Этот человек был для меня очередной загадкой, впрочем, как и я для него.
— Я мог бы догадаться, вполне вероятно, но не беру на себя такую ответственность… То есть, я не уверен.
— Позвоните Антону Гольдбергу, он вам скажет, кто я такой.
Он побледнел, как и его дочь. Но этот человек умел сдерживать эмоции. В нем чувствовалась сильная натура.
— У нас слишком много разногласий с Гольдбергом, и мы давно не общаемся. Хотя я в курсе всего происходящего.
Он быстрыми шагами пересек кабинет и приблизился ко мне вплотную. Куда делась его сдержанность. Русанов разглядывал меня, как филателист уникальную марку, пренебрегая всеми приличиями.
— Не мог и предположить, что хирурги способны на такие чудеса. От вашего лица остались только глаза. Доктор Фаин мне говорил, что сделал вас неузнаваемым, но я не знал, что он волшебник. Мне говорили, что вы очень плохи, Тимур, и не допускали к вам. Мои попытки встретиться с вами ни к чему не привели. Антон оградил вас неприступным щитом, изолировав от внешнего мира.
— Будем считать, что я уже здоров.
— Очень рад. Искренне рад. Присаживайтесь.
Он засуетился. Подошел к встроенному в стену бару и начал громыхать бутылками и фужерами. Мне показалось, что он тянет время, а я не должен дать ему возможность анализировать, сопоставлять и принимать решения. Время работало против меня. Но и я уже выбился из сил. Целый день на ногах и ни крошки во рту. Таких перегрузок я еще не испытывал. Голова отяжелела, а в ушах стоял какой-то отвратный звон.
Я прошел к дивану и рухнул на мягкое сиденье.
— Хотите чего-нибудь выпить? На ваш вкус.
— Нет, я не пью.
— Даже бургунское? Прекрасное вино, отлично бодрит. Старая французская коллекция.
— От глотка вина не откажусь.
Он разлил вино в бокалы и один подал мне.
— Вы приехали один?
— Конечно. А вы хотели бы увидеть со мной еще кого-то? Я думаю, наши проблемы мы сможем решить без посторонней помощи.
— Это важно. Очень важно. Антон знает, что вы поехали ко мне? Какая же кошка между ними пробежала? Антон ни разу не называл мне имени Русанова, а этот не хочет о нем слышать, и, пожалуй, побаивается его.
— Антон ничего не знает. В этом нет необходимости. Я заехал на пять минут. Меня интересует конверт. Вы понимаете, о чем я говорю.
Он едва не выронил фужер из рук.
— Вы решили забрать конверт?
— Именно так.
Я старался быть твердым. Он отошел к окну и встал ко мне спиной. Нет, думать ему не о чем. Нужно наступать.
— Не тяните время, это же бессмысленно. Или я не имею права его потребовать?
— Мне говорили, что вы потеряли память. Кто вам рассказал о конверте? Уверены, что правильно сможете воспользоваться им?
— Оставим в покое мою память. К чему лишние разговоры? Я знаю, что делаю.
Я шел напролом и боялся задавать наводящие вопросы. Важно сломить противника, а к подробностям можно вернуться позже. Он вздохнул.
— Вынужден подчиниться. Но не думаю, что вы избрали лучший вариант. Вы подвергаете себя большой опасности.
Русанов подошел к стене, и одна из дубовых панелей отодвинулась в сторону. За ней находился сейф с номерным замком. Он долго с ним возился и наконец открыл дверцу. Через мгновенье голубой конверт размером с писчий лист бумаги находился в моих руках. В нем мог лежать только один-два листа, не больше. На конверте стояла надпись: «Тимур Аракчеев», и больше ничего.
— Благодарю за сохранность.
— Это мой долг. Надеюсь, вы сумеете правильно воспользоваться им.
— Конечно, — согласился я в который раз уже за сегодняшний бесконечный день.
Я выпил вино и встал. Он не стал меня провожать, оставаясь на месте. На лестнице мне показалось, что я могу упасть. Страх вернулся ко мне, а ступени были слишком крутыми. Надо уносить ноги, пока они меня еще держат.
Спустившись вниз, опираясь на перила, я взял свой плащ и кепку. Татьяны нигде не было. Искать ее у меня не хватало сил. Я не сомневался, что мне придется вернуться в этот дом. Первый визит — всего лишь прелюдия к главному разговору.
Я вышел на воздух и глубоко вздохнул. Когда я сюда пришел, во дворе стояла «мазда», сейчас она исчезла. Значит, девушка уехала. Я сразу понял, что она куда-то торопилась. Но не беда. Этот адрес я уже не забуду.
Ноги меня с трудом довели до машины. Только бы добраться до дома. Под «дворником», прижатый к ветровому стеклу, лежал листок. Я снял его. Сколько внимания. Это уже вторая записка за сегодняшний день. На листочке был написан телефон и имя «Татьяна», больше ничего. Я сунул бумажку в записную книжку, с которой не расставался все дни, как нашел ее в шкафу.
