— У меня ведь абсолютно никого нет. Мама вот здесь, внизу, дочка будет повыше, старшая сестра в позапрошлом году умерла в Ленинграде. Ужасно быть одинокой… Мужу-то вы так и не сообщили? Ой, сообщила все-таки, он должен был сегодня прилететь из Новосибирска. Но что-то его нет. А, может быть, он и не прилетит. А хотелось бы мне так плохо, так одиноко… — Глухой стон раздался из ее груди. — Не дай Бог никому… Мне не с кем даже Леночку помянуть… Доченку мою…
Вера Георгиевна бросила щепотку земли в эту страшную яму. Могильщики стали забрасывать могилу землей.
Постояли, помолчали. И пошли к выходу.
На выходе из ворот кладбища на них буквально налетел невысокий мужчина в черном пальто с непокрытой совершенно седой головой. Верочка, ты извини меня, но самолет задержался! — крикнул он, целуя Веру Георгиевну. Эдик, ты все-таки приехал, спасибо тебе… Я так одинока…
Вера, но ты же так поздно мне сообщила. У меня такое ощущение, что ты не собиралась мне вообще ничего говорить о смерти Леночки. Я и не собиралась. Но невмоготу вчера стало, Эдик… Понимаешь, невмоготу. Или головой о стену или звонить тебе. Я выбрала второе. Познакомьтесь. Это следователь Павел Николаевич Николаев, он очень поддержал меня в эти ужасные дни. А это Эдуард Григорьевич Верещагин, мой бывший муж, отец Леночки. Он работает в Новосибирске главным инженером завода. Я директор, Верочка, — поправил ее Верещагин. — Уже второй год. Впрочем, все это совершенно неважно.
Верещагин протянул руку Николаеву. Спасибо вам, Павел Николаевич. Верочка так одинока, у нее никого нет. Да, Вера, и Лариса умерла… Я не знал… Боже мой. — Он провел по лицу рукой. — Какое несчастье, какой кошмар… Пойдем к могиле, Верочка, я хоть цветы положу… Ладно, Вера Георгиевна. Еще раз мои соболезнования. Хорошо, что вы сегодня не будете одна, сказал Николаев и направился к своим товарищам, стоявшим у остановки. Но, подходя к остановке, Николаев почему-то обернулся. И в этот же момент обернулся и Верещагин, внмательно поглядев на Николаева. И почему-то, совершенно непонятно, почему, Николаеву стало страшно от его пристального взгляда, он почувствовал в нем что-то неестественное, какая-то ледяная усмешка таилась в этих глазах, прятавшихся за роговыми очками. Но Верещагин быстро отвернулся, взял Веру Георгиевну под руку, и они медленно пошли к могиле.
Когда человеку уже сорок шесть лет, время летит для него быстро. Работа, каждодневная, кропотливая, порой опасная, но всегда сложная, домашние заботы, жена, дети… Так и проходил у Павла Николаевича Николаева 1993-й год. К лету он привел свою «шестерку» в идеальный порядок, несмотря на жуткий недостаток времени, и они с семьей поехали отдыхать в Крым. С Ялтой у Николаева были связаны известные воспоминания, и он остановил свой выбор на Алуште. Когда-то в детстве он отдыхал там с покойными родителями.
Машина на сей раз не подводила, и Николаев испытал колоссальное удовольствие от процесса езды, от своего мастерства, а главное — от того, что его мастерство видят жена и дети. Шел июль, погода стояла, как по заказу, изумительная, и отпуск обещал быть замечательным.
До Крыма доехали за двое суток, сняли в Алуште за вполне приемлимую цену две комнаты в уютном домике, со всех сторон окруженном зеленью, и потянулись дни отдыха, с купаньем, прогулками, свежими дешевыми фруктами и другими незамысловатыми радостями. Наличие автомобиля делало отпуск гораздо более красочным. Они ездили в Гурзуф, Ялту, Алупку, собирались сгонять и в Севастополь, и в Феодосию. Будучи в Симферополе, Николаев позвонил Клементьеву. Приехал… Павел, я так рад, — говорил в трубку Клементьев. — Заходи ко мне вечерком, посидим. Останетесь ночевать, выпьем хоть с тобой, как мужики. А то тогда, в марте один сигаретный бычок пополам делили, не до выпивки было. Не дело это.
Нало исправлять положение.
Вечером всей семьей нагрянули в гости к Клементьеву. Он жил на окраине города в небольшом уютном домике. Гостеприимная веселая жена, двое симпатичных пацанов двенадцати и десяти лет сразу окружили Николаевых и начали рассказывать им каждый о своем. Верочка сидела с женщинами, А Коля с важным видом стоял между двух резвых мальчишек Гришки и Петьки и слушал их небылицы о самых разнообразных вещах.
