Пат не обратил внимания на бутерброды. Посмотрел на меня мутными глазами и выпил. В таких случаях нужно сказать. Я забыла — что… Кажется, «за упокой души». Лучше молча. Когда водка просто смешана с соком, становится противно до икоты. «Ты любила Наташу?» — зачем-то спросил Пат.
— А ты?
— Я — отец.
И замолчали. Когда не о чем говорить, лучше говорить о чем угодно.
Я помню тебя, Пат, молодым. Вернее, тогда ты мне казался старым. Мы с Наташкой учились в пятом классе. Ты ходил в сером костюме и синем галстуке. Мне было смешно. Никто на завод костюмы не надевал. Наташа объяснила, что там ты не работаешь, а руководишь комсомолом. Она гордилась тобой. Я завидовала. Мой отец носил промасленные штаны и шоферскую кожаную куртку. Мы обе плохо учились и на всех уроках писали мальчикам записки. Меня били, а ее нет. Наташка предлагала пожаловаться в комсомол, которым руководил ты. Если бы я была тогда постарше, наверняка влюбилась бы в тебя. (Пат очнулся и пристально посмотрел мне в глаза.
Я не отвела их в сторону.) Девочки часто влюбляются в чужих пап. Но тогда меня интересовали записки. Съешь бутерброд. И выпьем водки без всякого сока. Меня все называли княгиней, потому что так называла мама. Я стеснялась. Звучало как кличка. Потом выяснилось — действительно княгиня. Правда, очень разбавленная.
Вы уже переехали в новый дом. За тобой стала приезжать машина. Я видела несколько раз. Наташка иногда ездила с тобой. Обида разрывала сердце. Какая же я княгиня, если на машине ездит моя подруга?! Мы перестали встречаться. Больше подругу меня не было.
Пат молчал и думал о своем. За месяцы совместной жизни я ни разу не задержала своего внимания на нем. Воспринимала Пата через призму Наташкиного отношения. Поэтому сейчас напротив меня сидел незнакомый, чужой человек с малоизвестной мне внешностью. Его можно было бы назвать симпатичным. Высокий, несколько выпуклый лоб, седеющие жесткие короткие волосы, лицо продолговатое с изможденными небритыми щеками, мягкие линии рта контрастировали с излишне крупными зубами. Нос с легкой горбинкой. Но его портили близко и глубоко расположенные глаза. При рассмотрении отметила про себя: сучок с глазами. И надо же — руки оказались волосатыми. Пату не понравился мой изучающий взгляд.
«Чего тебе», — буркнул он. Не знаю, почему, но само вырвалось: "Я найду убийцу!
Поверь мне!" Пат замер. Такое впечатление, будто растерялся. Глаза, и без того глубоко посаженные, ушли совсем далеко. И оттуда шло еле заметное дрожание.
Неяркое исчезающее свечение светлячков в ночной мгле. Взгляд Пата цепко пристал ко мне. Я невольно защищаю лицо рукой, наклоняюсь к бутылке, лью по ножу водку в томатный сок, отклоняюсь поменять пепельницу, но не могу вывернуться из-под его взгляда. Бывают такие портреты — изображен человек в фас, и куда бы ты ни двинулась, он продолжает смотреть на тебя. Так происходило с глазами Пата. Он не водил ими, не перемещал зрачки. Продолжал смотреть, иногда спокойно мигая колючими ресницами. Я боюсь его. Бывает, что от горя люди, внешне ничем не проявляя своих эмоций, тихо двигаются головой. Жить с сумасшедшим пострашнее, чем спать с трупом. "Давай выпьем, Пат. Наташка была клевой девчонкой. Ты как отец вправе ее презирать. Но теперь бессмысленно. Она все равно попадет в рай.
Она ведь никому зла не делала. Жила весело, спала, с кем хотела, о тебе заботилась".."
— Прекрати, — тихо и страшно оборвал меня Пат.
— Когда похороны?
— Через два дня. Гробов нет.
Боже! На приготовления нужно столько денег! Чем я могу помочь? Я, как и Пат, жила за счет Наташки. Пусть об этом болит отцовская голова. Чувствую себя совершенно пришибленной. Еще этот взгляд Пата. Такое впечатление, что глаза у него существуют отдельно. Поэтому постоянно что-нибудь делаю — курю, наливаю, намазываю икру, лишь бы не замереть под этим взглядом. Кранты! С меня достаточно. Наконец я хочу спать. Упасть в темноту, без снов, без сил, без желаний. Сегодняшняя ночь не принесет вчерашних наслаждений. Пат остался сидеть, упираясь локтями в крыло сервировочного столика. Уходя в свою комнату, я и спиной ощущала его тусклый взгляд.
Проснулась рано от назойливого звонка стоящего рядом телефона. В трубке послышался поганый голос Юрика:
— Наташа?
— Наташи нет.
— Когда придет?
— Не придет. Она умерла.
— С кем?
— Одна.
— И когда оживет?
