Но рассказывать об этом Аркадий Степанович никому не стал. А человек в камуфляже, оставив снайпера лежать у двух березок, прихватил с собой винтовку с оптическим прицелом и снова исчез. Словно растворился в траве. Словно был видением.
И опять вернулась тишина.
Потому что новая партия автомобилей уже остановилась. Вооруженные люди из джипов тоже уже вышли. Обе группы молча смотрели друг на друга.
Потом дверца «линкольна» открылась и появился совершенно рыжий водитель. Он обошел вокруг машины и взял костыли, лежавшие на переднем сиденье.
Затем открыл заднюю дверцу и помог выбраться человеку с поврежденной ногой. Тот тоже оказался рыжим. Он принял костыли и сделал несколько шагов в сторону «шестисотого». То, что Аркадий Степанович улсышал дальше, чуть не привело его в состояние легкого шока. По двум причинам. По тону, с каким это было произнесено, и по смыслу сказанного. Такого тона, абсолютно ровного, не содержащего в себе никаких ожидаемых эмоций, ни легкой угрозы, издевки или радости, дружеского расположения или вины, усталости, сожаления, готовности к компромиссам, тона, не содержащего в себе абсолютно ничего, Аркадий Степанович еще не слышал.
А содержание услышанного…
— Ну, здорово, Монголец, — произнес человек на костылях. — Что на пустыре? Как в старые времена?
Пот по лицу Аркадия Степановича заструился ручьями.
— Здорово, Лютый… — человек в черном помедлил. Он говорил почти с неуловимым кавказским акцентом, — коли не шутишь. Ты хотел меня видеть — вот я здесь.
Опять секундная тишина. Глаза вооруженных людей горели страхом, агрессией и возбуждением. Но все молчали, словно немые, кроме двоих…
— Почему, Монголец? — Голос зазвучал совсем по-другому. В нем появились энергия, страсть, напор.
— Что «почему»?
— Нет, я не спрашиваю, почему ты это сделал. Я про другое кумекаю.
Почему ты прислал их убить меня, — он вдруг поднял костыль и довольно грубо ткнул в сторону кудрявого боксера в легком весе, — не разобравшись даже для себя? Не спросив себя: как выходит — сначала подставили меня, теперь подставляют Лютого, может быть, так? По всем понятиям выходит — надо вперед разобраться. Вот я и спрашиваю тебя — почему? А может, ты не Миша Монголец вовсе? Может, я не знаю тебя? Тогда — объявись!..
Повисла тишина. Тягучая, напряженная. Монголец, словно бык, уперся взглядом в своего собеседника, зрачки его стали очень темными.
— Почему я должен тебе верить? — наконец глухо промолвил Монголец.
«Боже ты мой, — подумал Аркадий Степанович с ледяным ощущением тоски, — меня угораздило… Нет, то, что я слышу, — это все правда? Это действительно те самые люди?! За что мне все это? Я ведь ни с кем никогда не имел…»
— Потому что мы приставили к башке по волыне, Монголец. Я не слышал твоего слова, ты не слышал моего слова, а уже… — произнес Лютый. — Пляшем как по нотам. Только стой разницей, что я не расставил снайперов за деревьями.
Лицо Монгольца оставалось непроницаемым. Только боксер в легком весе перевел свой «Ланд-38» в режим автоматического ведения огня. И тогда из-за «линкольна» появился тот человек в камуфляже. Он шел медленно, и с него не спускали глаз, и с его ноши — целый арсенал… Он встал рядом с Лютым, посмотрел на Монгольца и его людей, затем положил на землю два миллицейских «калашникоап» и снайперскую винтовку.
Воздух сразу же наэлектризовался.
Монголец как завороженный смотрел на оружие, лежавшее на земле. Потом перевел взгляд на человека в камуфляже. Смотрел на него со странным холодным любопытством. Воздух задрожал. Мышцы людей напряглись, люди превратились в натянутые струны. Если какой-то сукин сын сейчас не выдержит…
Горло и гортань Аркадия Степановича стали сухими и горячими, словно он испытал многодневную жажду. Вот они выхватывают оружие, и густую, почти осязаемую тишину взрывает грохот множества выстрелов. А потом они находят и убивают Аркадия Степановича и его семью…
Аркадий быстро закрыл и открыл глаза, и страшное видение исчезло.
— Все твои люди живы, Монголец, — спокойно произнес человек в камуфляже. — Это их оружие. Пусть себе лежит… Потом заберешь и людей, и оружие. Это все надо заканчивать, Монголец, пора.
Миша Монголец смотрел на него не мигая — давно незнакомые люди не обращались к нему на ты. Вряд ли кто решился бы выказать ему подобное неуважение. Может, он вспомнил безумный рассказ Роберта о летающих скальпелях…
— Пойдем, Лютый, пройдемся. Перетрем с глазу на глаз. А то здесь есть посторонние.