Григорий и Павел присели на маленькой веранде. Клементьев вытащил из холодильника трехлитровую банку разливного пива, порезал жирного соленого леща.
Они выпили по огромной кружке ледяного пива, закурили, вспомнили свои мартовские приключения. Так ничего и не обнаружилось? — спросил гостя Клементьев. Пока ничего, — с горечью вздохнул Николаев.Увязло дело. Мне передали и дело об убийстве Мызина и Юркова. Я доказал, что их убил Кирилл Воропаев, да и сам он в письме это подтвердил. Тут сложного мало. Да..до сих пор не могу представить себе этого рафинированного аристократика, раскраивающего людям головы топором. Но, и на старуху бывает проруха…Если шибко надо… С утреца сгонял на своем БМВ, кончил обоих и без всяких душевных терзаний, без раскольниковщины дурацкой, вернулся домой и стал возиться с машиной. Тут его матушка и видела…Да, много было на совести этого наследничка…Жуткой личностью, Григорий, между прочим был этот Кирюша. И письма его сплошная игра. Он хотел скрыться с драгоценностями, но сообщник оказался хитрее его, отправив его туда же, куда и он кучу людей…Ну а что у вас здесь новенького?
— Да так, ничего особенного, — вяло ответил Клементьев, отхлебывая пива. — Никаких особых дел не было.
Николаев знал, что где-то неделю назад Клементьев принимал участие в обезвреживании еще одной банды, которое сопровождалось оголтелой перестрелкой, в результате которой Клементьев убил наповал главаря банды. Остальные были задержаны. Я слышал, — усмехнулся Николаев, — про вашу крымскую тишину. Да ну их, — махнул рукой Клементьев. — Втянули нас в эту бойню. Веришь, Павел, его пуля по волосам прошлась, причесала, одним словом. Видишь, какие патлы отрастил. И я в ответ… Но причесать его не удалось, бритый он наголо… А, ладно, скучно это, давай еще по пиву. И нажимай на леща, ты что-то нашу рыбку не уважаешь. А Любка сейчас салатики принесет, закусоны всякие. А вон там, на мангале мы с тобой шашлычки пожарим. Я еще днем ее попросил свинину замариновать, она не умеет, правда, но я не мог — надо было в Гурзуф слетать, грабеж там…с убийством.
Выпили по рюмочке водки и пошли к мангалу жарить шашлыки. Потихоньку начинало темнеть. Одно разве что дело может тебя заинтересовать, Павел Николаевич, — равнодушным тоном произнес Клементьев. — В Феодосии девушка пропала. Где-то в начале марта. Она поехала в Ялту к жениху своему в гости. Так вот, из Феодосии-то она выехала, а к жениху так до сих пор и не доехала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Вера Георгиевна бросила щепотку земли в эту страшную яму. Могильщики стали забрасывать могилу землей.
Постояли, помолчали. И пошли к выходу.
На выходе из ворот кладбища на них буквально налетел невысокий мужчина в черном пальто с непокрытой совершенно седой головой. Верочка, ты извини меня, но самолет задержался! — крикнул он, целуя Веру Георгиевну. Эдик, ты все-таки приехал, спасибо тебе… Я так одинока…
Вера, но ты же так поздно мне сообщила. У меня такое ощущение, что ты не собиралась мне вообще ничего говорить о смерти Леночки. Я и не собиралась. Но невмоготу вчера стало, Эдик… Понимаешь, невмоготу. Или головой о стену или звонить тебе. Я выбрала второе. Познакомьтесь. Это следователь Павел Николаевич Николаев, он очень поддержал меня в эти ужасные дни. А это Эдуард Григорьевич Верещагин, мой бывший муж, отец Леночки. Он работает в Новосибирске главным инженером завода. Я директор, Верочка, — поправил ее Верещагин. — Уже второй год. Впрочем, все это совершенно неважно.
Верещагин протянул руку Николаеву. Спасибо вам, Павел Николаевич. Верочка так одинока, у нее никого нет. Да, Вера, и Лариса умерла… Я не знал… Боже мой. — Он провел по лицу рукой. — Какое несчастье, какой кошмар… Пойдем к могиле, Верочка, я хоть цветы положу… Ладно, Вера Георгиевна. Еще раз мои соболезнования. Хорошо, что вы сегодня не будете одна, сказал Николаев и направился к своим товарищам, стоявшим у остановки. Но, подходя к остановке, Николаев почему-то обернулся. И в этот же момент обернулся и Верещагин, внмательно поглядев на Николаева. И почему-то, совершенно непонятно, почему, Николаеву стало страшно от его пристального взгляда, он почувствовал в нем что-то неестественное, какая-то ледяная усмешка таилась в этих глазах, прятавшихся за роговыми очками. Но Верещагин быстро отвернулся, взял Веру Георгиевну под руку, и они медленно пошли к могиле.
