Интересно, в чем именно он может меня подозревать?
— Скорей, не акциями, а их хозяйкой, — рассмеялся я. — Ефросинья Никитишна — на редкость интересная женщина…
— Привлекают древности?… Ну, ну, у каждого мужчины — свои вкусы. Только, сдается, после сдобной Алферовой депозитарша покажется… зачерствевшей черняшкой…
И этот — о сексе? Да что в Росбетоне все помешались, что ли? Разговоры сходятся либо к сексу, либо к пьянке, других интересов попросту не существует. Но не станешь же отнекиваться или возражать — пришлось виновато посмеяться, изобразить нечто вроде мужской стыдливости…
Из лифта, будто птица из гнезда, выпорхнула секретарша. Выбивая каблучками тревожную дробь, подбежала ко мне.
— Не знаете, Ефросинья Никитишна у себя? — задыхаясь и обдавая собеседника ароматом только-что выкуренной сигареты, спросила она.
— А почему я должен знать? — недоуменно ответил я. — Следить за Слепцовой не входит в мои служебные обязанности.
Девица обиженно вздернула выщипанные бровки, выпятила нижнюю губу.
— До чего же вы грубы, Константин Сергеевич, — я спросила потому, что вы только что вышли из её комнаты.
Пришлось повторно пожать плечами и кивнуть на дверь, оббитую нержавейкой. Дескать, можете сами проверить, а не отнимать дорогое время у занятых людей.
На лестничной площадке увлеченно глотали ядовитый сигаретный дым девчонки из бухгалтерии, одновременно, с чисто женским интересом слушали наш с секретаршей разговор. Из приемной с любопытством выглянул главный энергетик. В противоположной конце коридора, опершись на подоконник, стоял и следил за мной с таким же любопытством неизвестный посетитель
Кажется, добрая половина сотрудников Росбетона к обеду будет знать о моем посещении депозитария. Ради Бога, не возражаю, пусть знают — ничего предосудительного не просматривается. Женщины, конечно, усмотрят в этом чисто любовный интерес, мужчины позевают и забудут.
Как же я ошибался!
Секретарша скрылась в приемной, увлекая за собой любопытного энергетика. Мужик, стоящий возле коридорного окна, скучающе позевал и повернулся ко мне спиной. Бухгалтерши затрещали сороками, осуждая какую-то Клавдию и превознося до небес её «рогатого» муженька. Генеральный, посмеиваясь над моей наивностью и тупостью, зашел в соседний кабинет, откуда тут же послышались громовые раскаты его разгневанного до предела голоса.
Я спустился в вестибюль.
В пять вечера Слепцова сдала дежурному сторожу ключи от служебного помещения, покраснев, отвела взгляд в сторону.
— Вы не забудете о нашей встрече? — фиксируя опасливым взглядом стоящего в стороне парнишку, спросил я. — Послезатра в восемь вечера.
— Нет, не забуду…
Послерабочая обстановка в вестибюле не располагает к длительной беседе — всего несколько фраз, обмен понимающими взглядами. Рядом со мной — заступивший на ночное дежурство Молчун, которому не заткнешь любопытные уши, не заклеишь острые глаза. Возле выхода на лестничную площадку о чем-то переговариваются дед Ефим и Семеновна… Странное содружество двух воротных стражей, обычно несущих службу в ночное время. Из производственных цехов выходят работяги дневной смены, к стендам устремляются их сменщики.
Лифт работает с полной нагрузкой, доставляя к выходу из корпуса разнокалиберных чиновников, так называемый, инженерно-технический состав и обслуживающий его персонал. Прихрамывая, опираясь на резную трость торопится домой главный бухгалтер. Резво пробегают мимо конторки дежурного молодые ребята из компьютерного отдела. Из полуподвального этажа в распахнутых плащах спешат девочки-медсестрички.
Короче, обычная неразбериха, в которой можно и затеряться и выпятиться. В зависимости от степени подготовки «наблюдателей» типа того же деда Ефима.
В половине шестого призывно застучали каблучки светкиных туфелек. Неизвестно по какой причине я узнаю их издали, ещё до появления изящной обладательницы обуви тридцать пятого размера. Сердце начинает биться с перебоями, с длительными паузами, переходя по мере приближения любовницы на повышенную частоту.
— Проводишь?
Удивительная способность совмещать вопрос и приказание. Лично я начисто лишен подобного таланта, а у Светки он, талант, выплескивается струей из пульверизатора — легко и свободно.
— Обязательно, — вышел я из-за остекленной перегородки — Прямо сейчас?
Вместо ответа Светка взяла меня под руку, прижалась бедром и грудью. Я не считаю себя таким уж сексуально-возбудимым, скорее, наоборот, зациклен на определенных условностях, мешающих быстрому сближению. Но прикосновения светкиных рук, губ, груди, пусть даже мимолетные, мигом доводят меня до точки кипения.
