Юрий, сам того не зная, оказался «провидцем».
По нашей просьбе адвокат, защищавший Юрия и Долматова в ленинградском суде, поехал в Москву, чтобы подать апелляцию в Верховный суд о пересмотре решения ленинградского суда по делу Юрия и Долматова: за что же карать их, если они сказали правду и Ягода действительно оказался соучастником «троцкистско-зиновьевского центра» и несет ответственность за его преступления?
Но недреманая советская Фемида не собиралась выпустить жертв из своих когтей. Верховный суд ответил на прошение об апелляции потрясающим юридическим «изыском». В Верховном суде адвокату заявили: «Да, ленинградский суд не знал, что Ягода был соучастником Зиновьева и Каменева, но и Юрий Полетика и Долматов также этого не знали, а Ягода в 1936 году еще был наркомом связи СССР, и осужденные оскорбили в его лице члена правительства СССР».
Исходя из этой аргументации, Верховный суд отказал в пересмотре решения этого дела и оставил в силе решение ленинградского суда.
Вернувшись в Ленинград, адвокат просил, чтобы мне разрешили еще одно свидание с Юрием. НКВД отказал, и Юрий уехал на Колыму, не простившись со мною. Я увиделся с ним в Конотопе лишь через 10 лет.
Через два месяца после отправки Юрия на Колыму его жена Лида и десятилетняя дочь Ольга были высланы из Ленинграда «на постоянное жительство» в глухую деревню в Башкирии.
«Пришла беда — отворяй ворота», — говорит старая пословица, указывая, что за одной бедой могут прийти и другие. Так и вышло.
Едва Юрий был отправлен на Колыму, как моя жена Шура была напугана появлением опухоли под левой рукой. Я повел Шуру в поликлинику. Отсюда Шуру направляли в онкологический институт. Исследование среза ткани показало, что у Шуры рак груди. И профессор Петров, директор онкологического института, и его ассистент доктор Холдин советовали ей лечь на операцию. Все понимали, что Шура больна смертельно, что рак груди перейдет в конце концов в рак легких с неизбежной смертью и что только операция может дать какой-то шанс на жизнь. Но Шура согласилась лишь на частичную резекцию груди, которую сделал Холдин. Операция, прошла, как казалось, удачно, и Шура оправилась: опухоль исчезла. Но с тех пор у Шуры исчез ее звонкий смех, и облако печали и тревоги не сходило с ее лица. Она предвидела свое будущее…
В тридцатые годы я входил с верой в лучшее будущее для нашей страны, с верой в быстрое строительство социализма. Так думало и верило огромное большинство интеллигентной молодежи, родившейся перед Первой мировой войной и выросшее в годы гражданской войны. В двадцатые годы вся эта молодежь еще верила в революцию, в социализм, обещанный большевистской партией, как верит сейчас, в 60-70-е годы, в «еврокоммунизм с человеческим лицом» свихнувшаяся западноевропейская молодежь. Но к концу тридцатых годов советская молодежь потеряла веру в социализм и коммунизм, проповедуемые ВКП (б).
Когда осенью 1930 года я начал занятия в Ленинградском институте инженеров гражданского воздушного флота, профорганизация института посоветовала мне вступить в члены ВАРНИТСО.
«ВАРНИТСО» — это «Всесоюзная ассоциация работников науки и техники социалистического общества». Председателем ее был академик-биохимик А.Н.Бах, в молодости — участник революционного движения и автор революционной песни «Царь-голод». Председателем ленинградской организации был профессор физиологии Ленинградского Университета А.Немилов. Ее отделения имелись в республиках Советского Союза, в крупных городах, где были вузы, в каждом крупном вузе.
Создание этой ассоциации имело целью оторвать научную молодежь и «середняков» от влияния стариковученых, консерваторов и реакционеров по своему политическому прошлому, объединить идущую научную смену под лозунгом революционной науки.
В моем институте в ВАРНИТСО записались все преподаватели — члены ВКП (б) и кандидаты партии и почти весь беспартийный научный молодняк, в том числе и я.
Секретарь институтской ассоциации П.И.Краснов, типичный чекист (он не скрывал, что работал в «органах»), рассматривая анкеты кандидатов в ее члены, вел «задушевную беседу» с каждым кандидатом, выясняя его пригодность быть членом организации. Мне он сказал: «Вы, товарищ Полетика, человек искренний, не чета тем, кто притворяется. Но вы будете с нами (т.е.с партией), пока вы нам верите. А когда вы перестанете нам верить, вы станете нашим врагом».