Когда человеку уже сорок шесть лет, время летит для него быстро. Работа, каждодневная, кропотливая, порой опасная, но всегда сложная, домашние заботы, жена, дети… Так и проходил у Павла Николаевича Николаева 1993-й год. К лету он привел свою «шестерку» в идеальный порядок, несмотря на жуткий недостаток времени, и они с семьей поехали отдыхать в Крым. С Ялтой у Николаева были связаны известные воспоминания, и он остановил свой выбор на Алуште. Когда-то в детстве он отдыхал там с покойными родителями.
Машина на сей раз не подводила, и Николаев испытал колоссальное удовольствие от процесса езды, от своего мастерства, а главное — от того, что его мастерство видят жена и дети. Шел июль, погода стояла, как по заказу, изумительная, и отпуск обещал быть замечательным.
До Крыма доехали за двое суток, сняли в Алуште за вполне приемлимую цену две комнаты в уютном домике, со всех сторон окруженном зеленью, и потянулись дни отдыха, с купаньем, прогулками, свежими дешевыми фруктами и другими незамысловатыми радостями. Наличие автомобиля делало отпуск гораздо более красочным. Они ездили в Гурзуф, Ялту, Алупку, собирались сгонять и в Севастополь, и в Феодосию. Будучи в Симферополе, Николаев позвонил Клементьеву. Приехал… Павел, я так рад, — говорил в трубку Клементьев. — Заходи ко мне вечерком, посидим. Останетесь ночевать, выпьем хоть с тобой, как мужики. А то тогда, в марте один сигаретный бычок пополам делили, не до выпивки было. Не дело это.
Нало исправлять положение.
Вечером всей семьей нагрянули в гости к Клементьеву. Он жил на окраине города в небольшом уютном домике. Гостеприимная веселая жена, двое симпатичных пацанов двенадцати и десяти лет сразу окружили Николаевых и начали рассказывать им каждый о своем. Верочка сидела с женщинами, А Коля с важным видом стоял между двух резвых мальчишек Гришки и Петьки и слушал их небылицы о самых разнообразных вещах.
Григорий и Павел присели на маленькой веранде. Клементьев вытащил из холодильника трехлитровую банку разливного пива, порезал жирного соленого леща.
Они выпили по огромной кружке ледяного пива, закурили, вспомнили свои мартовские приключения. Так ничего и не обнаружилось? — спросил гостя Клементьев. Пока ничего, — с горечью вздохнул Николаев.Увязло дело. Мне передали и дело об убийстве Мызина и Юркова. Я доказал, что их убил Кирилл Воропаев, да и сам он в письме это подтвердил. Тут сложного мало. Да..до сих пор не могу представить себе этого рафинированного аристократика, раскраивающего людям головы топором. Но, и на старуху бывает проруха…Если шибко надо… С утреца сгонял на своем БМВ, кончил обоих и без всяких душевных терзаний, без раскольниковщины дурацкой, вернулся домой и стал возиться с машиной. Тут его матушка и видела…Да, много было на совести этого наследничка…Жуткой личностью, Григорий, между прочим был этот Кирюша. И письма его сплошная игра. Он хотел скрыться с драгоценностями, но сообщник оказался хитрее его, отправив его туда же, куда и он кучу людей…Ну а что у вас здесь новенького?
— Да так, ничего особенного, — вяло ответил Клементьев, отхлебывая пива. — Никаких особых дел не было.
Николаев знал, что где-то неделю назад Клементьев принимал участие в обезвреживании еще одной банды, которое сопровождалось оголтелой перестрелкой, в результате которой Клементьев убил наповал главаря банды. Остальные были задержаны. Я слышал, — усмехнулся Николаев, — про вашу крымскую тишину. Да ну их, — махнул рукой Клементьев. — Втянули нас в эту бойню. Веришь, Павел, его пуля по волосам прошлась, причесала, одним словом. Видишь, какие патлы отрастил. И я в ответ… Но причесать его не удалось, бритый он наголо… А, ладно, скучно это, давай еще по пиву. И нажимай на леща, ты что-то нашу рыбку не уважаешь. А Любка сейчас салатики принесет, закусоны всякие. А вон там, на мангале мы с тобой шашлычки пожарим. Я еще днем ее попросил свинину замариновать, она не умеет, правда, но я не мог — надо было в Гурзуф слетать, грабеж там…с убийством.
Выпили по рюмочке водки и пошли к мангалу жарить шашлыки. Потихоньку начинало темнеть. Одно разве что дело может тебя заинтересовать, Павел Николаевич, — равнодушным тоном произнес Клементьев. — В Феодосии девушка пропала. Где-то в начале марта. Она поехала в Ялту к жениху своему в гости. Так вот, из Феодосии-то она выехала, а к жениху так до сих пор и не доехала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55