Прослышал о его гибели и приехал проститься. Но, как видно, опоздал.
— Ладно. Зайдите, — снисходительно предложила она.
Крохотная кухонька, груда немытой посуды. Женщина цапнула со стола новое яблоко, и ее зубы вгрызлись в него, разбрызгивая сок.
Я присел на самодельную табуретку.
— Пожалуй, месяца три тому назад.
Я не сразу понял, о чем это она.
— Да… Не меньше. За ним приехал Федька Астахов. На машине. Я во дворе с сумками сидела, перед тем как одолеть четыре этажа. На милицейской «десятке».
Не успел он забежать в подъезд, как через минуту они вылетели оба, сели в машину и умчались.
— Вы знали лейтенанта Астахова?
— Миленький, наш дом МВД строило. Здесь только менты живут. Конечно, я всех знаю.
— Девятого июля? Точно не помните?
— Похоже. Да, пожалуй, вы правы. Внучка приехала из Тулы, а десятого уезжала. Вот я и бегала по рынкам, гостинцы ей в дорогу покупала. Но после этого я Дениса не видела.
— Неужели его жена не беспокоилась? Муж пропал.
— Галька — баба гордая. Они за день до этого поскандалили в очередной раз, и она решила, что он опять к своей сучке ушел. Месяца три прошляется и опять приходит, как ни в чем не бывало. Галька давно знала, что у него есть шалава на стороне. Плевать она на них хотела. Мужик с воза — бабе легче. Все одно, проку с него никакого. Разве это семья? Расколотую чашку не склеишь. А теперь вот добегался. Похороны за счет МВД, пенсию за мужа да еще страховку получит. Вишь как, от мертвого пользы больше, чем от живого.
— Да, не жизнь, а мучения. И ради чего притворяться?
— Никто не притворялся. Он в командировке в Калуге был, там они и познакомились. Одинокая девка с трехлетним пацаном. Ну он ее и привез в Москву.
Родила девочку, и им эту квартиру дали, а то ведь они в общаге жили.
Поначалу-то все шло нормально, а потом Денис резко пошел на повышение, работы прибавилось, и баба новая подвернулась. Столичная краля. Говорят, красивая. Ну и зачем ему калужская замухрышка? Один у него плюс имелся. К бутылке не прикладывался. Но денежки-то в другое место уходили. О детях даже не думал.
Эгоист до мозга костей. Все только для себя. Лишь бы самому хорошо было. На кабаки деньги находил, а дети оборвышами ходят. Галька уборщицей в ЖЭКе подрабатывает. Но теперь, вроде, полегче ей будет. Говорят, страховка солидная ей полагается. Чего же ей над гробом плакать?
— Может, вы и правы. Ну, извините за беспокойство.
— Чего уж там. Яблочко не хотите? Я уже расхотел, а поначалу очень хотелось. Уж больно она смачно хрустела.
— Нет, спасибо.
Соседка проводила меня до дверей. Я спускался вниз и думал. Каким романтическим героем в моем представлении был майор Лиходеев! А как заглянешь в смрадный быт человеческой жизни, и куда вся роман тика девается? Понятное дело, не за что Лиходееву любить меня. Он имел право на ненависть. Ведь мы с ним ровесники. Что он, и что я? Мужик потом и кровью зарабатывал свои звездочки за мизерную зарплату, а тут баловень судьбы, которому все на тарелочке с голубой каемочкой досталось. Мало того, этот баловень оказался преступником, а он, защитник закона, ничего не мог сделать и терпел лишь унижения. Как это ни странно, но я смотрел на противников как бы со стороны. Вот есть майор Лиходеев, и есть Тимур Аракчеев. Между ними идет непримиримая война, а я наблюдаю. Человек со стороны. Видеокамера, лишь фиксирующая события.
Все мне были одинаково чужды — и Максим Круглое, и Тимур Аракчеев, и Денис Лиходеев. Не мог я себя представить участником этих событий. Вот в чем причина моего ненасытного любопытства. Антону этого не понять. Увезет он меня в Швейцарию, а я так и не узнаю правды. Вряд ли мне удастся жить весело и беззаботно с таким кровавым шлейфом из недавнего прошлого. Нет, так не получится. Пока я не расставлю все по своим местам, не успокоюсь.
Часы на приборном щитке показывали девять вечера. Я достал записную книжку и нарисовал подъезд к дому, чтобы не забыть. Я все же решил вернуться сюда и познакомиться с Галиной Лиходеевой. Мне хотелось иметь полную картину о майоре.
И опять на глаза попался листок с телефоном Татьяны Русановой. Эта женщина хотела со мной поговорить, а теперь, после загадочной смерти ее отца, она станет еще откровеннее. Если только меня не заподозрят в убийстве. Что очень смахивает на правду. Татьяна оставалась еще одним нераспознанным мною звеном.
Тут и думать нечего. Обязан ее увидеть.
После кузьминских трущоб я попал в шикарную квартиру в центре Москвы, где жильцы занимали целый этаж, а не куриный насест. Впрочем, такая женщина могла украсить любое жилище.
Я стоял как пень и молчал. Она тоже молчала. Мы смотрели друг на друга, словно заговорщики, я за порогом, она в дверях.
— Извините, что побеспокоил. Но ваша записка…
— Я помню. Хорошо, что пришли, проходите.
Она посторонилась, и я прошел. Еще нигде я не видел такого количества зеркал. Мягкий ровный свет исходил от множества канделябров, бра, торшеров и настольных ламп. Помещение освещалось так, что на лицах не возникало теней, а значит, они выглядели глаже, без искажений. Хорошо продумано. На хозяйке было черное атласное обтягивающее платье. Оно ей шло, и она это понимала, хотя, вероятно, это платье свидетельствовало о трауре.
Полы были покрыты мягкими пушистыми коврами, и я все время боялся, что она зацепится шпилькой-каблуком и упадет. Но Татьяна двигалась легко, непринужденно и очень элегантно. В зеркале я увидел огромный вырез на ее спине и гибкий безукоризненный стан. Наверняка эта женщина знала, что испытывают мужчины, глядя на нее.
Она провела меня в гостиную и предложила сесть на диван. Сама устроилась напротив в кресле.
— Я действительно хотела с вами поговорить. Я слышала краем уха ваш разговор с отцом, но не все, конечно. Мне пришлось уехать.
— Хочу выразить вам свои соболезнования.
— Не стоит. Рано или поздно это должно было случиться.
— Надеюсь, вы меня не подозреваете?
— Нет. Я знаю, кто его убил. Но говорить на эту тему сейчас не хочу.
Пройдет время, и убийца ответит за все. А сейчас оставим скорбную тему в стороне. Так вот. Я слышала, как он называл вас Тимуром. Мне же вы представились Максимом. Ваше поведение, мягко говоря, неадекватно. В нашей семье очень хорошо знают и того и другого, и уверяю вас, ни на одного из них вы не похожи. Я знаю о чудесах пластической хирургии и не берусь ничего утверждать. Вопрос в другом. Мне надо знать, кто вы на самом деле, от этого зависит наш с вами разговор. Его содержание. Кем бы вы сейчас себя ни назвали, мне нужны подтверждения сказанного. Докажите, что вы Тим или Макс. Но убедительно и обстоятельно.
— Это для вас очень важно?
— Я же сказала. От этого зависит суть нашей беседы.
— Что бы вы сказали Тимуру?
— Докажите, что вы — он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69