Все ищем. А что за девушка? Да обычная девушка. Ей двадцать два года, зовут Галей, рост где-то метр шестьдесят пять, волосы русые. Работала в морском порту, в конторе секретаршей. А жених ее в Ялте живет, он ночным охранником работает. Девушка сирота, детдомовская она, жила одна, комната у нее в Феодосии. Выехала четвертого марта на междугороднем автобусе. Он ее не встречал, она должна была к нему прямо домой приехать. Не галантный он человек, этот охранник. Все ждал, ждал, но она так и не приехала…Интересно, Павел Николаевич?
Николаев сунул себе в рот сигарету другим концом и поджег зажигалкой фильтр. Повалил вонючий дым. Ты что, Павел Николаевич, ты ж с другого конца сигарету зажигаешь. Брось…
Николаев выбросил сигарету в мусорное ведро и сразу же сунул себе в рот другую. На сей раз прикурил правильно. Ну что, интересно тебе? — допрашивал Клементьев.
Почему-то Николаеву вдруг припомнились похороны Лены Воропаевой и тот странный взгляд ее отца, та таившаяся где-то в глубине души ледяная страшная усмешка, которой он одарил неожиданно обернувшегося Николаева. А если не интересно, тогда анекдот расскажу, похабный только до кошмара, но смешной… Не надо анекдота, — попросил Николаев.
А если интересно, то у меня и фотка этой девушки имеется. Сейчас принесу, в розыске она уже четвертый, нет уже пятый месяц пошел…
Клементьев зашел в дом и вынес Николаеву маленькую фотографию. Николаев взял фотографию и вздрогнул — сходство с Леной Воропаевой было разительное. Абрис, во всяком случае, совершенно тот же. А кто подал в розыск? На работе. Она взяла за свой счет две недели на обустройство, так сказать, личных дел. А не возвращается и не возвращается. В принципе, дела-то до нее могло никому не быть, но девушка она добрая, общительная, подруги и забеспокоились, съездили в Ялту и нашли этого жениха. Он сказал, что она к нему не приезжала. Тогда уж на работе у нее всполошились, заявили в милицию. Допросили этого жениха, он говорит, что, вроде бы он и не жених никакой, так — дружили, встречались, переписывались. Сказала в письме, что четвертого марта приедет к нему, пусть, мол, ждет. Но так и не приехала. Он искать не стал, хочет — приезжает, не хочет — пусть себе сидит в своей Феодосии. Дурковатый какой-то, честно говоря, парень. Никакого интереса ни к чему. Пропала девушка и пропала. И ладно, другую найдет. Поговорить бы с ним, а, Григорий? Можно было бы. Только будет ли он тебе на твои вопросы отвечать, кто ты есть ему такой? Мне-то толком ничего не отвечает, хотя я местный уголовный розыск и моя прямая обязанность искать пропавших людей. А с этим тюфяком прежде, чем разговаривать, надо каши хорошенько наесться.
Где сядешь, там и слезешь. Ну ладно, поговоришь как-нибудь. А твои-то какие соображения по этому поводу? Да какие там соображения? Я, Павел, попусту болтать не люблю, а оснований кого-то подозревать у меня нет. Будут — скажу. Пошли шашлыки лопать! Глянем, каковы на вкус. Жена мариновала — она не умеет…
Шашлыки оказались изумительными на вкус, но аппетит у Николаева как рукой сняло. Он не могдумать ни о чем, кроме как о пропавшей из Феодосии девушке. Он отвечал невпопад, был задумчив и рассеян. Тебя не переделаешь, — ворчала на Клементьева жена. — Испортил гостю настроение.
Николаев пытался взять себя в руки, шутить, вести беседу, но мысли не давали ему покоя. Сидели долго, где-то в первом часу ночи легли спать. Николаев включил телевизор, шли ночные новости. Ему было неинтересно слушать про очередные реформы, но вдруг одно сообщение привлекло его внимание:
«В Южносибирске жители города готовятся к выборам мэра. Кандидатами на эту должность являются бывший секретарь райкома КПСС Рахимбаев, генерал-лейтенант Орлов и директор Новосибирского завода Верещагин. Судя по опросам населения большие шансы занять эту должность имеет Рахимбаев, человек более известный населению города, долгое время занимавший высокие посты, но и два других кандидата не теряют своих шансов.»
Николаев захотел поделиться этой информацией с Клементьевым, вышел на веранду, где постелил себе хозяин, но услышал его могучий храп и вышел на улицу курить. Пока он курил, Тамара, беседовавшая с хозяйкой, тоже легла в постель и заснула. Поделиться было не с кем…
Утром, когда они проснулись, Клементьева уже два часа, как не было дома. Гости позавтракали, поблагодарили хозяйку за гостеприимство и поехали к себе в Алушту.
