За дверью — тишина. Не надо его злить. Все-таки дочь похоронил.
* * *
Самая ужасная для меня пытка — быть запертой в четырех стенах дома. Я и в детстве при каждом удобном случае смывалась во двор. Выросла, начала кочевать. Хуже нет-обосновываться в чужом доме. Ломать свои привычки, зная, что не задержишься. Возникает раздражение — вокруг все не так, как тебе хочется. Бегу, неизвестно куда. Чаще в ресторан. Сидеть и мечтать, чтобы вечер не кончался. Ночь — время неприятное, потому что не знаешь, в какие условия она тебя занесет. Наташка могла не выходить из квартиры по несколько дней.
Постепенно привыкла и я. Но одно дело — с Наташкой, другое — с сумасшедшим Патом. Поэтому дурацкий разговор по телефону с Томасом звучит, как гудок из прежней жизни. Томас настаивает на встрече. Своим тонким с придыханием голосом интригующе намекает на некоторые подробности смерти Наташки. Дурак! Кто ж, кроме меня, их знает? Его драматические охи в трубку слушаю без интереса.
Говорит о Наташке положенные в таких случаях слова. Звучат красиво. Воспринимаю их, точно про другого человека. Чего он меня битых полчаса уговаривает? Я и без того согласна с ним встретиться. Вечер с педерастом все-таки лучше, чем с сумасшедшим. Веселенький у меня выбор. Хочу надеть то же черное платье. Какое оно, оказывается, мятое! Можно подумать, что Вадим Борисович его жевал. К тому же залито шампанским. Из Наташкиного гардероба трудно подобрать на меня. Она полнее, особенно в бедрах. А там, где у нее грудь, мне платье прилипает к телу.
Нечего выпендриваться перед голубым. Хотя Томас в одежде сечет. Он журналист.
Пишет про моды, живопись, балет. Дружит со всеми модельерами. Живет в Таллинне.
Вернее — иногда исчезает вроде бы в Таллинн. Фактически круглый год тусуется в гостинице «Украина». У него хороший номер. Платит за него бешеные деньги.
Наташка все советовала ему снять квартиру. Он ни в какую. «В гостинице, — говорит, — народ толкается, контингент обновляется. Всегда кого-нибудь найти можно». Вообще Томас — демократ. Знаком с мужиками из всех сословий. Ему не важно. Поначалу заявлял, что избегает чурок, а Наташка выяснила, что у него там и туркмены водятся. Нас с Наташкой считал лесбиянками. Ко мне относился как к ее любовнице. Поэтому при нас не стеснялся. Однажды мне заявил: «Мы же с тобой подружки». У меня чуть коленки не подкосились. Хороша подружка! Томас часто использовал Наташку в качестве фотомодели. Мне не нравится, как она получается на фотографиях. В жизни была такая легкая, а на снимках напряженная. Правда, может, Томас снимать не умеет. Мужики у него получаются классно. Мне предлагал позировать. Я отказалась. Мне почему-то до сих пор стыдно, когда я голая.
Наверное, потому что знаю про изъяны своей фигуры. Хотя многим нравится трахаться со мной при свете. Мне в темноте спокойнее. Нет стеснения. А, ладно… проведу вечер с Томасом, хоть приставать не будет.
Надеваю голубые стренчи, синюю длинную вязаную кофту — подарок Наташки. Она на меня большая и поэтому балдежно смотрится. Ботфорты на каблуках. Эту самую страстную мою мечту реализовал еще осенью Стае. Короче, видок без выпендрежа. Нормальный. Беру тачку и еду. Томас обещал оплатить дорогу. Он не жмот. Почему у голубых всегда много денег? Наверное, потому что они друг другу дают.
Еду и вспоминаю смешной случай. Томас иногда приглашал меня как приманку. Но чаще Наташку. Однажды она не смогла, и он привязался ко мне:
«Помоги да помоги. Я так хочу этого мужика. Ты ему подмигни, поулыбайся и пригласи ко мне. Поляну накрою — закачаетесь. Выпьем, поболтаем. Потом ты тихо слиняешь с концами. Дальше — мои проблемы. Только для разгона заведи его покруче». Я сдуру согласилась. Кончилось тем, что уйти я не смогла. Перепила.
Мужик вцепился в меня, как клещ. Пришлось его просто чуть не пинками выгонять.
С небольшим скандалом и битьем ресторанной посуды. Еще подумала, хорошо, дело в гостинице происходит, особенно не разбежишься. В другом месте этот мужик прибил бы нас обоих. И чего Томас в нем нашел? Я бы с таким категорически отказалась ложиться. Томас вообще-то предпочитает крупных мужиков. Сам он маленького роста. Полненький, светленький, симпатичненький на лицо. Обаяшечка. Мелкие морщинки у губ и возле уголков глаз придают, когда он улыбается, ощущение легкости, мол, нет проблем. В общении он часто смеется высоким, но мягким смехом. Не раздражает. А то ведь мужики, особенно дубоватые, как начнут ржать, так сразу бежать хочется. Томас говорит с легким акцентом, как Урмас Отт. При этом довольно кокетливо растягивает слова. Если не знать, что Томас голубой, можно провести с ним вечер и не догадаться. Во всяком случае я сперва не догадалась. Наташка объяснила.
