в Москву. Попытаюсь я навести справки насчет этой Гали, — пообещал Клементьев Николаеву на прощание. — Не нравится мне, Павел, вся эта история. Если что узнаю, позвоню.
Так и прошел отпуск.
А в конце августа Николаев узнал, что мэром небольшого промышленного города Южносибирска стал бывший директор завода Эдуард Григорьевич Верещагин. Он с большим перевесом опередил двух своих конкурентов. По «Новостям» передали интервью с возмущенным коммунистом Рахимбаевым, который говорил о нарушениях в предвыборной кампании, о фальсификации бюллетеней и тому подобное. Потом показали и самого Верещагина. Он мало изменился со времени похорон Лены, говорил мало, был очень вежлив и немногословен. Лишь глаза, спрятанные под большими роговыми очками сверкали радостью. И снова Николаеву стало не по себе от этой скрытой где-то в глубине души ледяной улыбки, он ощущал какую-то опасность, исходящую от этого на первый взгляд интеллигентного человека. Он решил позвонить Вере Георгиевне. Вера Георгиевна, поздравляю вас, я слышал… Вы о чем? — холодно спросила она. — А…
Это-то? Что меня-то поздравлять? Я тут совершенно не при чем. Пути господни неисповедимы. Был инженеришкой в Москве, по бабам бегал, теперь вот мэр города, глядишь, скоро и президентом станет. У нас это мигом… Вас-то к себе не зовет? Зовет. Тогда еще звал, когда мы Леночку похоронили. Но я категорически отказалась. Не хочу я из Москвы уезжать, здесь дорогие мне могилы. Но вы же совершенно одна! Может быть, вам лучше было бы действительно поехать к нему. Он теперь крупный человек. Найдет себе молодую жену. А тогда-то он меня очень поддержал, не знаю, выдержала бы без него… Он, в принципе, сильный человек, Павел Николаевич. Достойный уважения. И завод его процветает. В нынешнее-то время, когда все предприятия закрываются. А что? — вдруг задорно спросила она. — Может быть, и правда, а? Пока зовет еще. Что мне здесь делать одной? На копеечную зарплату? Взять да и поехать к нему и стать мэршей этого самого Южносибирска. Название какое-то идиотское. Южно и вдруг Сибирск? А вы правда советуете? Какое право я имею вам советовать? Вам решать. А я вот подумаю. Мне-то посоветоваться не с кем, никого нет, а мои сослуживицы — училки, что они могут посоветовать? Они бы точно побежали хоть на край света, если бы поманили. А для меня прежде всего важно чувство достоинства, а потом уже материальные блага. Одиноко вот только мне очень здесь, в этой пустой нищенской квартире, Павел Николаевич. Ладно, до свидания, спасибо, что позвонили.
Николаев положил трубку. Его одолевали сомнения. Не выходил из головы рассказ Клементьева о пропавшей сироте Гале из Феодосии, не выходила из головы ледяная улыбка Верещагина на кладбище. Но как же все это не вязалось с простой, естественной манерой разговаривать Веры Георгиевны, ее скромным обликом, принципами, которые она все время отстаивала. Его давно уже будоражила идея вскрытия могилы Лены Воропаевой и проведения более тщательной экспертизы. Но кто мог дать санкцию на такое дело? И особенно теперь, когда отец Лены стал мэром города?
И Павел Николаевич, поглощенный повседневными заботами, новыми расследованиями, постепенно отвлекся от этого запутанного дела. Но оно все равно оставалось в подсознании, и когда он вспоминал об этом, ему становилось страшно, и он чувствовал, как мурашки бегут у него по коже, и почва под ногами становится какой-то зыбкой…
Вот так и прошел для него девяносто третий год.
