Вот он — счастливейший день в моей жизни!
* * *
Лимон провел в оцепенении почти сутки. Валялся на полу.
Периодически его рвало. Тело закоченело. Снег, заносимый ветром с террасы через открытую дверь, быстро таял и, смешиваясь с пеплом, образовывал грязное месиво.
В нем, не в силах подняться, и валялся Лимон. Его помутившееся сознание металось в бесконечных потусторонних мирах. Перед глазами мелькала большие и маленькие звезды. Потом пропадали в мутном тумане. Монотонное завывание не то вечности, не то волков сопровождало его бред. Иногда вместо звезд возникали огромные, пышущие бурлящей лавой солнца. Тогда Лимону казалось, что от их яркого ослепительного света раскалывается голова. Он зажмуривал глаза, зажимал их руками, но неистовый свет проникал в глубь глазниц, сжигая сознание бесконечным огненно-золотым сиянием. Всем телом Лимон бился в грязной жиже и, изнемогая, умолял, чтобы на него обрушился мрак. Ничего он так не желал, как наступления темноты и холодной бесконечности безмолвного вечного пространства.
Однако Лимон не умер. С трудом превозмогая слабость, поднялся с пола. Закрыл дверь на террасу. Попробовал включить свет. Не получилось. Пожар пережег провода. На ощупь добрался до ванной и сел под горячий душ. Его сознание и тело охватил неведомый ранее покой. Лимон без эмоций осознавал неминуемый конец своего существования. Желания бороться, пытаться что-либо предпринять он не испытывал. Хотя зримая опасность еще не угрожала, исход был очевиден. Лимон не представлял своей жизни без Инги. Ее исчезновение не огорчило и не озадачило.
Годы, проведенные рядом с женщиной, подчинившей его волю, превратили Лимона в бесчувственного, лишенного собственных страстей и желаний исполнителя. Инга сумела изолировать его от внешнего мира. Через некоторое время Лимон потерял интерес к происходящему за пределами террасы, нависшей над Садовым кольцом. Он уходил, чтобы разобраться с очередной жертвой, и совершенно не интересовался происходящим вокруг. Появление Ольги иголкой вонзилось в омертвевшую нервную систему. Он попытался сбросить с себя оцепенение. Инга этого не простила. Она вообще не способна прощать. Но Инги больше не существует. Зато остается позор, который Лимон испытал в постели Ольги.
Лимон вылез из-под душа. Натянул на влажное тело спортивный костюм. С трудом отыскал в темноте кроссовки. Его начала трепать дрожь нетерпения. Лимон испугался, что не успеет доказать Ольге свою мужскую состоятельность. Не совершив этого, он не сможет ни жить, ни умереть. Потом пусть распнут, пусть выследят и затравят, как зверя. Энергия и напор вернулись к нему. Лимон зажег свечи. Взял канделябр и подошел к зеркалу. Из темноты высветилось его бледное лицо. Оно показалось Лимону незнакомым. Он с удивлением разглядывал тускло отраженные черты. Возникла жуткая догадка, что с этой стороны зеркала стоит он, а с той — неон. Почти инстинктивно помотал головой Отражение проделало то же самое… Провел рукой по лицу. Оно повторило движение. Но Лимон почувствовал, что из зеркала на него смотрят глаза, полные неприкрытого презрения. Этого он не мог позволить даже своему отражению. Он замахнулся канделябром и застыл в ужасе. В руках его зеркального двойника канделябра не было. Лимон в панике отступил на несколько шагов. Изображение пропало. Зеркало быстро-быстро покрылось тонкими трещинами. Одни узоры моментально сменялись другими. И со звоном лопнувшей струны оно рассыпалось на мелкие кусочки. В деревянной раме осталась чернота. Из нее повеяло затхлостью подвала. Рука Лимона ослабла. Канделябр упал на пол.
В этот момент в дверь позвонили. Лимон не понял, откуда звонок.
Немного погодя, в дверь принялись стучать чем-то железным. Из коридора послышался надтреснутый от волнения голос: «Лимон, открывай и не делай глупостей. Дом окружен. В случае сопротивления открываем огонь на поражение».
Лимон медленно принялся искать в темноте свою сумку, где хранились деньги, чековые книжки и несколько гранат. Нужно уходить через террасу. Там на всякий случай давно заготовлены веревки и верхолазные кошки. Но не успел он сделать и шага к террасе, как на ней мелькнули фигуры людей с автоматами и тут же посыпались стекла. «Конец», — спокойно подумал Лимон и полез в сумку за гранатой. Входная дверь треснула и слетела с петель. Со стороны террасы раздалась короткая автоматная очередь. Пули прошлись по хрустальным подвескам люстры. Лимону ничего не оставалось, как разбросать гранаты. Но какая-то мощная сила удержала его и заставила переступить пустую раму рассыпавшегося зеркала.