Вестибюль в пересменку — не самое удобное место для об»ятий и прижиманий — решительно отодвинулся от подружки и открыл перед ней дверь, ведущую на площадку перед административным корпусом.
Вслед за нами вышли дед Ефим и Семеновна.
— Сегодня же твой черед, — недовольно бурчала Сама Себя Шире. — Зачем обеспокоил, заставил телепаться в такую даль?
— Прошу, Семеновна, заменить — захворал малость, — дед Ефим натужно закашлял, засопел заложенным носом. — За сутки оклемаюсь — отдежурю… Богом прошу, не откажи…
— Ладно уж, — смилостивилась женщина. — Разотри грудину водкой, поставь горчишники да выпей стакашек — к утру будешь, как новенький.
— Одинокий я, некому ни растирать, ни горчицей намазывать. Раньше жинка пользовала, так вот скоро год, как свез её на погост… Разве соседку попросить? Больно уж она сурьезная да строгая, ни в жизнь не согласится…
Доверительная беседа сторожей не вызвала у меня особого интереса — обычная договоренность кому и когда дежурить. Последующие события заставили вспомнить и придать разговору особую значимость.
Как обычно, Светка по дороге резвилась во всю: шаловливо прижималась ко мне, срывала ветки с набухшими почками, распугивала бродящих по аллее голубей. В передней швырнула в угол плащ, на полку вешалки — кокетливый берет, босиком пробежала прямиком на кухню. Застучала кастрюлями и сковородками, отыскивая с»естное.
— Проголодалась ужасно, устала до дрожи в коленках, — промяукала она приевшееся признание. — Давай, муженек, корми, пои, иначе ничего от меня не получишь… Страшно хочется рисовой кашки с абрикосовым вареньем…
— Вчера последнее с»ела.
— Тогда — с вишневым…
Я молча полез в тумбу, где в стекляных банках хранились крупы и сахарный песок. Риса — пара столовых ложек, из него не то, что для человека — для кошки кашу не приготовить.
— Где у нас рис, не помнишь?
— Ты же сам положил в тумбочку в прихожей…
Действительно, черт возьми, принес из магазина и не донес до кухни. Полный склероз, скоро стану забывать куда поставил обувь или как садиться на унитаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Скорей, не акциями, а их хозяйкой, — рассмеялся я. — Ефросинья Никитишна — на редкость интересная женщина…
— Привлекают древности?… Ну, ну, у каждого мужчины — свои вкусы. Только, сдается, после сдобной Алферовой депозитарша покажется… зачерствевшей черняшкой…
И этот — о сексе? Да что в Росбетоне все помешались, что ли? Разговоры сходятся либо к сексу, либо к пьянке, других интересов попросту не существует. Но не станешь же отнекиваться или возражать — пришлось виновато посмеяться, изобразить нечто вроде мужской стыдливости…
Из лифта, будто птица из гнезда, выпорхнула секретарша. Выбивая каблучками тревожную дробь, подбежала ко мне.
— Не знаете, Ефросинья Никитишна у себя? — задыхаясь и обдавая собеседника ароматом только-что выкуренной сигареты, спросила она.
— А почему я должен знать? — недоуменно ответил я. — Следить за Слепцовой не входит в мои служебные обязанности.
Девица обиженно вздернула выщипанные бровки, выпятила нижнюю губу.
— До чего же вы грубы, Константин Сергеевич, — я спросила потому, что вы только что вышли из её комнаты.
Пришлось повторно пожать плечами и кивнуть на дверь, оббитую нержавейкой. Дескать, можете сами проверить, а не отнимать дорогое время у занятых людей.
На лестничной площадке увлеченно глотали ядовитый сигаретный дым девчонки из бухгалтерии, одновременно, с чисто женским интересом слушали наш с секретаршей разговор. Из приемной с любопытством выглянул главный энергетик. В противоположной конце коридора, опершись на подоконник, стоял и следил за мной с таким же любопытством неизвестный посетитель
Кажется, добрая половина сотрудников Росбетона к обеду будет знать о моем посещении депозитария. Ради Бога, не возражаю, пусть знают — ничего предосудительного не просматривается. Женщины, конечно, усмотрят в этом чисто любовный интерес, мужчины позевают и забудут.
Как же я ошибался!
Секретарша скрылась в приемной, увлекая за собой любопытного энергетика. Мужик, стоящий возле коридорного окна, скучающе позевал и повернулся ко мне спиной. Бухгалтерши затрещали сороками, осуждая какую-то Клавдию и превознося до небес её «рогатого» муженька. Генеральный, посмеиваясь над моей наивностью и тупостью, зашел в соседний кабинет, откуда тут же послышались громовые раскаты его разгневанного до предела голоса.
