Залетел за беспредел — налетишь на пику. Без разных амнистий, отсидок в тюрьмах либо на зоне, минуя нудные допросы, очные ставки, судебные заседания. Никаких формальностей — все решает босс. Одним словом или жестом.
И все же для Вертаева сделали некоторое послабление. Во первых, не пытали, не издевались. Во вторых, разрешили захватить с собой в погреб курево и бутылку самогона, сняли браслеты. В третьих, сразу не расправились, перенесли казнь на следующий день.
Особенно важна отсрочка. Шансов выбраться без посторонней помощи мало, но они все же имеются — заснет сторож, поставленный возле выхода из подвала, забудет заложить специальным брусом дощатую дверь, передумает босс, походотайствуют за приговоренного дружки.
Первое, чем занялся запертый в погреб узник — ощупал стены и пол. Бесполезно — холодные камни, без малейшего намека на второй выход или лаз. Можно, конечно, взломать металлическую решетку вентиляционного отверстия, но как протиснуться в отверстие, размером пятнадцать на пятнадцать сантиметров?
Ночью во дворе послышались голоса, заработал автомобильный двигатель. Семен приложил ухо к щелястому дверному полотну. Затаил дыхание.
— Утром Вертушку замочишь, — голос Николаева, густой, раздраженный. — Закопаешь в лесу без разных надгробий и памятников. Не заслужил подобных почестей… Появится Зуб — позвони, если — с девкой и с ее хахалем — немедля переправь в Москву. Предварительно обыщи… С Вертушкой все ясно?
— Ясно, сделаю…
Значит, пощады не дождаться, почти спокойно подумал Семен, ибо не питал ни малейшей надежды на снисхождение. Одна радость — в смертный час не видеть одутловатой морды босса.
— Частного детектива тоже замочить. Как только девка окажется в наших руках, не раньше.
— Сделаю…
Писклявый голос, отвечающий Николаеву, принадлежал, палачу, первому его помощнику со странной кликухой Цыпа. Наркоман, садист, киллер выдвинут на «высокую должность» по причине редкой даже среди преступников жестокости. Зарезать старика, задушить женщину, разбить голову младенцу для него, что выпить стакан воды.
— Вертушку не мучь — пусть умрет легко. Отвлеки внимание и — пулю в голову…
Спасибо за отеческую заботу, дорогой босс, с иронией поблагодарил про себя Николаева Семен, вырвусь — не забуду, отплачу тем же. Но на легкую смерть не надейся — не заслужил.
Босс уехал. Цыпа подошел к погребу, подергал дверь, плотней прижал ее брусом.
— Не убежит, ментовский прихвостень, — удовлетворенно произнес он. — Подежуришь до трех ночи, тебя сменит Дранный. Гляди, упустишь — пойдешь под молотки. Лично сам требуху выпущу из твоего вонючего пуза.
— Не убежит, — заверил густой бас.
Еще одна удача, поважней остальных! Ибо басистый голос принадлежал Крохобору, Вертаевскому земляку. На одной улице жили, в одном классе учились, мать Семена дружила с матерью Славки.
В банду одноклассники попали по разным причинам и разными путями.
У Семена заболела мать, ее положили в больницу и парнишка оказался, как принято выражаться, голодным и холодным. Измученный безденежьем, невозможностью носить больной матери передачи, Вертаев однажды решился на ограбление газетного ларька. Много не взял — разве поживишься копеечными газетами да рублевыми журналами?
Дальше — больше, вошел во вкус. На окраине городка, в котором он жил, располагался не магазин — магазинчик. В полуразваленном домишке с дощатой дверью, висящей на разболтанных навесах. Там Семка поживился более основательно.
Милицейский наряд схватил вора на месте преступления. Много не дали — учли безотцовщину и материнскую болезнь — три года.
На зоне друзья встретились.
Славка к тому времени имел солидный воровской стаж, грабил не в одиночестве — в компании таких же, как он, пацанов. Но руководил ими, получая солидный процент от стоимости похищенного, вор в законе, главарь крупной группировки.
Поэтому Славке припаяли пять лет.
Сроки свои отбывали друзья под Красноярском. Зона как зона, не лучше и не хуже других, Разве только «командовал» там не начальник и не его подручные — тот самый Цыпа, который теперь ходит в первых помощниках Николаева. Он-то и помог малолеткам бежать. С непременным условием — передать одному человеку в Москве маляву. Парни согласились — им организовали побег.
Московским адресатом оказался… Николаев.
И вот теперь «крестный отец» Вертаева приговорил своего воспитанника к смерти, авторитет, который помог Семке очутиться на свободе, завтра утром выстрелит ему в голову. А дружок, одноклассник, сейчас сторожит смертника.