Врагом я не стал. Но я потерял веру в социализм, проповедуемый ВКП (б), и в социалистическое строительство в СССР. Последний удар моей вере нанесла Вторая мировая война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
По нашей просьбе адвокат, защищавший Юрия и Долматова в ленинградском суде, поехал в Москву, чтобы подать апелляцию в Верховный суд о пересмотре решения ленинградского суда по делу Юрия и Долматова: за что же карать их, если они сказали правду и Ягода действительно оказался соучастником «троцкистско-зиновьевского центра» и несет ответственность за его преступления?
Но недреманая советская Фемида не собиралась выпустить жертв из своих когтей. Верховный суд ответил на прошение об апелляции потрясающим юридическим «изыском». В Верховном суде адвокату заявили: «Да, ленинградский суд не знал, что Ягода был соучастником Зиновьева и Каменева, но и Юрий Полетика и Долматов также этого не знали, а Ягода в 1936 году еще был наркомом связи СССР, и осужденные оскорбили в его лице члена правительства СССР».
Исходя из этой аргументации, Верховный суд отказал в пересмотре решения этого дела и оставил в силе решение ленинградского суда.
Вернувшись в Ленинград, адвокат просил, чтобы мне разрешили еще одно свидание с Юрием. НКВД отказал, и Юрий уехал на Колыму, не простившись со мною. Я увиделся с ним в Конотопе лишь через 10 лет.
Через два месяца после отправки Юрия на Колыму его жена Лида и десятилетняя дочь Ольга были высланы из Ленинграда «на постоянное жительство» в глухую деревню в Башкирии.
«Пришла беда — отворяй ворота», — говорит старая пословица, указывая, что за одной бедой могут прийти и другие. Так и вышло.
Едва Юрий был отправлен на Колыму, как моя жена Шура была напугана появлением опухоли под левой рукой. Я повел Шуру в поликлинику. Отсюда Шуру направляли в онкологический институт. Исследование среза ткани показало, что у Шуры рак груди. И профессор Петров, директор онкологического института, и его ассистент доктор Холдин советовали ей лечь на операцию. Все понимали, что Шура больна смертельно, что рак груди перейдет в конце концов в рак легких с неизбежной смертью и что только операция может дать какой-то шанс на жизнь. Но Шура согласилась лишь на частичную резекцию груди, которую сделал Холдин. Операция, прошла, как казалось, удачно, и Шура оправилась: опухоль исчезла. Но с тех пор у Шуры исчез ее звонкий смех, и облако печали и тревоги не сходило с ее лица. Она предвидела свое будущее…
В тридцатые годы я входил с верой в лучшее будущее для нашей страны, с верой в быстрое строительство социализма. Так думало и верило огромное большинство интеллигентной молодежи, родившейся перед Первой мировой войной и выросшее в годы гражданской войны. В двадцатые годы вся эта молодежь еще верила в революцию, в социализм, обещанный большевистской партией, как верит сейчас, в 60-70-е годы, в «еврокоммунизм с человеческим лицом» свихнувшаяся западноевропейская молодежь. Но к концу тридцатых годов советская молодежь потеряла веру в социализм и коммунизм, проповедуемые ВКП (б).
Когда осенью 1930 года я начал занятия в Ленинградском институте инженеров гражданского воздушного флота, профорганизация института посоветовала мне вступить в члены ВАРНИТСО.
«ВАРНИТСО» — это «Всесоюзная ассоциация работников науки и техники социалистического общества». Председателем ее был академик-биохимик А.Н.Бах, в молодости — участник революционного движения и автор революционной песни «Царь-голод». Председателем ленинградской организации был профессор физиологии Ленинградского Университета А.Немилов. Ее отделения имелись в республиках Советского Союза, в крупных городах, где были вузы, в каждом крупном вузе.
Создание этой ассоциации имело целью оторвать научную молодежь и «середняков» от влияния стариковученых, консерваторов и реакционеров по своему политическому прошлому, объединить идущую научную смену под лозунгом революционной науки.
В моем институте в ВАРНИТСО записались все преподаватели — члены ВКП (б) и кандидаты партии и почти весь беспартийный научный молодняк, в том числе и я.
Секретарь институтской ассоциации П.И.Краснов, типичный чекист (он не скрывал, что работал в «органах»), рассматривая анкеты кандидатов в ее члены, вел «задушевную беседу» с каждым кандидатом, выясняя его пригодность быть членом организации. Мне он сказал: «Вы, товарищ Полетика, человек искренний, не чета тем, кто притворяется. Но вы будете с нами (т.е.с партией), пока вы нам верите. А когда вы перестанете нам верить, вы станете нашим врагом».
Врагом я не стал. Но я потерял веру в социализм, проповедуемый ВКП (б), и в социалистическое строительство в СССР. Последний удар моей вере нанесла Вторая мировая война.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117