В выходной день Клементьев приехал к нему и повез его в Ялту поговорить с женихом пропавшей девушки. Информацию о том, что отец Лены баллотируется в мэры небольшого сибирского города воспринял спокойно. Пускай себе баллотируется, дело доброе. Денег много, однако, надо для предвыборной кампании.
Николаев промолчал.
А разговора с женихом не получилось. Он оказался настолько пьян в этот день, что беседовать с ним было совершенно невозможно. Галка-то? — спросил коротко стриженый лупоглазый парень лет двадцати восьми. — Галка девка хорошая. Она мудрая, понимаешь, это, братан, дело такое…
Он сидел за бутылкой водки в маленькой неуютной комнате с каким-то маленьким небритым человечком.
— Ща таких девок днем с огнем не сыщешь. Ща одни шалавы кругом, а, братан? Ты извини, что я так, я знаю, откуда вы…Но я по-свойски, мы ничо плохого не делаем, выходной у нас, ну, отдыхаем культурно, на свои, понимаешь, братан…
Вы собирались жениться на ней? — спросил Николаев, пытаясь выдавить из него хоть какуюто информацию. Обязательно, И женился бы точно, женился бы… Но… — Он надул губы и развел руками. — никак не возможно при полном наличии отсутствия. Попросту — нет ее, понимаешь? Как я могу жениться, раз ее нет? Я, напримерно, так считаю, я жениться не отказывался, вот Кузьма Михалыч соврать не даст. А, Кузьма Михалыч? Не…. — не говорил, а прямо ворковал Кузьма Михалыч, до того у него все клокотало внутри. Ежли Левка сказал — женится, это точно. Левка парень во! — И он торжественно поднял вверх свой заскорузлый большой палец. А родня какая-нибудь у нее есть? Обязательно. Какая-нибудь, наверняка, есть…. — отвечал Левка. — Только мне об этом ничего не известно. А мы как с ней сошлись? — Тут какой-то свет озарил его нелепое пьяное лицо. Именно на этой почве… Сироты мы оба с ней, с Галкой. У нее никого, у меня никого. Не, у меня хоть брательник есть в Иршанске, тетка в Мелитополе, а Галка совсем одна. У нее родители погибли давно. А без родителей хреново, а, Кузьма Михалыч? — апеллировал он к собутыльнику. Впрочем, твои-то живы еще. Папаше твоему, небось, лет за сто будет? За сто, не за сто, но восемьдесят седьмой пошел, это точно, а матушке — восемьдесят пятый…
История семьи Кузьмы Михалыча совсем не интересовала Николаева и Клементьева, а с Левой беседовать было бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Николаев сунул себе в рот сигарету другим концом и поджег зажигалкой фильтр. Повалил вонючий дым. Ты что, Павел Николаевич, ты ж с другого конца сигарету зажигаешь. Брось…
Николаев выбросил сигарету в мусорное ведро и сразу же сунул себе в рот другую. На сей раз прикурил правильно. Ну что, интересно тебе? — допрашивал Клементьев.
Почему-то Николаеву вдруг припомнились похороны Лены Воропаевой и тот странный взгляд ее отца, та таившаяся где-то в глубине души ледяная страшная усмешка, которой он одарил неожиданно обернувшегося Николаева. А если не интересно, тогда анекдот расскажу, похабный только до кошмара, но смешной… Не надо анекдота, — попросил Николаев.
А если интересно, то у меня и фотка этой девушки имеется. Сейчас принесу, в розыске она уже четвертый, нет уже пятый месяц пошел…
Клементьев зашел в дом и вынес Николаеву маленькую фотографию. Николаев взял фотографию и вздрогнул — сходство с Леной Воропаевой было разительное. Абрис, во всяком случае, совершенно тот же. А кто подал в розыск? На работе. Она взяла за свой счет две недели на обустройство, так сказать, личных дел. А не возвращается и не возвращается. В принципе, дела-то до нее могло никому не быть, но девушка она добрая, общительная, подруги и забеспокоились, съездили в Ялту и нашли этого жениха. Он сказал, что она к нему не приезжала. Тогда уж на работе у нее всполошились, заявили в милицию. Допросили этого жениха, он говорит, что, вроде бы он и не жених никакой, так — дружили, встречались, переписывались. Сказала в письме, что четвертого марта приедет к нему, пусть, мол, ждет. Но так и не приехала. Он искать не стал, хочет — приезжает, не хочет — пусть себе сидит в своей Феодосии. Дурковатый какой-то, честно говоря, парень. Никакого интереса ни к чему. Пропала девушка и пропала. И ладно, другую найдет. Поговорить бы с ним, а, Григорий? Можно было бы. Только будет ли он тебе на твои вопросы отвечать, кто ты есть ему такой? Мне-то толком ничего не отвечает, хотя я местный уголовный розыск и моя прямая обязанность искать пропавших людей. А с этим тюфяком прежде, чем разговаривать, надо каши хорошенько наесться.