Я спустился в вестибюль.
В пять вечера Слепцова сдала дежурному сторожу ключи от служебного помещения, покраснев, отвела взгляд в сторону.
— Вы не забудете о нашей встрече? — фиксируя опасливым взглядом стоящего в стороне парнишку, спросил я. — Послезатра в восемь вечера.
— Нет, не забуду…
Послерабочая обстановка в вестибюле не располагает к длительной беседе — всего несколько фраз, обмен понимающими взглядами. Рядом со мной — заступивший на ночное дежурство Молчун, которому не заткнешь любопытные уши, не заклеишь острые глаза. Возле выхода на лестничную площадку о чем-то переговариваются дед Ефим и Семеновна… Странное содружество двух воротных стражей, обычно несущих службу в ночное время. Из производственных цехов выходят работяги дневной смены, к стендам устремляются их сменщики.
Лифт работает с полной нагрузкой, доставляя к выходу из корпуса разнокалиберных чиновников, так называемый, инженерно-технический состав и обслуживающий его персонал. Прихрамывая, опираясь на резную трость торопится домой главный бухгалтер. Резво пробегают мимо конторки дежурного молодые ребята из компьютерного отдела. Из полуподвального этажа в распахнутых плащах спешат девочки-медсестрички.
Короче, обычная неразбериха, в которой можно и затеряться и выпятиться. В зависимости от степени подготовки «наблюдателей» типа того же деда Ефима.
В половине шестого призывно застучали каблучки светкиных туфелек. Неизвестно по какой причине я узнаю их издали, ещё до появления изящной обладательницы обуви тридцать пятого размера. Сердце начинает биться с перебоями, с длительными паузами, переходя по мере приближения любовницы на повышенную частоту.
— Проводишь?
Удивительная способность совмещать вопрос и приказание. Лично я начисто лишен подобного таланта, а у Светки он, талант, выплескивается струей из пульверизатора — легко и свободно.
— Обязательно, — вышел я из-за остекленной перегородки — Прямо сейчас?
Вместо ответа Светка взяла меня под руку, прижалась бедром и грудью. Я не считаю себя таким уж сексуально-возбудимым, скорее, наоборот, зациклен на определенных условностях, мешающих быстрому сближению. Но прикосновения светкиных рук, губ, груди, пусть даже мимолетные, мигом доводят меня до точки кипения.
Вестибюль в пересменку — не самое удобное место для об»ятий и прижиманий — решительно отодвинулся от подружки и открыл перед ней дверь, ведущую на площадку перед административным корпусом.
Вслед за нами вышли дед Ефим и Семеновна.
— Сегодня же твой черед, — недовольно бурчала Сама Себя Шире. — Зачем обеспокоил, заставил телепаться в такую даль?
— Прошу, Семеновна, заменить — захворал малость, — дед Ефим натужно закашлял, засопел заложенным носом. — За сутки оклемаюсь — отдежурю… Богом прошу, не откажи…
— Ладно уж, — смилостивилась женщина. — Разотри грудину водкой, поставь горчишники да выпей стакашек — к утру будешь, как новенький.
— Одинокий я, некому ни растирать, ни горчицей намазывать. Раньше жинка пользовала, так вот скоро год, как свез её на погост… Разве соседку попросить? Больно уж она сурьезная да строгая, ни в жизнь не согласится…
Доверительная беседа сторожей не вызвала у меня особого интереса — обычная договоренность кому и когда дежурить. Последующие события заставили вспомнить и придать разговору особую значимость.
Как обычно, Светка по дороге резвилась во всю: шаловливо прижималась ко мне, срывала ветки с набухшими почками, распугивала бродящих по аллее голубей. В передней швырнула в угол плащ, на полку вешалки — кокетливый берет, босиком пробежала прямиком на кухню. Застучала кастрюлями и сковородками, отыскивая с»естное.
— Проголодалась ужасно, устала до дрожи в коленках, — промяукала она приевшееся признание. — Давай, муженек, корми, пои, иначе ничего от меня не получишь… Страшно хочется рисовой кашки с абрикосовым вареньем…
— Вчера последнее с»ела.
— Тогда — с вишневым…
Я молча полез в тумбу, где в стекляных банках хранились крупы и сахарный песок. Риса — пара столовых ложек, из него не то, что для человека — для кошки кашу не приготовить.
— Где у нас рис, не помнишь?
— Ты же сам положил в тумбочку в прихожей…
Действительно, черт возьми, принес из магазина и не донес до кухни. Полный склероз, скоро стану забывать куда поставил обувь или как садиться на унитаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78