— А ты?
— Я… я вас позову, когда будет можно. Если услышите выстрелы, сидите и не шелохнитесь, пока я вас не позову.
— Ты что, с ума сошел? — Теперь и она побледнела, стала белая как полотно.
— Быстро уходите!
— Идем с нами… Я без тебя никуда не пойду!
— Наша машина, номера… Ты что, хочешь, чтоб они нас потом искали?
Лена, уведи детей! Со мной все будет в порядке.
Она не стала возражать. Она все поняла. Она взяла детей и, стараясь не шуметь, направилась в глубь леса. Но перед уходом посмотрела на мужа взглядом, полным тепла, — так, наверное, провожали мужчин защищать свой дом от смертельного врага.
Аркадий Степанович был совершенно прав: нет ничего хуже страха неизвестности.
Может быть, они не заметят его «октавию», а может быть, им на нее глубоко наплевать. Но Аркадий Степанович должен знать это. Нет, конечно, зайчики никогда не будут воевать с волками. Зайчикам нужны уют и тепло, бешеным волкам нужны кровь и вечный зов ночных дорог. Но зайчики, наверное, могут охранять вход в свою норку, смотреть за этим входом, чтобы вовремя предупредить опасность. Это все, что они могут, но это и есть их долг. Пушистые зайчики тоже бывают мужского пола, и их долг — ходить кругами, уводя бешеных волков от своей норки.
И может быть, существовала еще одна причина, по которой Аркадий Степанович припал сейчас к окулярам бинокля. Нет, конечно, прежде всего забота о семье. Но была еще одна причина. Вряд ли ее можно назвать просто губительным любопытством, скорее всего нет. Может быть… может быть, беленьким и пушистым зайчикам снились сны, что они когда-то тоже были бешеными волками. И тоже брели ночными дорогами, подгоняемые зовом крови и тоской полной луны, тоской, которую никогда не разгадаешь, и остается только выть, выть на волчий манер или на человечий.
Аркадий Степанович смотрел в окуляры бинокля. От группы вооруженных людей отделились трое. Два человека с укороченными, милицейскими, версиями автомата Калашникова направились вдоль дороги и скрылись за густым кустарником.
Видать, они ждали еще кого-то. Кто должен был проехать по этой дороге. Один человек направился в противоположную сторону, к двум березам, растущим недалеко от опушки леса. И Аркадий Степанович тихо поблагодарил Бога, что находился сзади этого человека. Он пообещал себе, если все кончится хорошо и он выберется из этой переделки живым, немедленно сходить в церковь. Потому что в руках у этого человека находилось самое безжалостное оружие девяностых годов уходящего века. Это была винтовка с оптическим прицелом. Аркадий Степанович почувствовал холодок в груди и какой-то незнакомый кислый запах во рту. Но снайпер залег между двумя березками, и пространство возле черных автомобилей перед ним прекрасно простреливалось, а Аркадий Степанович оказался у него за спиной.
Поэтому он мысленно и поблагодарил Бога. При любом другом раскладе снайперу не стоило труда обнаружить в окулярах своего прицела Аркадия Степановича, да еще с этим идиотским биноклем в руках.
Некоторое время ничего не происходило. Вооруженные люди просто стояли. Потом дверцы шестисотого «мерседеса» открылись. Появился крепко сбитый человек, несмотря на жару, одетый во все черное. Большинство собравшихся, как и человек в черном, были, что называется, лицами кавказской национальности. А потом сердце Аркадия Степановича на мгновение остановилось — один из людей, курчавый брюнет, сухой и поджарый, словно боксер в легком весе, указал дулом пистолета на крышу «октавии», блеснувшую на солнце.
«Ну почему, почему я не поставил ее чуть дальше?! — пробилась в голову Аркадия паническая мысль. — Идиот! Ну почему?!»
Но человек в черном лишь покачал головой, и… об «октавии» было забыто. Все. Все кончилось.
Сердце в груди Аркадия Степановича радостно забилось.
— Чурки бл… — выдохнул он.
Потом вдали на дороге появились еще автомобили. Аркадий Степанович узнал черный удлиненный «линкольн-стрейч». За ним, поднимая легкую пыль, также катили два больших джипа.
— Стрелка… — прошептал он. «Стрелка — это святое», — вспомнилась фраза из старого анекдота. — Дожил, на место разборки угодил.
Он вдруг подумал, что самое правильное сейчас — постараться перебраться к жене и детям. «Октавия» и случайные шашлычники их не интересуют, а вот если его обнаружат здесь с биноклем… Потом ему пришло в голову, что они плюнули на «октавию» на время, если все закончится миром, а если, не дай Бог, что случится, дорога тут все равно одна… Никто на него не плюнул, просто никуда он не денется.
Опять вернулся этот кислый привкус во рту. В траве стрекотали кузнечики. На него навалилась внезапная тишина, а потом он услышал… Он даже не смог в это сразу поверить — он услышал, как испуганной пичугой бьется в груди его собственное сердце. Потому что, видимо, не все кончится хорошо.
Сейчас в бинокль Аркадий Степанович разглядел то, что прежде ему приходилось видеть в дурацких, нелюбимых им фильмах-боевиках. Из травы за двумя березками неожиданно поднялась еще одна фигура. Аркадий Степанович не верил своим глазам — он что, из земли вырос? Человек был в камуфляже, на лице маскировочные полосы. Лезвие ножа сверкнуло у горла снайпера. Аркадий Степанович зажмурился.
Когда Аркадий открыл глаза, снайпер был все еще жив. Человек в камуфляже, не убирая ножа от горла, повернул его голову к себе, пальцы снайпера разжались, винтовку с оптическим прицелом он положил на траву. Некоторое время они смотрели друг другу глаза в глаза, снайпер был очень бледен. Но он молчал.
Потом человек в камуфляже произвел какое-то незаметное, быстрое движение свободной рукой. Позже Аркадий Степанович рассказывал по большому секрету своей жене, что человек в камуфляже нанес снайперу удар по горлу, куда-то чуть-чуть выше сонной артерии. Он вырубил его («Скорее всего саданул по отключающей точке», — с простым мужеством в голосе говорил Аркадий), но не стал резать. А в следующее мгновение произошло то, что Аркадий Степанович не рассказывал никому.
Потому что человек в камуфляже, с защитными полосами, пересекающими лицо, повернулся и посмотрел в сторону Аркадия Степановича. Он поднял руку, поднес палец к губам и покачал головой. Аркадий Степанович почувствовал, как что-то обжигающее потекло по его правой ноге. Он подумал, что, возможно, это был произведен бесшумный выстрел и теперь он смертельно ранен… К счастью, из-за стоящей несколько дней сильной жары Аркадий Степанович надел сегодня шорты. Он посмотрел на свою правую ногу и убедился, что нет ничего страшного. Просто его мочевой пузырь непроизвольно опорожнился. В тот момент, когда Аркадий Степанович понял, что обнаружен. Это действительно было не страшно — жара сильная, все быстро высохнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81