Где сядешь, там и слезешь. Ну ладно, поговоришь как-нибудь. А твои-то какие соображения по этому поводу? Да какие там соображения? Я, Павел, попусту болтать не люблю, а оснований кого-то подозревать у меня нет. Будут — скажу. Пошли шашлыки лопать! Глянем, каковы на вкус. Жена мариновала — она не умеет…
Шашлыки оказались изумительными на вкус, но аппетит у Николаева как рукой сняло. Он не могдумать ни о чем, кроме как о пропавшей из Феодосии девушке. Он отвечал невпопад, был задумчив и рассеян. Тебя не переделаешь, — ворчала на Клементьева жена. — Испортил гостю настроение.
Николаев пытался взять себя в руки, шутить, вести беседу, но мысли не давали ему покоя. Сидели долго, где-то в первом часу ночи легли спать. Николаев включил телевизор, шли ночные новости. Ему было неинтересно слушать про очередные реформы, но вдруг одно сообщение привлекло его внимание:
«В Южносибирске жители города готовятся к выборам мэра. Кандидатами на эту должность являются бывший секретарь райкома КПСС Рахимбаев, генерал-лейтенант Орлов и директор Новосибирского завода Верещагин. Судя по опросам населения большие шансы занять эту должность имеет Рахимбаев, человек более известный населению города, долгое время занимавший высокие посты, но и два других кандидата не теряют своих шансов.»
Николаев захотел поделиться этой информацией с Клементьевым, вышел на веранду, где постелил себе хозяин, но услышал его могучий храп и вышел на улицу курить. Пока он курил, Тамара, беседовавшая с хозяйкой, тоже легла в постель и заснула. Поделиться было не с кем…
Утром, когда они проснулись, Клементьева уже два часа, как не было дома. Гости позавтракали, поблагодарили хозяйку за гостеприимство и поехали к себе в Алушту.
В выходной день Клементьев приехал к нему и повез его в Ялту поговорить с женихом пропавшей девушки. Информацию о том, что отец Лены баллотируется в мэры небольшого сибирского города воспринял спокойно. Пускай себе баллотируется, дело доброе. Денег много, однако, надо для предвыборной кампании.
Николаев промолчал.
А разговора с женихом не получилось. Он оказался настолько пьян в этот день, что беседовать с ним было совершенно невозможно. Галка-то? — спросил коротко стриженый лупоглазый парень лет двадцати восьми. — Галка девка хорошая. Она мудрая, понимаешь, это, братан, дело такое…
Он сидел за бутылкой водки в маленькой неуютной комнате с каким-то маленьким небритым человечком.
— Ща таких девок днем с огнем не сыщешь. Ща одни шалавы кругом, а, братан? Ты извини, что я так, я знаю, откуда вы…Но я по-свойски, мы ничо плохого не делаем, выходной у нас, ну, отдыхаем культурно, на свои, понимаешь, братан…
Вы собирались жениться на ней? — спросил Николаев, пытаясь выдавить из него хоть какуюто информацию. Обязательно, И женился бы точно, женился бы… Но… — Он надул губы и развел руками. — никак не возможно при полном наличии отсутствия. Попросту — нет ее, понимаешь? Как я могу жениться, раз ее нет? Я, напримерно, так считаю, я жениться не отказывался, вот Кузьма Михалыч соврать не даст. А, Кузьма Михалыч? Не…. — не говорил, а прямо ворковал Кузьма Михалыч, до того у него все клокотало внутри. Ежли Левка сказал — женится, это точно. Левка парень во! — И он торжественно поднял вверх свой заскорузлый большой палец. А родня какая-нибудь у нее есть? Обязательно. Какая-нибудь, наверняка, есть…. — отвечал Левка. — Только мне об этом ничего не известно. А мы как с ней сошлись? — Тут какой-то свет озарил его нелепое пьяное лицо. Именно на этой почве… Сироты мы оба с ней, с Галкой. У нее никого, у меня никого. Не, у меня хоть брательник есть в Иршанске, тетка в Мелитополе, а Галка совсем одна. У нее родители погибли давно. А без родителей хреново, а, Кузьма Михалыч? — апеллировал он к собутыльнику. Впрочем, твои-то живы еще. Папаше твоему, небось, лет за сто будет? За сто, не за сто, но восемьдесят седьмой пошел, это точно, а матушке — восемьдесят пятый…
История семьи Кузьмы Михалыча совсем не интересовала Николаева и Клементьева, а с Левой беседовать было бесполезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55