— Никогда.
— Брось болтать глупости. Где она?
— В морге.
— В каком?
— В Краснопресненском.
— Сама умерла?
— Задушили.
— Дура! — возмутился Юрик и бросил трубку. Я не поняла, к кому относится это определение. Наверное, ко мне. Мертвые дураками не бывают.
Наташка в первый же день предупредила, что Юрик — товарищ ушлый. Прикидывается бедным, больным, а у самого под обоями сторублевками все стены залеплены. С женщинами Юрик обращался просто. Слащаво намекал, что по его летам на многое он, к сожалению, не способен. Но, если соглашаются ласкать его губами, вопрос о деньгах не стоит. Оказывается, с Наташкой однажды произошло. От ее признания меня чуть не вырвало. Надо было видеть этого типа. Юрик был противен настолько, что казалось, от него воняет затхлым грязным бельем и немытым телом. Я искренне удивилась. Красавица и чистюля Наташка согласилась на эту муку? Оказывается, в тот момент у нее совсем не было денег. Приходилось раскручиваться. Видя мою брезгливость, Наташка, смеясь, оправдывалась: «Выпила две бутылки водки, и стало все равно — кто он и что он». Когда Наташка привела меня первый раз, у него находилась одна мадам. Чучело — по-другому не скажешь. Сидела пьяная посреди комнаты на стуле. Рыжие волосы, явно химия без укладки, закрывали ее лицо и делали похожей на овцу. Когда она их откинула, я пожалела, что она это сделала. Под волосами был мясистый нос, маленькие размазанные глазки, противный влажный рот, из которого несло тухлым перегаром. Ей было лет под сорок. Видно по лицу. Довольно-таки мерзкое создание. Я тогда еще подумала, что они с Юриком подходят друг другу как никто другой. Немного посидев, она ушла. Мы остались втроем. Наташа меня представила. Сказала, что занимаюсь коммерцией, и ему будет интересно. Юрик с места стал заигрывать. «Какие у вас коленочки, какие ножки, какие пальчики…» Он не просто прикасался, а хватался за меня. «Какая вы вся хо-ро-ше-нь-кая… та-ра-ра-ра…» Приходилось терпеть. Он мог мне пригодиться.
Потому поддакивала: «Да, да, знаю, каждый день смотрюсь в зеркало». Для пущей верности соврала, чтобы не приставал, о недавно появившемся любимом муже. Долго не засиживались. Попили, поели, не глядя в тарелки. Юрик снова принялся намекать, мол, побудешь со мной, любой товар отдам за бесценок. И причитал: «Я многого не прошу, только полижи…» Нет, он выражался по-иному-"пососи".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— А ты?
— Я — отец.
И замолчали. Когда не о чем говорить, лучше говорить о чем угодно.
Я помню тебя, Пат, молодым. Вернее, тогда ты мне казался старым. Мы с Наташкой учились в пятом классе. Ты ходил в сером костюме и синем галстуке. Мне было смешно. Никто на завод костюмы не надевал. Наташа объяснила, что там ты не работаешь, а руководишь комсомолом. Она гордилась тобой. Я завидовала. Мой отец носил промасленные штаны и шоферскую кожаную куртку. Мы обе плохо учились и на всех уроках писали мальчикам записки. Меня били, а ее нет. Наташка предлагала пожаловаться в комсомол, которым руководил ты. Если бы я была тогда постарше, наверняка влюбилась бы в тебя. (Пат очнулся и пристально посмотрел мне в глаза.
Я не отвела их в сторону.) Девочки часто влюбляются в чужих пап. Но тогда меня интересовали записки. Съешь бутерброд. И выпьем водки без всякого сока. Меня все называли княгиней, потому что так называла мама. Я стеснялась. Звучало как кличка. Потом выяснилось — действительно княгиня. Правда, очень разбавленная.
Вы уже переехали в новый дом. За тобой стала приезжать машина. Я видела несколько раз. Наташка иногда ездила с тобой. Обида разрывала сердце. Какая же я княгиня, если на машине ездит моя подруга?! Мы перестали встречаться. Больше подругу меня не было.
Пат молчал и думал о своем. За месяцы совместной жизни я ни разу не задержала своего внимания на нем. Воспринимала Пата через призму Наташкиного отношения. Поэтому сейчас напротив меня сидел незнакомый, чужой человек с малоизвестной мне внешностью. Его можно было бы назвать симпатичным. Высокий, несколько выпуклый лоб, седеющие жесткие короткие волосы, лицо продолговатое с изможденными небритыми щеками, мягкие линии рта контрастировали с излишне крупными зубами. Нос с легкой горбинкой. Но его портили близко и глубоко расположенные глаза. При рассмотрении отметила про себя: сучок с глазами. И надо же — руки оказались волосатыми. Пату не понравился мой изучающий взгляд.
«Чего тебе», — буркнул он. Не знаю, почему, но само вырвалось: "Я найду убийцу!
