Такие так просто не покидает облюбованного места — их нужно слегка подтолкнуть. Ну, что ж, потребуется — подтолкнет, да так, что старичок пулей влетит в свою замшелую «хрущебу».
А место, действительно, превосходное. С трех сторон защищено зеленью подстриженных кустов, обзор тротуара и дороги отличный. Полная гарантия безопасности.
Единственная досадная неувязка — толстый пенсионер.
— Головку вам не напечет? — заботливо спросил Кудрин, склонившись к уху соседа. Будто сообщил тому потрясающую новость — началась выплата пенсий и компенсаций за уворованные сбережения. — Знаете, в таком возрасте не мешает поберечься.
В ответ — ни гу-гу.
— Полдничать не пора? — обозлившись, осведомился сыщик. — Жена, небось, ожидает, внучата плачут… На вашем месте я поспешил бы домой.
Толстяк поднял на лоб очки, внимательно оглядел улицу. Снова уткнулся в любимую газету. Естественно, «Советскую Россию».
Володька открыл было рот для откровенного штурма пенсионного бездельника, но тот внезапно спросил чегодинским голосом. С булькающим оттенком.
— Лекарств отродясь не принимаю, не полдничаю и не ужинаю. Да не смотри ты на меня, балбес! И говори потише — не на митинге выступаешь.
Ошеломленный сыщик так и подскочил, будто из отжившей свой век скамьи высунулся предательский гвоздь. Несмотря на запрещение, смешливо покосился на ряженного. В первую очередь, на выступающее брюшко.
— На каком месяце изволишь пребывать? Когда роды? Как же тебя угораздило? Предохраняться надо, дружище.
Виктор вздохнул.
— Чертова подушка, печет, будто спиртовый компресс.
Володька выдал короткий смешок.
— А щеки где соизволил нажрать?
— Шарики…
И не только шарики — умело наложенный грим превратил сравнительно молодого человека в полумертвого старика, измученного десятками труднопроизносимых диагнозов.
— Что случилось?
— Сели на хвост. Кто именно — точно не знаю, но догадываюсь — николаевские шестерки. Как только не изворачивался — не получилось. Опытные попались, стервы…
Действительно, опытные!
Что только не предпринимал сыщик, почуяв топтунов! Перед самым отправлением поезда с промежуточной станции вместе с Вертаевым спрыгивал на перрон. До следующей станции добирались на попутных машинах, меняя их через каждые двадцать — сорок километров. В городах использовали изученные заранее проходные дворы. Умело подставляли топтунов милиционерам.
Ничего не помогло.
Чегодин решился — сплавил на Урал ничего не понимающего Семку. Попросил поехать, помочь раскрутить очередное порученное фирме задание. Действительная причина — уберечь бывшую николаевскую шестерку, ставшую его другом. Понимал — их не просто пасут, вот-вот появятся киллеры.
И остался Виктор один…
Мимо по тротуару прошли, оживленно разговаривая, две пышных дамочки. Так разодеты — в глазах зарябило. Наверняка, жены или любовницы «новых русских». Из тех, кто распевает хвалебные гимны свободе и демократии в России и исподтишка обворовывает ее.
Остановились на краю скверика и заработали языками на полную мощность. Только и слышно: «а она, представляешь?», «ну, я ему показала!», «муж купил путевки на Канары, а я хочу на Флориду!», «присмотрела колье с бриллиантами, такими крупными — обалдела!».
Пришлось выждать окончания обмена самыми свежими новостями. Повезло — к тротуару припарковалось «вольво», из окошка дамочек окликнул немолодой мужчина с залысинами. Те, будто глупые мухи, приманенные в хитро сплетенную злодеем-пауком паутину, бросились на зов. Машина уехала.
— Где живешь? — косясь на мальчишку, гоняющего по аллейке мяч, с жалостью осведомился Кудрин.
— Лучше тебе ничего не знать… Целей будешь, дольше проживешь.
— Какие проблемы?
— Хватает проблем, — горько усмехнулся Чегодин. — Сейчас возвратишься в офис. А правом верхнем ящике моего письменного стола лежит синяя папка. Там — договор с Пелагеей Новожиловой и мои записи. Все сжечь! Больше в офисе не появляйся, лучше всего уезжай из Москвы. Поменяй климат.
— Неужели так плохо? — насторожился Кудрин. — Может быть, обойдется? Сколько раз мы с тобой были в худшем положении — выскальзывали.
— В таком — никогда. Сказал же — пытался выбраться и еще глубже погрузился… На дверь приклей объявление: «фирма частного детектива обанкротилась. Претензии — в судебном порядке».