Накрапывал мелкий дождик. Я надел плащ, кепку и сел в машину. Пакет положил рядом на сиденье. При таком свете ничего не увидишь, к тому же, у меня перед глазами плавали круги. Я не представлял себе, как я в таком состоянии доеду до дома. У меня начали каменеть руки, голова безвольно откинулась назад, зловещая темнота окутала больной мозг, опять черная дыра.
В ушах послышался слабый отдаленный крик. И все…
Глава IV
В поисках самого себя
Сначала я почувствовал горячую руку на пульсе. И опять все началось с ощущений, как при моем вторичном пришествии на свет Божий. Как все знакомо. Я открыл глаза. Туман постепенно рассеялся, и передо мной возникло немного встревоженное лицо доктора Розина. В его облике было что-то непривычное. Только присмотревшись, я заметил на нем элегантный костюм вместо белого халата.
Я обвел взглядом помещение, в котором находился, и к удивлению заметил, что нахожусь не в больнице, а в богато обставленной спальне. Прямо надо мной висела хрустальная люстра. Кровать казалась квадратной, и я попросту утопал в ней. Над камином висела такая же, как в моей спальне, картина «Три грации».
Рядом с камином, выставив ноги вперед, в тяжелом жестком кресле сидел Антон Гольдберг.
Он смотрел на меня так, будто я лежал на столе в морге с номерком на ноге и его очередной раз вызвали на опознание.
— Ну вот, на сей раз обошлось, — сказал врач, убирая шприц в салфетку. — Ваше поведение, Максим, меня просто возмущает. — Продолжал он тихим, но твердым голосом. — Мы столько говорили об этом, а вы не прислушались ни к одному из моих советов. Вы еще слишком слабы для самостоятельных путешествий. Это чревато гибелью.
— Какие путешествия? — спросил я. Он игнорировал мой вопрос.
— Вы пили спиртное?
— Немного вина. Фужер.
— Этого «немного» достаточно, чтобы умереть. Спиртное несовместимо с теми лекарствами, что вы принимаете.
— Разве я что-то принимаю?
— Конечно, обязательно. Вам добавляют его в сок, который вы пьете на завтрак. Мы избрали такой метод, чтобы не напоминать вам о больнице. Но вы обязаны знать о пользе лекарств и о вреде алкоголя. Произошел рецидив потери памяти, и вы потеряли над собой контроль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Я мог бы догадаться, вполне вероятно, но не беру на себя такую ответственность… То есть, я не уверен.
— Позвоните Антону Гольдбергу, он вам скажет, кто я такой.
Он побледнел, как и его дочь. Но этот человек умел сдерживать эмоции. В нем чувствовалась сильная натура.
— У нас слишком много разногласий с Гольдбергом, и мы давно не общаемся. Хотя я в курсе всего происходящего.
Он быстрыми шагами пересек кабинет и приблизился ко мне вплотную. Куда делась его сдержанность. Русанов разглядывал меня, как филателист уникальную марку, пренебрегая всеми приличиями.
— Не мог и предположить, что хирурги способны на такие чудеса. От вашего лица остались только глаза. Доктор Фаин мне говорил, что сделал вас неузнаваемым, но я не знал, что он волшебник. Мне говорили, что вы очень плохи, Тимур, и не допускали к вам. Мои попытки встретиться с вами ни к чему не привели. Антон оградил вас неприступным щитом, изолировав от внешнего мира.
— Будем считать, что я уже здоров.
— Очень рад. Искренне рад. Присаживайтесь.
Он засуетился. Подошел к встроенному в стену бару и начал громыхать бутылками и фужерами. Мне показалось, что он тянет время, а я не должен дать ему возможность анализировать, сопоставлять и принимать решения. Время работало против меня. Но и я уже выбился из сил. Целый день на ногах и ни крошки во рту. Таких перегрузок я еще не испытывал. Голова отяжелела, а в ушах стоял какой-то отвратный звон.
Я прошел к дивану и рухнул на мягкое сиденье.
— Хотите чего-нибудь выпить? На ваш вкус.
— Нет, я не пью.
— Даже бургунское? Прекрасное вино, отлично бодрит. Старая французская коллекция.
— От глотка вина не откажусь.
Он разлил вино в бокалы и один подал мне.
— Вы приехали один?
— Конечно. А вы хотели бы увидеть со мной еще кого-то? Я думаю, наши проблемы мы сможем решить без посторонней помощи.
— Это важно. Очень важно. Антон знает, что вы поехали ко мне? Какая же кошка между ними пробежала? Антон ни разу не называл мне имени Русанова, а этот не хочет о нем слышать, и, пожалуй, побаивается его.
— Антон ничего не знает. В этом нет необходимости. Я заехал на пять минут. Меня интересует конверт. Вы понимаете, о чем я говорю.