Боксер в легкой форме сделал было шаг следом за Монгольцем, и тогда тот резко обернулся:
— Я сказал — с глазу на глаз, Роберт! — Голос прозвучал властно и чуть не сорвался на хрип, и только сейчас стало ясно, какое напряжение испытывал этот человек.
Лютый и парень в камуфляже также обменялись взглядами. Затем Лютый кивнул, повернулся, выставив вперед костыли, и они с Монгольцем медленно двинулись по тропинке, ведущей к опушке леса.
Отсутствовали они долго, и молчаливое противостояние между двумя группами людей ни на мгновение не ослаблялось. Роберт Манукян прислонился к «шестисотому» Монгольца и насмешливо глядел на людей Лютого. Он попытался что-то насвистывать, затем прекратил. Остальные лишь мрачно глядели друг на друга.
Аркадию это время показалось вечностью. И прежде всего потому, что напряжение между двумя группами людей достигло своего апогея, и, шелохнись он хотя бы, они немедленно обнаружат, его и на нем-то уж отыграются сполна.
Наконец Лютый и Монголец появились. Они возвращались той же самой тропинкой, по которой ушли в лес. Монголец поддерживал Лютого под локоть. Но главное было не это. В свободной руке Монголец нес костыль Лютого.
И вот тогда все переменилось. Словно кто-то проколол воздушный шарик.
— Скажи, ара, — ухмыльнулся рыжий водитель, обращаясь к Роберту, — а правда, что армяне лучше, чем грузины?
— Правда, — подтвердил Роберт.
— Чем лучше?
— Чем грузины…
Это был взрыв смеха. Они просто грохнули. Все, кто здесь присутствовал. Все начали ржать, как будто ничего лучше, кроме этого старого анекдота, в жизни не слышали. Иногда в их смехе проскальзывали радостно-истерические нотки.
— Ну, братуха, сказанул!
— Эй, ара, давай курить.
— Ну, братуха, травись, не жаль.
— Эй, ну сказал — чем грузины!
— Пушку спрячь, ара…
— Прикурить дай, зажигалка в машине…
— Эй, Роберт, — произнес рыжий водитель, — мы с тобой перетереть собирались…
— Теперь уже перетрем, ара…
Лютый и Монголец вернулись к своим людям. Они еще некоторое время что-то говорили друг другу. И перед тем как проститься, крепко обнялись.
«Господи, что это? — мелькнуло в голове у Аркадия Степановича. — Прямо как в „Крестном отце“…»
* * *
В этом предложении точки были расставлены, но оставалось еще немало других предложений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
И опять вернулась тишина.
Потому что новая партия автомобилей уже остановилась. Вооруженные люди из джипов тоже уже вышли. Обе группы молча смотрели друг на друга.
Потом дверца «линкольна» открылась и появился совершенно рыжий водитель. Он обошел вокруг машины и взял костыли, лежавшие на переднем сиденье.
Затем открыл заднюю дверцу и помог выбраться человеку с поврежденной ногой. Тот тоже оказался рыжим. Он принял костыли и сделал несколько шагов в сторону «шестисотого». То, что Аркадий Степанович улсышал дальше, чуть не привело его в состояние легкого шока. По двум причинам. По тону, с каким это было произнесено, и по смыслу сказанного. Такого тона, абсолютно ровного, не содержащего в себе никаких ожидаемых эмоций, ни легкой угрозы, издевки или радости, дружеского расположения или вины, усталости, сожаления, готовности к компромиссам, тона, не содержащего в себе абсолютно ничего, Аркадий Степанович еще не слышал.
А содержание услышанного…
— Ну, здорово, Монголец, — произнес человек на костылях. — Что на пустыре? Как в старые времена?
Пот по лицу Аркадия Степановича заструился ручьями.
— Здорово, Лютый… — человек в черном помедлил. Он говорил почти с неуловимым кавказским акцентом, — коли не шутишь. Ты хотел меня видеть — вот я здесь.
Опять секундная тишина. Глаза вооруженных людей горели страхом, агрессией и возбуждением. Но все молчали, словно немые, кроме двоих…
— Почему, Монголец? — Голос зазвучал совсем по-другому. В нем появились энергия, страсть, напор.
— Что «почему»?
— Нет, я не спрашиваю, почему ты это сделал. Я про другое кумекаю.
Почему ты прислал их убить меня, — он вдруг поднял костыль и довольно грубо ткнул в сторону кудрявого боксера в легком весе, — не разобравшись даже для себя? Не спросив себя: как выходит — сначала подставили меня, теперь подставляют Лютого, может быть, так? По всем понятиям выходит — надо вперед разобраться. Вот я и спрашиваю тебя — почему? А может, ты не Миша Монголец вовсе? Может, я не знаю тебя? Тогда — объявись!..
Повисла тишина. Тягучая, напряженная. Монголец, словно бык, уперся взглядом в своего собеседника, зрачки его стали очень темными.