Володька все еще не решался согласиться — жалостливо морщился, что-то бормотал, изредка бросал на собеседника умоляющие взгляды.
— У меня столько перспективных и выгодных дел скопилось. Миллионерами мы с тобой, конечно, не станем, но солидно прибарахлимся… Давай обождем с банкротством, а?
Чегодин пробулькал черную нецензурщину.
— Или ты меня не понял, или придуряешься. Вопрос стоит о жизни: в первую очередь, моей… Все, уговоры закончили. Больше не встретимся, появится возможность — позвоню. Если останусь в живых…
По улицам города бредут в разных направлениях сотни несчастных стариков-пенсионеров. Глотая слюнки, отводят глаза от витринного изобилия деликатесов, которые им раньше даже не снились, вчитываются в газетные строки, разыскивая там вероятность выживания, обмениваются слухами, один другого невероятней. Чаще молчат, вцепившись в допотопные палочки, качаясь на ходу, сладостно перебирая в голове картиники прожитых трудных, но и приятных, лет.
Один из них — преждевременно «состарившийся» Чегодин.
Сколько у человека чувств, с помошью которых он воспринимает окружающую действительность? Зрение, слух, обоняние, осязание… А где предвидение? Его следует поставить на первое место, потеснив все другие.
Ибо Виктор сейчас не просто смотрел, слушал, ощупывал и принюхивался — больше полагался на природный дар предвидения. То, что он обречен — совершенно ясно. Не спасет его грим, шарики за щеками, «подушечный» животик. Потому-что за спиной — учащенное дыхание преследователей, из окон зданий, мимо которых он проходит — «стреляющие» взгляды николаевцев.
Поручение помощнику — сжечь содержимое синей папки и убираться из Москвы — глупость, поддержка спадающих штанов. Что касается папочки — там приколоты к договору его записи, которые помогут преступникам выйти на след Людмилы, большинство которых бандитам, наверняка, давным-давно известны.
И все же — уничтожить! Нельзя рисковать даже самой малой малостью, нередко из мельчайшей частицы вырастает кровавый росток.
А вот второе поручение Кудрин ни за что не выполнит, Москву не покинет, жену с детьми бандитам на поругание не оставит. Не тот он человек.
В этом отношении Чегодин — счастливец: ни жены, ни детей. Впрочем, есть один ребенок, незаконнорожденный, от машинистки Управления, но об этом никто не знает. И не должен знать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
А место, действительно, превосходное. С трех сторон защищено зеленью подстриженных кустов, обзор тротуара и дороги отличный. Полная гарантия безопасности.
Единственная досадная неувязка — толстый пенсионер.
— Головку вам не напечет? — заботливо спросил Кудрин, склонившись к уху соседа. Будто сообщил тому потрясающую новость — началась выплата пенсий и компенсаций за уворованные сбережения. — Знаете, в таком возрасте не мешает поберечься.
В ответ — ни гу-гу.
— Полдничать не пора? — обозлившись, осведомился сыщик. — Жена, небось, ожидает, внучата плачут… На вашем месте я поспешил бы домой.
Толстяк поднял на лоб очки, внимательно оглядел улицу. Снова уткнулся в любимую газету. Естественно, «Советскую Россию».
Володька открыл было рот для откровенного штурма пенсионного бездельника, но тот внезапно спросил чегодинским голосом. С булькающим оттенком.
— Лекарств отродясь не принимаю, не полдничаю и не ужинаю. Да не смотри ты на меня, балбес! И говори потише — не на митинге выступаешь.
Ошеломленный сыщик так и подскочил, будто из отжившей свой век скамьи высунулся предательский гвоздь. Несмотря на запрещение, смешливо покосился на ряженного. В первую очередь, на выступающее брюшко.
— На каком месяце изволишь пребывать? Когда роды? Как же тебя угораздило? Предохраняться надо, дружище.
Виктор вздохнул.
— Чертова подушка, печет, будто спиртовый компресс.
Володька выдал короткий смешок.
— А щеки где соизволил нажрать?
— Шарики…
И не только шарики — умело наложенный грим превратил сравнительно молодого человека в полумертвого старика, измученного десятками труднопроизносимых диагнозов.
— Что случилось?
— Сели на хвост. Кто именно — точно не знаю, но догадываюсь — николаевские шестерки. Как только не изворачивался — не получилось. Опытные попались, стервы…
Действительно, опытные!
Что только не предпринимал сыщик, почуяв топтунов! Перед самым отправлением поезда с промежуточной станции вместе с Вертаевым спрыгивал на перрон. До следующей станции добирались на попутных машинах, меняя их через каждые двадцать — сорок километров. В городах использовали изученные заранее проходные дворы. Умело подставляли топтунов милиционерам.