Вот какие фокусы выделывает судьба-злодейка, как она крутит-вертит человеческими жизнями!
Семен отлично знает, Славка ему не спаситель, он — первостатейный трус — ни за что не пойдет на освобождение давнишнего друга, не подставит своей головы вместо головы Вертаева.
И все же, попытка — не пытка.
Когда шум во дворе умолк, смертник прижал губы к щели.
— Крохобор, слышь, Славка, — прошептал он и не дождавашись ответа, повторил более громко. — Слышь, Славик?
— Ну, чего тебе? — недовольно пробасил сторож. — Курево дали, самогоном обеспечили — балдей. Утром Цыпа побазарит и — все. Отпустит.
Знает же школьный дружок, куда «отпустят» смертника — издевается, что ли?
— Славка, помнишь, как мы на воскресник ходили всем классом? Ты тогда за Светкой ухлестывал, а она не давалась — кто тебе помог?
Наивная попытка сыграть на благодарности трусливого дегенерата! Но вдруг удастся пробиться, просверлить отверстие в загнившей душонке бывшего приятеля?
— Ну, ты, — нерешительно признался Крохобор уже более мягким голосом. — Все одно, схлестнулся со Светкой Павлик. Слышал — поженились…
— Но я тебе все же помог… Вот ты тоже помоги…
Вертаев стоял в темноте, приникнув к двери, по другую ее сторону сидел на пне Славка. Небось, дрожит от страха, паршивый трус, сопли вытирает. Боится, как бы тот же Цыпа не подслушал да не посадил сторожа рядом со смертником.
— Сам понимаешь, Семка, не могу. Уйдешь, вместо тебя замочат. Ты уж того — смирись. При нашей житухе рано или поздно все одно откинешь копыта. Или менты подстрелят, или свои подколят… Смирись!
Иного ответа Семен не ожидал, слишком хорошо знал характер Славки. Просто прощупывал, искал лазейку и не находил ее. Смириться? Нет, пусть не надеются, не все еще хода проверены, не все шансы использованы.
— А я и не прошу тебя выпустить. Понимаю — нельзя. Просто хочется перед смертью пообщаться с другом, выпить за его удачу… У меня — целая литровка первача, давай приложимся, а?
Сказал и затаил дыхание. Если уж на выпивку не клюнет чертов алкаш — тогда, действительно, кранты. Ибо у Славки в душе — две привязаности: нажива и выпивка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
И все же для Вертаева сделали некоторое послабление. Во первых, не пытали, не издевались. Во вторых, разрешили захватить с собой в погреб курево и бутылку самогона, сняли браслеты. В третьих, сразу не расправились, перенесли казнь на следующий день.
Особенно важна отсрочка. Шансов выбраться без посторонней помощи мало, но они все же имеются — заснет сторож, поставленный возле выхода из подвала, забудет заложить специальным брусом дощатую дверь, передумает босс, походотайствуют за приговоренного дружки.
Первое, чем занялся запертый в погреб узник — ощупал стены и пол. Бесполезно — холодные камни, без малейшего намека на второй выход или лаз. Можно, конечно, взломать металлическую решетку вентиляционного отверстия, но как протиснуться в отверстие, размером пятнадцать на пятнадцать сантиметров?
Ночью во дворе послышались голоса, заработал автомобильный двигатель. Семен приложил ухо к щелястому дверному полотну. Затаил дыхание.
— Утром Вертушку замочишь, — голос Николаева, густой, раздраженный. — Закопаешь в лесу без разных надгробий и памятников. Не заслужил подобных почестей… Появится Зуб — позвони, если — с девкой и с ее хахалем — немедля переправь в Москву. Предварительно обыщи… С Вертушкой все ясно?
— Ясно, сделаю…
Значит, пощады не дождаться, почти спокойно подумал Семен, ибо не питал ни малейшей надежды на снисхождение. Одна радость — в смертный час не видеть одутловатой морды босса.
— Частного детектива тоже замочить. Как только девка окажется в наших руках, не раньше.
— Сделаю…
Писклявый голос, отвечающий Николаеву, принадлежал, палачу, первому его помощнику со странной кликухой Цыпа. Наркоман, садист, киллер выдвинут на «высокую должность» по причине редкой даже среди преступников жестокости. Зарезать старика, задушить женщину, разбить голову младенцу для него, что выпить стакан воды.
— Вертушку не мучь — пусть умрет легко. Отвлеки внимание и — пулю в голову…
Спасибо за отеческую заботу, дорогой босс, с иронией поблагодарил про себя Николаева Семен, вырвусь — не забуду, отплачу тем же. Но на легкую смерть не надейся — не заслужил.