Тело Лимона стремительно полетело вниз. Омоновцы, ворвавшиеся в квартиру, видели исчезающего на глазах преступника и, не сговариваясь, открыли огонь.
Пули беззвучно пропали в зеркальном проеме. Один из омоновцев устремился в погоню. Но лишь подбежал к раме, она мгновенно вспыхнула пламенем. Его длинные языки не позволили продолжать движение. В считанные секунды рама сгорела и развалилась на дымящиеся головешки. Когда дым развеялся, изумленные омоновцы в свете фонарей увидели только почерневшую от копоти глухую стену.
* * *
Бутончик и Маргуша никак не хотят расставаться со мной.
Притормозили возле моего дома и продолжают уговаривать ехать к ним. За эти два дня они меня ужасно полюбили. Я их тоже. Лучше через неделю снова поедем кататься на лыжах. После бесчисленного количества поцелуев Бутончик на прощание протягивает маленький белый конвертик:
— Это тебе на булавки.
Лукаво улыбается и уезжают. Вхожу в подъезд. Первым делом лезу в конверт. Там двести долларов. Какие милые люди. Все! С завтрашнего дня начинаю новую жизнь. В конце концов Наташка умерла. Ей хорошо. А мне нужно как-то устраиваться. Куда бы сплавить Пата? Почему мне злостно не везет? Вокруг день и ночь шикарно тусуется народ. Мне ведь тоже хочется. Пока приглашают. Лучше бы Пата убили, чем Наташку. Ну, опять расселся на Наташкином диване. Наверное, пьяный. Третий день в халате по квартире бродит. Учился бы лучше крутиться, как Бутончик.
— Все шляешься? — с ходу хамит Пат.
— Ага. Убийцу ищу…
— Нечего его искать, — мрачно, пещерным голосом возражает мне Пат.
— Вот и Наташка советует завязать. Но не могу. Он мне как мужик понравился. Такого раз в жизни встретишь, — говорю я и скрываюсь в своей комнате. Тело изнемогает под одеждой. Два дня, проведенные в бане, истончили, изнежили кожу. Привыкать к одежде труднее, чем отвыкать от нее. Раздеваюсь догола и набрасываю Наташкин халатик. В кармане лежала записная книжка. Где она? С непонятным раздражением суетливо перебираю вещи. Ума не приложу, куда могла засунуть. Бывает, что некоторые мелочи, даже ерунда, способны вконец отравить настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
* * *
Лимон провел в оцепенении почти сутки. Валялся на полу.
Периодически его рвало. Тело закоченело. Снег, заносимый ветром с террасы через открытую дверь, быстро таял и, смешиваясь с пеплом, образовывал грязное месиво.
В нем, не в силах подняться, и валялся Лимон. Его помутившееся сознание металось в бесконечных потусторонних мирах. Перед глазами мелькала большие и маленькие звезды. Потом пропадали в мутном тумане. Монотонное завывание не то вечности, не то волков сопровождало его бред. Иногда вместо звезд возникали огромные, пышущие бурлящей лавой солнца. Тогда Лимону казалось, что от их яркого ослепительного света раскалывается голова. Он зажмуривал глаза, зажимал их руками, но неистовый свет проникал в глубь глазниц, сжигая сознание бесконечным огненно-золотым сиянием. Всем телом Лимон бился в грязной жиже и, изнемогая, умолял, чтобы на него обрушился мрак. Ничего он так не желал, как наступления темноты и холодной бесконечности безмолвного вечного пространства.
Однако Лимон не умер. С трудом превозмогая слабость, поднялся с пола. Закрыл дверь на террасу. Попробовал включить свет. Не получилось. Пожар пережег провода. На ощупь добрался до ванной и сел под горячий душ. Его сознание и тело охватил неведомый ранее покой. Лимон без эмоций осознавал неминуемый конец своего существования. Желания бороться, пытаться что-либо предпринять он не испытывал. Хотя зримая опасность еще не угрожала, исход был очевиден. Лимон не представлял своей жизни без Инги. Ее исчезновение не огорчило и не озадачило.
Годы, проведенные рядом с женщиной, подчинившей его волю, превратили Лимона в бесчувственного, лишенного собственных страстей и желаний исполнителя. Инга сумела изолировать его от внешнего мира. Через некоторое время Лимон потерял интерес к происходящему за пределами террасы, нависшей над Садовым кольцом. Он уходил, чтобы разобраться с очередной жертвой, и совершенно не интересовался происходящим вокруг. Появление Ольги иголкой вонзилось в омертвевшую нервную систему. Он попытался сбросить с себя оцепенение. Инга этого не простила. Она вообще не способна прощать. Но Инги больше не существует. Зато остается позор, который Лимон испытал в постели Ольги.