Вот руки у него очень женственные. Пальчики аккуратненькие. Ногти полированные, маникюр безупречный. Ладошки пухлые. Всегда в разговоре, даже с женщинами, обаятельно гладит руку. Как бы невзначай. В ванной у него какое-то бешеное количество всяких кремов, одеколонов, притирок, шампуней. Находиться в ней — сплошной балдеж. Праздник. Ни у одной моей знакомой подобного я не видела. Даже Наташкины наборы блекнут.
Еще в голову лезет один случай. Томас снимал варьете для буклета.
Я напросилась с ним. Перемеряла все костюмы. Один был совершенно обалденный.
Соблазнительный вконец. Костюм русской девушки. Сарафан. Он весь сверкал.
Несколько слоев прозрачного газа до пола и только маленький треугольник вышит бисером. Остальное загадочно полупрозрачно. Помню, никак не могла себя заставить его снять. Все тело оказалось охвачено безумным желанием. В этом наряде готова была отдаться первому встречному. Но, кроме Томаса, никого не было. Обидно до сих пор…
Приехали! Вон на ступеньках в белом плаще с наворотами стоит моя «голубая подружка» Томас. Боже! Прическа — финиш. Сразу видно, из французской парикмахерской товарищ. Он смеется и целует меня в ухо. По всем карманам ищет деньги таксисту. Костюм на вид шелковый. Блестит. Черный со стальным отливом.
Наверняка итальянский. Томас пред почитает итальянский дизайн. Сколько встречаемся, ни разу не видела его в джинсах или свитере. Всегда в костюмах, и обязательно шарфик выбивается из-под рубашки. Одним словом, вылитый иностранец.
Томас ведет меня в бар. Швейцар не спрашивает пропуска или куда иду. Здесь все улыбаются Томасу. Поднимаемся в бар. В жизни Томаса этот маленький с высоченным потолком бар является главным опорным пунктом. Сколько он тут народу скадрил! В принципе, мне интересно, какие такие подробности об убийстве Наташки стали известны Томасу. Особенно хочется знать — откуда. Столик уже приготовлен для встречи со мной. Над бутербродами с икрой, рыбой и ветчиной возвышается графин с томатным соком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
* * *
Самая ужасная для меня пытка — быть запертой в четырех стенах дома. Я и в детстве при каждом удобном случае смывалась во двор. Выросла, начала кочевать. Хуже нет-обосновываться в чужом доме. Ломать свои привычки, зная, что не задержишься. Возникает раздражение — вокруг все не так, как тебе хочется. Бегу, неизвестно куда. Чаще в ресторан. Сидеть и мечтать, чтобы вечер не кончался. Ночь — время неприятное, потому что не знаешь, в какие условия она тебя занесет. Наташка могла не выходить из квартиры по несколько дней.
Постепенно привыкла и я. Но одно дело — с Наташкой, другое — с сумасшедшим Патом. Поэтому дурацкий разговор по телефону с Томасом звучит, как гудок из прежней жизни. Томас настаивает на встрече. Своим тонким с придыханием голосом интригующе намекает на некоторые подробности смерти Наташки. Дурак! Кто ж, кроме меня, их знает? Его драматические охи в трубку слушаю без интереса.
Говорит о Наташке положенные в таких случаях слова. Звучат красиво. Воспринимаю их, точно про другого человека. Чего он меня битых полчаса уговаривает? Я и без того согласна с ним встретиться. Вечер с педерастом все-таки лучше, чем с сумасшедшим. Веселенький у меня выбор. Хочу надеть то же черное платье. Какое оно, оказывается, мятое! Можно подумать, что Вадим Борисович его жевал. К тому же залито шампанским. Из Наташкиного гардероба трудно подобрать на меня. Она полнее, особенно в бедрах. А там, где у нее грудь, мне платье прилипает к телу.
Нечего выпендриваться перед голубым. Хотя Томас в одежде сечет. Он журналист.
Пишет про моды, живопись, балет. Дружит со всеми модельерами. Живет в Таллинне.
Вернее — иногда исчезает вроде бы в Таллинн. Фактически круглый год тусуется в гостинице «Украина». У него хороший номер. Платит за него бешеные деньги.