В начале мая 1994 года Николаеву позвонил из Симферополя Клементьев. Николаев только что вернулся из сложной и утомительной командировки в Красноярск. Он вел дело об убийстве бизнесмена, за которым оказались крупные хищения. Следы привели в Красноярск, и Николаеву пришлось провести там целую неделю. Привет, Павел, я уже доконал Тамару звонками, — сказал Клементьев. — Я к тебе поначалу звонил с одной информацией, а теперь уже имею сообщить другую. С какой начнешь? По старинке, сначала. Я разговорил этого придурочного Левку. Нашел к нему подходец, так сказать. Ну, это мои проблемы. Короче, тогда, в феврале прошлого года к нему подошел какой-то джентльмен уголовного вида, угостил хорошей выпивкой и обедом в ресторане «Ореанда», а за это весь вечер выпытывал из него информацию про его девушку Галю, с которой он, этот джентльмен, видел его, якобы, на набережной и влюбился в нее без памяти. Пьяненький Левка, как нам известно, информации не выдает, но несколько зелененьких купюр сделали дело — Левка рассказал все — что Галя сирота, что работает в Феодосии, что в начале марта собирается на две недели к нему. Но джентльмену этого показалось мало. Он стал расспрашивать Левку про интимные подробности Галиного тела. Левка обалдел от таких вопросов — решил, маньяк. Напугался изрядно. Но маньяк этот дал Левке такую сумму наличными, которых тот и в руках-то никогда не держал и в глаза не видывал. Лева и выложил ему про родинку на правой кисти и про родимое пятнышко на левом колене. Тот вежливо и культурно поблагодарил Левку за информацию, но на прощание предупредил, что если тот хоть когда-нибудь где-нибудь свою поганую пасть раскроет про этот разговор, то его разрежут на части. Этим окончательно укрепил мнение Левы, что он маньяк. А потом, как известно, Галя в начале марта исчезла без следа.
Левка поначалу не колыхался, тем более, что он, получив невероятную сумму денег, пил без просыпа. Потом к нему обратились органы милиции за какой-то информацией о Гале. Левка смекнул, что дело нечисто и закрыл свой ротик на глухой замочек. И сколько я к нему не мотался, только и вижу его пьяного и несущего всякий вздор. И, если честно, решил я его подкупить. А поскольку на мою зарплату не подкупишь и собаку, то я одного крутого попросил, он очень мне был обязан одной услугой, так тот без разговору денежки и выложил, которые я презентовал Левке за его информацию. Вот он, жадный человек, мне и рассказал все, что требовалось. Так то… Все понятно. — похолодел Николаев. — Ну а вторая информация какая? А вторая вот какая… Утонул вчера Левка в Черном море. Пошел купаться и… Вытащили труп, на шее следы пальчиков. Утопили его, короче, Павел Николаевич. Вот такая тебе будет моя вторая информация. Что думаешь? Мы должны добиться вскрытия могилы Лены Воропаевой, — загробным голосом произнес Николаев. Да кто тебе это разрешит, глупый ты человек? Какие у тебя основания? Рассказ Левки нигде не запротоколирован, это все мои словеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Клементьев развел руками.
Николаев попытался еще пару раз встретиться и побеседовать с Левкой, но результат был примерно таким же — трезвым Левка быть не привык.
А отпуск пролетел быстро. Близился август, и надо было возвращаться в Москву. Попытаюсь я навести справки насчет этой Гали, — пообещал Клементьев Николаеву на прощание. — Не нравится мне, Павел, вся эта история. Если что узнаю, позвоню.
Так и прошел отпуск.
А в конце августа Николаев узнал, что мэром небольшого промышленного города Южносибирска стал бывший директор завода Эдуард Григорьевич Верещагин. Он с большим перевесом опередил двух своих конкурентов. По «Новостям» передали интервью с возмущенным коммунистом Рахимбаевым, который говорил о нарушениях в предвыборной кампании, о фальсификации бюллетеней и тому подобное. Потом показали и самого Верещагина. Он мало изменился со времени похорон Лены, говорил мало, был очень вежлив и немногословен. Лишь глаза, спрятанные под большими роговыми очками сверкали радостью. И снова Николаеву стало не по себе от этой скрытой где-то в глубине души ледяной улыбки, он ощущал какую-то опасность, исходящую от этого на первый взгляд интеллигентного человека. Он решил позвонить Вере Георгиевне. Вера Георгиевна, поздравляю вас, я слышал… Вы о чем? — холодно спросила она. — А…
Это-то? Что меня-то поздравлять? Я тут совершенно не при чем. Пути господни неисповедимы. Был инженеришкой в Москве, по бабам бегал, теперь вот мэр города, глядишь, скоро и президентом станет. У нас это мигом… Вас-то к себе не зовет? Зовет. Тогда еще звал, когда мы Леночку похоронили. Но я категорически отказалась. Не хочу я из Москвы уезжать, здесь дорогие мне могилы. Но вы же совершенно одна! Может быть, вам лучше было бы действительно поехать к нему. Он теперь крупный человек. Найдет себе молодую жену. А тогда-то он меня очень поддержал, не знаю, выдержала бы без него… Он, в принципе, сильный человек, Павел Николаевич. Достойный уважения. И завод его процветает. В нынешнее-то время, когда все предприятия закрываются. А что? — вдруг задорно спросила она. — Может быть, и правда, а? Пока зовет еще. Что мне здесь делать одной? На копеечную зарплату? Взять да и поехать к нему и стать мэршей этого самого Южносибирска. Название какое-то идиотское. Южно и вдруг Сибирск? А вы правда советуете? Какое право я имею вам советовать? Вам решать. А я вот подумаю. Мне-то посоветоваться не с кем, никого нет, а мои сослуживицы — училки, что они могут посоветовать? Они бы точно побежали хоть на край света, если бы поманили. А для меня прежде всего важно чувство достоинства, а потом уже материальные блага. Одиноко вот только мне очень здесь, в этой пустой нищенской квартире, Павел Николаевич. Ладно, до свидания, спасибо, что позвонили.