Он едва не выронил фужер из рук.
— Вы решили забрать конверт?
— Именно так.
Я старался быть твердым. Он отошел к окну и встал ко мне спиной. Нет, думать ему не о чем. Нужно наступать.
— Не тяните время, это же бессмысленно. Или я не имею права его потребовать?
— Мне говорили, что вы потеряли память. Кто вам рассказал о конверте? Уверены, что правильно сможете воспользоваться им?
— Оставим в покое мою память. К чему лишние разговоры? Я знаю, что делаю.
Я шел напролом и боялся задавать наводящие вопросы. Важно сломить противника, а к подробностям можно вернуться позже. Он вздохнул.
— Вынужден подчиниться. Но не думаю, что вы избрали лучший вариант. Вы подвергаете себя большой опасности.
Русанов подошел к стене, и одна из дубовых панелей отодвинулась в сторону. За ней находился сейф с номерным замком. Он долго с ним возился и наконец открыл дверцу. Через мгновенье голубой конверт размером с писчий лист бумаги находился в моих руках. В нем мог лежать только один-два листа, не больше. На конверте стояла надпись: «Тимур Аракчеев», и больше ничего.
— Благодарю за сохранность.
— Это мой долг. Надеюсь, вы сумеете правильно воспользоваться им.
— Конечно, — согласился я в который раз уже за сегодняшний бесконечный день.
Я выпил вино и встал. Он не стал меня провожать, оставаясь на месте. На лестнице мне показалось, что я могу упасть. Страх вернулся ко мне, а ступени были слишком крутыми. Надо уносить ноги, пока они меня еще держат.
Спустившись вниз, опираясь на перила, я взял свой плащ и кепку. Татьяны нигде не было. Искать ее у меня не хватало сил. Я не сомневался, что мне придется вернуться в этот дом. Первый визит — всего лишь прелюдия к главному разговору.
Я вышел на воздух и глубоко вздохнул. Когда я сюда пришел, во дворе стояла «мазда», сейчас она исчезла. Значит, девушка уехала. Я сразу понял, что она куда-то торопилась. Но не беда. Этот адрес я уже не забуду.
Ноги меня с трудом довели до машины. Только бы добраться до дома. Под «дворником», прижатый к ветровому стеклу, лежал листок. Я снял его. Сколько внимания. Это уже вторая записка за сегодняшний день. На листочке был написан телефон и имя «Татьяна», больше ничего. Я сунул бумажку в записную книжку, с которой не расставался все дни, как нашел ее в шкафу.
Накрапывал мелкий дождик. Я надел плащ, кепку и сел в машину. Пакет положил рядом на сиденье. При таком свете ничего не увидишь, к тому же, у меня перед глазами плавали круги. Я не представлял себе, как я в таком состоянии доеду до дома. У меня начали каменеть руки, голова безвольно откинулась назад, зловещая темнота окутала больной мозг, опять черная дыра.
В ушах послышался слабый отдаленный крик. И все…
Глава IV
В поисках самого себя
Сначала я почувствовал горячую руку на пульсе. И опять все началось с ощущений, как при моем вторичном пришествии на свет Божий. Как все знакомо. Я открыл глаза. Туман постепенно рассеялся, и передо мной возникло немного встревоженное лицо доктора Розина. В его облике было что-то непривычное. Только присмотревшись, я заметил на нем элегантный костюм вместо белого халата.
Я обвел взглядом помещение, в котором находился, и к удивлению заметил, что нахожусь не в больнице, а в богато обставленной спальне. Прямо надо мной висела хрустальная люстра. Кровать казалась квадратной, и я попросту утопал в ней. Над камином висела такая же, как в моей спальне, картина «Три грации».
Рядом с камином, выставив ноги вперед, в тяжелом жестком кресле сидел Антон Гольдберг.
Он смотрел на меня так, будто я лежал на столе в морге с номерком на ноге и его очередной раз вызвали на опознание.
— Ну вот, на сей раз обошлось, — сказал врач, убирая шприц в салфетку. — Ваше поведение, Максим, меня просто возмущает. — Продолжал он тихим, но твердым голосом. — Мы столько говорили об этом, а вы не прислушались ни к одному из моих советов. Вы еще слишком слабы для самостоятельных путешествий. Это чревато гибелью.
— Какие путешествия? — спросил я. Он игнорировал мой вопрос.
— Вы пили спиртное?
— Немного вина. Фужер.
— Этого «немного» достаточно, чтобы умереть. Спиртное несовместимо с теми лекарствами, что вы принимаете.
— Разве я что-то принимаю?
— Конечно, обязательно. Вам добавляют его в сок, который вы пьете на завтрак. Мы избрали такой метод, чтобы не напоминать вам о больнице. Но вы обязаны знать о пользе лекарств и о вреде алкоголя. Произошел рецидив потери памяти, и вы потеряли над собой контроль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69