Наташка все советовала ему снять квартиру. Он ни в какую. «В гостинице, — говорит, — народ толкается, контингент обновляется. Всегда кого-нибудь найти можно». Вообще Томас — демократ. Знаком с мужиками из всех сословий. Ему не важно. Поначалу заявлял, что избегает чурок, а Наташка выяснила, что у него там и туркмены водятся. Нас с Наташкой считал лесбиянками. Ко мне относился как к ее любовнице. Поэтому при нас не стеснялся. Однажды мне заявил: «Мы же с тобой подружки». У меня чуть коленки не подкосились. Хороша подружка! Томас часто использовал Наташку в качестве фотомодели. Мне не нравится, как она получается на фотографиях. В жизни была такая легкая, а на снимках напряженная. Правда, может, Томас снимать не умеет. Мужики у него получаются классно. Мне предлагал позировать. Я отказалась. Мне почему-то до сих пор стыдно, когда я голая.
Наверное, потому что знаю про изъяны своей фигуры. Хотя многим нравится трахаться со мной при свете. Мне в темноте спокойнее. Нет стеснения. А, ладно… проведу вечер с Томасом, хоть приставать не будет.
Надеваю голубые стренчи, синюю длинную вязаную кофту — подарок Наташки. Она на меня большая и поэтому балдежно смотрится. Ботфорты на каблуках. Эту самую страстную мою мечту реализовал еще осенью Стае. Короче, видок без выпендрежа. Нормальный. Беру тачку и еду. Томас обещал оплатить дорогу. Он не жмот. Почему у голубых всегда много денег? Наверное, потому что они друг другу дают.
Еду и вспоминаю смешной случай. Томас иногда приглашал меня как приманку. Но чаще Наташку. Однажды она не смогла, и он привязался ко мне:
«Помоги да помоги. Я так хочу этого мужика. Ты ему подмигни, поулыбайся и пригласи ко мне. Поляну накрою — закачаетесь. Выпьем, поболтаем. Потом ты тихо слиняешь с концами. Дальше — мои проблемы. Только для разгона заведи его покруче». Я сдуру согласилась. Кончилось тем, что уйти я не смогла. Перепила.
Мужик вцепился в меня, как клещ. Пришлось его просто чуть не пинками выгонять.
С небольшим скандалом и битьем ресторанной посуды. Еще подумала, хорошо, дело в гостинице происходит, особенно не разбежишься. В другом месте этот мужик прибил бы нас обоих. И чего Томас в нем нашел? Я бы с таким категорически отказалась ложиться. Томас вообще-то предпочитает крупных мужиков. Сам он маленького роста. Полненький, светленький, симпатичненький на лицо. Обаяшечка. Мелкие морщинки у губ и возле уголков глаз придают, когда он улыбается, ощущение легкости, мол, нет проблем. В общении он часто смеется высоким, но мягким смехом. Не раздражает. А то ведь мужики, особенно дубоватые, как начнут ржать, так сразу бежать хочется. Томас говорит с легким акцентом, как Урмас Отт. При этом довольно кокетливо растягивает слова. Если не знать, что Томас голубой, можно провести с ним вечер и не догадаться. Во всяком случае я сперва не догадалась. Наташка объяснила.
Вот руки у него очень женственные. Пальчики аккуратненькие. Ногти полированные, маникюр безупречный. Ладошки пухлые. Всегда в разговоре, даже с женщинами, обаятельно гладит руку. Как бы невзначай. В ванной у него какое-то бешеное количество всяких кремов, одеколонов, притирок, шампуней. Находиться в ней — сплошной балдеж. Праздник. Ни у одной моей знакомой подобного я не видела. Даже Наташкины наборы блекнут.
Еще в голову лезет один случай. Томас снимал варьете для буклета.
Я напросилась с ним. Перемеряла все костюмы. Один был совершенно обалденный.
Соблазнительный вконец. Костюм русской девушки. Сарафан. Он весь сверкал.
Несколько слоев прозрачного газа до пола и только маленький треугольник вышит бисером. Остальное загадочно полупрозрачно. Помню, никак не могла себя заставить его снять. Все тело оказалось охвачено безумным желанием. В этом наряде готова была отдаться первому встречному. Но, кроме Томаса, никого не было. Обидно до сих пор…
Приехали! Вон на ступеньках в белом плаще с наворотами стоит моя «голубая подружка» Томас. Боже! Прическа — финиш. Сразу видно, из французской парикмахерской товарищ. Он смеется и целует меня в ухо. По всем карманам ищет деньги таксисту. Костюм на вид шелковый. Блестит. Черный со стальным отливом.
Наверняка итальянский. Томас пред почитает итальянский дизайн. Сколько встречаемся, ни разу не видела его в джинсах или свитере. Всегда в костюмах, и обязательно шарфик выбивается из-под рубашки. Одним словом, вылитый иностранец.
Томас ведет меня в бар. Швейцар не спрашивает пропуска или куда иду. Здесь все улыбаются Томасу. Поднимаемся в бар. В жизни Томаса этот маленький с высоченным потолком бар является главным опорным пунктом. Сколько он тут народу скадрил! В принципе, мне интересно, какие такие подробности об убийстве Наташки стали известны Томасу. Особенно хочется знать — откуда. Столик уже приготовлен для встречи со мной. Над бутербродами с икрой, рыбой и ветчиной возвышается графин с томатным соком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62