— Почему я должен тебе верить? — наконец глухо промолвил Монголец.
«Боже ты мой, — подумал Аркадий Степанович с ледяным ощущением тоски, — меня угораздило… Нет, то, что я слышу, — это все правда? Это действительно те самые люди?! За что мне все это? Я ведь ни с кем никогда не имел…»
— Потому что мы приставили к башке по волыне, Монголец. Я не слышал твоего слова, ты не слышал моего слова, а уже… — произнес Лютый. — Пляшем как по нотам. Только стой разницей, что я не расставил снайперов за деревьями.
Лицо Монгольца оставалось непроницаемым. Только боксер в легком весе перевел свой «Ланд-38» в режим автоматического ведения огня. И тогда из-за «линкольна» появился тот человек в камуфляже. Он шел медленно, и с него не спускали глаз, и с его ноши — целый арсенал… Он встал рядом с Лютым, посмотрел на Монгольца и его людей, затем положил на землю два миллицейских «калашникоап» и снайперскую винтовку.
Воздух сразу же наэлектризовался.
Монголец как завороженный смотрел на оружие, лежавшее на земле. Потом перевел взгляд на человека в камуфляже. Смотрел на него со странным холодным любопытством. Воздух задрожал. Мышцы людей напряглись, люди превратились в натянутые струны. Если какой-то сукин сын сейчас не выдержит…
Горло и гортань Аркадия Степановича стали сухими и горячими, словно он испытал многодневную жажду. Вот они выхватывают оружие, и густую, почти осязаемую тишину взрывает грохот множества выстрелов. А потом они находят и убивают Аркадия Степановича и его семью…
Аркадий быстро закрыл и открыл глаза, и страшное видение исчезло.
— Все твои люди живы, Монголец, — спокойно произнес человек в камуфляже. — Это их оружие. Пусть себе лежит… Потом заберешь и людей, и оружие. Это все надо заканчивать, Монголец, пора.
Миша Монголец смотрел на него не мигая — давно незнакомые люди не обращались к нему на ты. Вряд ли кто решился бы выказать ему подобное неуважение. Может, он вспомнил безумный рассказ Роберта о летающих скальпелях…
— Пойдем, Лютый, пройдемся. Перетрем с глазу на глаз. А то здесь есть посторонние.
Боксер в легкой форме сделал было шаг следом за Монгольцем, и тогда тот резко обернулся:
— Я сказал — с глазу на глаз, Роберт! — Голос прозвучал властно и чуть не сорвался на хрип, и только сейчас стало ясно, какое напряжение испытывал этот человек.
Лютый и парень в камуфляже также обменялись взглядами. Затем Лютый кивнул, повернулся, выставив вперед костыли, и они с Монгольцем медленно двинулись по тропинке, ведущей к опушке леса.
Отсутствовали они долго, и молчаливое противостояние между двумя группами людей ни на мгновение не ослаблялось. Роберт Манукян прислонился к «шестисотому» Монгольца и насмешливо глядел на людей Лютого. Он попытался что-то насвистывать, затем прекратил. Остальные лишь мрачно глядели друг на друга.
Аркадию это время показалось вечностью. И прежде всего потому, что напряжение между двумя группами людей достигло своего апогея, и, шелохнись он хотя бы, они немедленно обнаружат, его и на нем-то уж отыграются сполна.
Наконец Лютый и Монголец появились. Они возвращались той же самой тропинкой, по которой ушли в лес. Монголец поддерживал Лютого под локоть. Но главное было не это. В свободной руке Монголец нес костыль Лютого.
И вот тогда все переменилось. Словно кто-то проколол воздушный шарик.
— Скажи, ара, — ухмыльнулся рыжий водитель, обращаясь к Роберту, — а правда, что армяне лучше, чем грузины?
— Правда, — подтвердил Роберт.
— Чем лучше?
— Чем грузины…
Это был взрыв смеха. Они просто грохнули. Все, кто здесь присутствовал. Все начали ржать, как будто ничего лучше, кроме этого старого анекдота, в жизни не слышали. Иногда в их смехе проскальзывали радостно-истерические нотки.
— Ну, братуха, сказанул!
— Эй, ара, давай курить.
— Ну, братуха, травись, не жаль.
— Эй, ну сказал — чем грузины!
— Пушку спрячь, ара…
— Прикурить дай, зажигалка в машине…
— Эй, Роберт, — произнес рыжий водитель, — мы с тобой перетереть собирались…
— Теперь уже перетрем, ара…
Лютый и Монголец вернулись к своим людям. Они еще некоторое время что-то говорили друг другу. И перед тем как проститься, крепко обнялись.
«Господи, что это? — мелькнуло в голове у Аркадия Степановича. — Прямо как в „Крестном отце“…»
* * *
В этом предложении точки были расставлены, но оставалось еще немало других предложений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81