Ничего не помогло.
Чегодин решился — сплавил на Урал ничего не понимающего Семку. Попросил поехать, помочь раскрутить очередное порученное фирме задание. Действительная причина — уберечь бывшую николаевскую шестерку, ставшую его другом. Понимал — их не просто пасут, вот-вот появятся киллеры.
И остался Виктор один…
Мимо по тротуару прошли, оживленно разговаривая, две пышных дамочки. Так разодеты — в глазах зарябило. Наверняка, жены или любовницы «новых русских». Из тех, кто распевает хвалебные гимны свободе и демократии в России и исподтишка обворовывает ее.
Остановились на краю скверика и заработали языками на полную мощность. Только и слышно: «а она, представляешь?», «ну, я ему показала!», «муж купил путевки на Канары, а я хочу на Флориду!», «присмотрела колье с бриллиантами, такими крупными — обалдела!».
Пришлось выждать окончания обмена самыми свежими новостями. Повезло — к тротуару припарковалось «вольво», из окошка дамочек окликнул немолодой мужчина с залысинами. Те, будто глупые мухи, приманенные в хитро сплетенную злодеем-пауком паутину, бросились на зов. Машина уехала.
— Где живешь? — косясь на мальчишку, гоняющего по аллейке мяч, с жалостью осведомился Кудрин.
— Лучше тебе ничего не знать… Целей будешь, дольше проживешь.
— Какие проблемы?
— Хватает проблем, — горько усмехнулся Чегодин. — Сейчас возвратишься в офис. А правом верхнем ящике моего письменного стола лежит синяя папка. Там — договор с Пелагеей Новожиловой и мои записи. Все сжечь! Больше в офисе не появляйся, лучше всего уезжай из Москвы. Поменяй климат.
— Неужели так плохо? — насторожился Кудрин. — Может быть, обойдется? Сколько раз мы с тобой были в худшем положении — выскальзывали.
— В таком — никогда. Сказал же — пытался выбраться и еще глубже погрузился… На дверь приклей объявление: «фирма частного детектива обанкротилась. Претензии — в судебном порядке».
Володька все еще не решался согласиться — жалостливо морщился, что-то бормотал, изредка бросал на собеседника умоляющие взгляды.
— У меня столько перспективных и выгодных дел скопилось. Миллионерами мы с тобой, конечно, не станем, но солидно прибарахлимся… Давай обождем с банкротством, а?
Чегодин пробулькал черную нецензурщину.
— Или ты меня не понял, или придуряешься. Вопрос стоит о жизни: в первую очередь, моей… Все, уговоры закончили. Больше не встретимся, появится возможность — позвоню. Если останусь в живых…
По улицам города бредут в разных направлениях сотни несчастных стариков-пенсионеров. Глотая слюнки, отводят глаза от витринного изобилия деликатесов, которые им раньше даже не снились, вчитываются в газетные строки, разыскивая там вероятность выживания, обмениваются слухами, один другого невероятней. Чаще молчат, вцепившись в допотопные палочки, качаясь на ходу, сладостно перебирая в голове картиники прожитых трудных, но и приятных, лет.
Один из них — преждевременно «состарившийся» Чегодин.
Сколько у человека чувств, с помошью которых он воспринимает окружающую действительность? Зрение, слух, обоняние, осязание… А где предвидение? Его следует поставить на первое место, потеснив все другие.
Ибо Виктор сейчас не просто смотрел, слушал, ощупывал и принюхивался — больше полагался на природный дар предвидения. То, что он обречен — совершенно ясно. Не спасет его грим, шарики за щеками, «подушечный» животик. Потому-что за спиной — учащенное дыхание преследователей, из окон зданий, мимо которых он проходит — «стреляющие» взгляды николаевцев.
Поручение помощнику — сжечь содержимое синей папки и убираться из Москвы — глупость, поддержка спадающих штанов. Что касается папочки — там приколоты к договору его записи, которые помогут преступникам выйти на след Людмилы, большинство которых бандитам, наверняка, давным-давно известны.
И все же — уничтожить! Нельзя рисковать даже самой малой малостью, нередко из мельчайшей частицы вырастает кровавый росток.
А вот второе поручение Кудрин ни за что не выполнит, Москву не покинет, жену с детьми бандитам на поругание не оставит. Не тот он человек.
В этом отношении Чегодин — счастливец: ни жены, ни детей. Впрочем, есть один ребенок, незаконнорожденный, от машинистки Управления, но об этом никто не знает. И не должен знать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75