Поверь мне!" Пат замер. Такое впечатление, будто растерялся. Глаза, и без того глубоко посаженные, ушли совсем далеко. И оттуда шло еле заметное дрожание.
Неяркое исчезающее свечение светлячков в ночной мгле. Взгляд Пата цепко пристал ко мне. Я невольно защищаю лицо рукой, наклоняюсь к бутылке, лью по ножу водку в томатный сок, отклоняюсь поменять пепельницу, но не могу вывернуться из-под его взгляда. Бывают такие портреты — изображен человек в фас, и куда бы ты ни двинулась, он продолжает смотреть на тебя. Так происходило с глазами Пата. Он не водил ими, не перемещал зрачки. Продолжал смотреть, иногда спокойно мигая колючими ресницами. Я боюсь его. Бывает, что от горя люди, внешне ничем не проявляя своих эмоций, тихо двигаются головой. Жить с сумасшедшим пострашнее, чем спать с трупом. "Давай выпьем, Пат. Наташка была клевой девчонкой. Ты как отец вправе ее презирать. Но теперь бессмысленно. Она все равно попадет в рай.
Она ведь никому зла не делала. Жила весело, спала, с кем хотела, о тебе заботилась".."
— Прекрати, — тихо и страшно оборвал меня Пат.
— Когда похороны?
— Через два дня. Гробов нет.
Боже! На приготовления нужно столько денег! Чем я могу помочь? Я, как и Пат, жила за счет Наташки. Пусть об этом болит отцовская голова. Чувствую себя совершенно пришибленной. Еще этот взгляд Пата. Такое впечатление, что глаза у него существуют отдельно. Поэтому постоянно что-нибудь делаю — курю, наливаю, намазываю икру, лишь бы не замереть под этим взглядом. Кранты! С меня достаточно. Наконец я хочу спать. Упасть в темноту, без снов, без сил, без желаний. Сегодняшняя ночь не принесет вчерашних наслаждений. Пат остался сидеть, упираясь локтями в крыло сервировочного столика. Уходя в свою комнату, я и спиной ощущала его тусклый взгляд.
Проснулась рано от назойливого звонка стоящего рядом телефона. В трубке послышался поганый голос Юрика:
— Наташа?
— Наташи нет.
— Когда придет?
— Не придет. Она умерла.
— С кем?
— Одна.
— И когда оживет?
— Никогда.
— Брось болтать глупости. Где она?
— В морге.
— В каком?
— В Краснопресненском.
— Сама умерла?
— Задушили.
— Дура! — возмутился Юрик и бросил трубку. Я не поняла, к кому относится это определение. Наверное, ко мне. Мертвые дураками не бывают.
Наташка в первый же день предупредила, что Юрик — товарищ ушлый. Прикидывается бедным, больным, а у самого под обоями сторублевками все стены залеплены. С женщинами Юрик обращался просто. Слащаво намекал, что по его летам на многое он, к сожалению, не способен. Но, если соглашаются ласкать его губами, вопрос о деньгах не стоит. Оказывается, с Наташкой однажды произошло. От ее признания меня чуть не вырвало. Надо было видеть этого типа. Юрик был противен настолько, что казалось, от него воняет затхлым грязным бельем и немытым телом. Я искренне удивилась. Красавица и чистюля Наташка согласилась на эту муку? Оказывается, в тот момент у нее совсем не было денег. Приходилось раскручиваться. Видя мою брезгливость, Наташка, смеясь, оправдывалась: «Выпила две бутылки водки, и стало все равно — кто он и что он». Когда Наташка привела меня первый раз, у него находилась одна мадам. Чучело — по-другому не скажешь. Сидела пьяная посреди комнаты на стуле. Рыжие волосы, явно химия без укладки, закрывали ее лицо и делали похожей на овцу. Когда она их откинула, я пожалела, что она это сделала. Под волосами был мясистый нос, маленькие размазанные глазки, противный влажный рот, из которого несло тухлым перегаром. Ей было лет под сорок. Видно по лицу. Довольно-таки мерзкое создание. Я тогда еще подумала, что они с Юриком подходят друг другу как никто другой. Немного посидев, она ушла. Мы остались втроем. Наташа меня представила. Сказала, что занимаюсь коммерцией, и ему будет интересно. Юрик с места стал заигрывать. «Какие у вас коленочки, какие ножки, какие пальчики…» Он не просто прикасался, а хватался за меня. «Какая вы вся хо-ро-ше-нь-кая… та-ра-ра-ра…» Приходилось терпеть. Он мог мне пригодиться.
Потому поддакивала: «Да, да, знаю, каждый день смотрюсь в зеркало». Для пущей верности соврала, чтобы не приставал, о недавно появившемся любимом муже. Долго не засиживались. Попили, поели, не глядя в тарелки. Юрик снова принялся намекать, мол, побудешь со мной, любой товар отдам за бесценок. И причитал: «Я многого не прошу, только полижи…» Нет, он выражался по-иному-"пососи".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62