Николаев положил трубку. Его одолевали сомнения. Не выходил из головы рассказ Клементьева о пропавшей сироте Гале из Феодосии, не выходила из головы ледяная улыбка Верещагина на кладбище. Но как же все это не вязалось с простой, естественной манерой разговаривать Веры Георгиевны, ее скромным обликом, принципами, которые она все время отстаивала. Его давно уже будоражила идея вскрытия могилы Лены Воропаевой и проведения более тщательной экспертизы. Но кто мог дать санкцию на такое дело? И особенно теперь, когда отец Лены стал мэром города?
И Павел Николаевич, поглощенный повседневными заботами, новыми расследованиями, постепенно отвлекся от этого запутанного дела. Но оно все равно оставалось в подсознании, и когда он вспоминал об этом, ему становилось страшно, и он чувствовал, как мурашки бегут у него по коже, и почва под ногами становится какой-то зыбкой…
Вот так и прошел для него девяносто третий год.
В начале мая 1994 года Николаеву позвонил из Симферополя Клементьев. Николаев только что вернулся из сложной и утомительной командировки в Красноярск. Он вел дело об убийстве бизнесмена, за которым оказались крупные хищения. Следы привели в Красноярск, и Николаеву пришлось провести там целую неделю. Привет, Павел, я уже доконал Тамару звонками, — сказал Клементьев. — Я к тебе поначалу звонил с одной информацией, а теперь уже имею сообщить другую. С какой начнешь? По старинке, сначала. Я разговорил этого придурочного Левку. Нашел к нему подходец, так сказать. Ну, это мои проблемы. Короче, тогда, в феврале прошлого года к нему подошел какой-то джентльмен уголовного вида, угостил хорошей выпивкой и обедом в ресторане «Ореанда», а за это весь вечер выпытывал из него информацию про его девушку Галю, с которой он, этот джентльмен, видел его, якобы, на набережной и влюбился в нее без памяти. Пьяненький Левка, как нам известно, информации не выдает, но несколько зелененьких купюр сделали дело — Левка рассказал все — что Галя сирота, что работает в Феодосии, что в начале марта собирается на две недели к нему. Но джентльмену этого показалось мало. Он стал расспрашивать Левку про интимные подробности Галиного тела. Левка обалдел от таких вопросов — решил, маньяк. Напугался изрядно. Но маньяк этот дал Левке такую сумму наличными, которых тот и в руках-то никогда не держал и в глаза не видывал. Лева и выложил ему про родинку на правой кисти и про родимое пятнышко на левом колене. Тот вежливо и культурно поблагодарил Левку за информацию, но на прощание предупредил, что если тот хоть когда-нибудь где-нибудь свою поганую пасть раскроет про этот разговор, то его разрежут на части. Этим окончательно укрепил мнение Левы, что он маньяк. А потом, как известно, Галя в начале марта исчезла без следа.
Левка поначалу не колыхался, тем более, что он, получив невероятную сумму денег, пил без просыпа. Потом к нему обратились органы милиции за какой-то информацией о Гале. Левка смекнул, что дело нечисто и закрыл свой ротик на глухой замочек. И сколько я к нему не мотался, только и вижу его пьяного и несущего всякий вздор. И, если честно, решил я его подкупить. А поскольку на мою зарплату не подкупишь и собаку, то я одного крутого попросил, он очень мне был обязан одной услугой, так тот без разговору денежки и выложил, которые я презентовал Левке за его информацию. Вот он, жадный человек, мне и рассказал все, что требовалось. Так то… Все понятно. — похолодел Николаев. — Ну а вторая информация какая? А вторая вот какая… Утонул вчера Левка в Черном море. Пошел купаться и… Вытащили труп, на шее следы пальчиков. Утопили его, короче, Павел Николаевич. Вот такая тебе будет моя вторая информация. Что думаешь? Мы должны добиться вскрытия могилы Лены Воропаевой, — загробным голосом произнес Николаев. Да кто тебе это разрешит, глупый ты человек? Какие у тебя основания? Рассказ Левки нигде не запротоколирован, это все мои словеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55