Лимон вылез из-под душа. Натянул на влажное тело спортивный костюм. С трудом отыскал в темноте кроссовки. Его начала трепать дрожь нетерпения. Лимон испугался, что не успеет доказать Ольге свою мужскую состоятельность. Не совершив этого, он не сможет ни жить, ни умереть. Потом пусть распнут, пусть выследят и затравят, как зверя. Энергия и напор вернулись к нему. Лимон зажег свечи. Взял канделябр и подошел к зеркалу. Из темноты высветилось его бледное лицо. Оно показалось Лимону незнакомым. Он с удивлением разглядывал тускло отраженные черты. Возникла жуткая догадка, что с этой стороны зеркала стоит он, а с той — неон. Почти инстинктивно помотал головой Отражение проделало то же самое… Провел рукой по лицу. Оно повторило движение. Но Лимон почувствовал, что из зеркала на него смотрят глаза, полные неприкрытого презрения. Этого он не мог позволить даже своему отражению. Он замахнулся канделябром и застыл в ужасе. В руках его зеркального двойника канделябра не было. Лимон в панике отступил на несколько шагов. Изображение пропало. Зеркало быстро-быстро покрылось тонкими трещинами. Одни узоры моментально сменялись другими. И со звоном лопнувшей струны оно рассыпалось на мелкие кусочки. В деревянной раме осталась чернота. Из нее повеяло затхлостью подвала. Рука Лимона ослабла. Канделябр упал на пол.
В этот момент в дверь позвонили. Лимон не понял, откуда звонок.
Немного погодя, в дверь принялись стучать чем-то железным. Из коридора послышался надтреснутый от волнения голос: «Лимон, открывай и не делай глупостей. Дом окружен. В случае сопротивления открываем огонь на поражение».
Лимон медленно принялся искать в темноте свою сумку, где хранились деньги, чековые книжки и несколько гранат. Нужно уходить через террасу. Там на всякий случай давно заготовлены веревки и верхолазные кошки. Но не успел он сделать и шага к террасе, как на ней мелькнули фигуры людей с автоматами и тут же посыпались стекла. «Конец», — спокойно подумал Лимон и полез в сумку за гранатой. Входная дверь треснула и слетела с петель. Со стороны террасы раздалась короткая автоматная очередь. Пули прошлись по хрустальным подвескам люстры. Лимону ничего не оставалось, как разбросать гранаты. Но какая-то мощная сила удержала его и заставила переступить пустую раму рассыпавшегося зеркала.
Тело Лимона стремительно полетело вниз. Омоновцы, ворвавшиеся в квартиру, видели исчезающего на глазах преступника и, не сговариваясь, открыли огонь.
Пули беззвучно пропали в зеркальном проеме. Один из омоновцев устремился в погоню. Но лишь подбежал к раме, она мгновенно вспыхнула пламенем. Его длинные языки не позволили продолжать движение. В считанные секунды рама сгорела и развалилась на дымящиеся головешки. Когда дым развеялся, изумленные омоновцы в свете фонарей увидели только почерневшую от копоти глухую стену.
* * *
Бутончик и Маргуша никак не хотят расставаться со мной.
Притормозили возле моего дома и продолжают уговаривать ехать к ним. За эти два дня они меня ужасно полюбили. Я их тоже. Лучше через неделю снова поедем кататься на лыжах. После бесчисленного количества поцелуев Бутончик на прощание протягивает маленький белый конвертик:
— Это тебе на булавки.
Лукаво улыбается и уезжают. Вхожу в подъезд. Первым делом лезу в конверт. Там двести долларов. Какие милые люди. Все! С завтрашнего дня начинаю новую жизнь. В конце концов Наташка умерла. Ей хорошо. А мне нужно как-то устраиваться. Куда бы сплавить Пата? Почему мне злостно не везет? Вокруг день и ночь шикарно тусуется народ. Мне ведь тоже хочется. Пока приглашают. Лучше бы Пата убили, чем Наташку. Ну, опять расселся на Наташкином диване. Наверное, пьяный. Третий день в халате по квартире бродит. Учился бы лучше крутиться, как Бутончик.
— Все шляешься? — с ходу хамит Пат.
— Ага. Убийцу ищу…
— Нечего его искать, — мрачно, пещерным голосом возражает мне Пат.
— Вот и Наташка советует завязать. Но не могу. Он мне как мужик понравился. Такого раз в жизни встретишь, — говорю я и скрываюсь в своей комнате. Тело изнемогает под одеждой. Два дня, проведенные в бане, истончили, изнежили кожу. Привыкать к одежде труднее, чем отвыкать от нее. Раздеваюсь догола и набрасываю Наташкин халатик. В кармане лежала записная книжка. Где она? С непонятным раздражением суетливо перебираю вещи. Ума не приложу, куда могла засунуть. Бывает, что некоторые мелочи, даже ерунда, способны вконец отравить настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62