Босс уехал. Цыпа подошел к погребу, подергал дверь, плотней прижал ее брусом.
— Не убежит, ментовский прихвостень, — удовлетворенно произнес он. — Подежуришь до трех ночи, тебя сменит Дранный. Гляди, упустишь — пойдешь под молотки. Лично сам требуху выпущу из твоего вонючего пуза.
— Не убежит, — заверил густой бас.
Еще одна удача, поважней остальных! Ибо басистый голос принадлежал Крохобору, Вертаевскому земляку. На одной улице жили, в одном классе учились, мать Семена дружила с матерью Славки.
В банду одноклассники попали по разным причинам и разными путями.
У Семена заболела мать, ее положили в больницу и парнишка оказался, как принято выражаться, голодным и холодным. Измученный безденежьем, невозможностью носить больной матери передачи, Вертаев однажды решился на ограбление газетного ларька. Много не взял — разве поживишься копеечными газетами да рублевыми журналами?
Дальше — больше, вошел во вкус. На окраине городка, в котором он жил, располагался не магазин — магазинчик. В полуразваленном домишке с дощатой дверью, висящей на разболтанных навесах. Там Семка поживился более основательно.
Милицейский наряд схватил вора на месте преступления. Много не дали — учли безотцовщину и материнскую болезнь — три года.
На зоне друзья встретились.
Славка к тому времени имел солидный воровской стаж, грабил не в одиночестве — в компании таких же, как он, пацанов. Но руководил ими, получая солидный процент от стоимости похищенного, вор в законе, главарь крупной группировки.
Поэтому Славке припаяли пять лет.
Сроки свои отбывали друзья под Красноярском. Зона как зона, не лучше и не хуже других, Разве только «командовал» там не начальник и не его подручные — тот самый Цыпа, который теперь ходит в первых помощниках Николаева. Он-то и помог малолеткам бежать. С непременным условием — передать одному человеку в Москве маляву. Парни согласились — им организовали побег.
Московским адресатом оказался… Николаев.
И вот теперь «крестный отец» Вертаева приговорил своего воспитанника к смерти, авторитет, который помог Семке очутиться на свободе, завтра утром выстрелит ему в голову. А дружок, одноклассник, сейчас сторожит смертника.
Вот какие фокусы выделывает судьба-злодейка, как она крутит-вертит человеческими жизнями!
Семен отлично знает, Славка ему не спаситель, он — первостатейный трус — ни за что не пойдет на освобождение давнишнего друга, не подставит своей головы вместо головы Вертаева.
И все же, попытка — не пытка.
Когда шум во дворе умолк, смертник прижал губы к щели.
— Крохобор, слышь, Славка, — прошептал он и не дождавашись ответа, повторил более громко. — Слышь, Славик?
— Ну, чего тебе? — недовольно пробасил сторож. — Курево дали, самогоном обеспечили — балдей. Утром Цыпа побазарит и — все. Отпустит.
Знает же школьный дружок, куда «отпустят» смертника — издевается, что ли?
— Славка, помнишь, как мы на воскресник ходили всем классом? Ты тогда за Светкой ухлестывал, а она не давалась — кто тебе помог?
Наивная попытка сыграть на благодарности трусливого дегенерата! Но вдруг удастся пробиться, просверлить отверстие в загнившей душонке бывшего приятеля?
— Ну, ты, — нерешительно признался Крохобор уже более мягким голосом. — Все одно, схлестнулся со Светкой Павлик. Слышал — поженились…
— Но я тебе все же помог… Вот ты тоже помоги…
Вертаев стоял в темноте, приникнув к двери, по другую ее сторону сидел на пне Славка. Небось, дрожит от страха, паршивый трус, сопли вытирает. Боится, как бы тот же Цыпа не подслушал да не посадил сторожа рядом со смертником.
— Сам понимаешь, Семка, не могу. Уйдешь, вместо тебя замочат. Ты уж того — смирись. При нашей житухе рано или поздно все одно откинешь копыта. Или менты подстрелят, или свои подколят… Смирись!
Иного ответа Семен не ожидал, слишком хорошо знал характер Славки. Просто прощупывал, искал лазейку и не находил ее. Смириться? Нет, пусть не надеются, не все еще хода проверены, не все шансы использованы.
— А я и не прошу тебя выпустить. Понимаю — нельзя. Просто хочется перед смертью пообщаться с другом, выпить за его удачу… У меня — целая литровка первача, давай приложимся, а?
Сказал и затаил дыхание. Если уж на выпивку не клюнет чертов алкаш — тогда, действительно, кранты. Ибо у Славки в душе — две привязаности: нажива и выпивка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75