Стрелки в советских танках, не знавшие, естественно, кто вел по ним огонь из вражеских окопов, открыли ответный массированный огонь. Затем танки пошли на окопы, и только тогда советские солдаты увидели, что там сидели ребята, брошенные преступной нацистской верхушкой под огонь советских танков.
Многие из этих подростков плакали, некоторые звали на помощь матерей. Лишь 40–60 ребят попали невредимыми в плен. Большинство погибло, многих пришлось сразу же отправить в лазарет. Отдавшего приказ стрелять капитана также убили – его уже нельзя было привлечь к ответственности за гибель ребят.
Мы были до слез растроганы усилиями советских товарищей, всячески пытавшихся помочь этим несчастным юнцам. Им выделили особые пайки, их разместили в специально отведенном для них помещении. Их освободили от выхода на утреннюю поверку и, что определенно было совершенно излишним, от каких-либо работ в лагере.
Получив от коменданта лагеря приказ заняться пленными подростками, я около 10 часов утра пошел в их барак. Большинство все еще лежало на нарах. Воздух в помещении был пропитан миазмами. На мой вопрос, умывался ли кто-нибудь из них, утвердительно ответили лишь двое или трое. Прежде всего, несмотря на возгласы протеста, что «лучше нюхать теплую вонь, чем дышать холодным озоном», я открыл окна и основательно проветрил барак. Потом спросил ребят, не хотели бы они вернуться домой к своим матерям. Но для того, чтобы вернуться, сказал я, им следовало бы подумать о своем здоровье, о чистоте и гигиене. Ведь если они будут и дальше вести себя так, как до сих пор, то в один прекрасный день каждый из них может оказаться в морге. Я заверил их, что все они могут невредимыми вернуться домой. Но для этого они сами должны приложить какие-то усилия.
Поначалу многие не хотели верить этому. Они были твердо убеждены в том, что погибнут где-нибудь в Сибири и больше никогда не увидят родного дома. Некоторые утверждали: им совершенно точно известно, что в Советском Союзе все пленные расстреливаются. Но тем не менее я вынес из этой беседы впечатление, что кое-кто из ребят приободрился. Я сказал им, что каждый из них будет нужен, когда начнется возрождение нашей страны, строительство новой, миролюбивой и демократической Германии.
По предложению членов немецкого самоуправления лагеря мы получили разрешение составить план работы с молодежью, в котором предусматривались занятия спортом и труд. Особенно полезным представлялось нам использование подростков на легких работах в самом лагере, прежде всего на кухне, где всегда можно было получить добавку. Мы также считали совершенно необходимыми для них физические упражнения на свежем воздухе.
Серьезной проблемой в лагерной жизни являлось воровство. Пропадало все, что люди не держали при себе круглые сутки или хоть ненадолго упускали из-под своего контроля. Случалось, что стоило человеку положить на стол кусок хлеба и отвернуться, чтобы обменяться парой слов с товарищем, как хлеб исчезал. Крали не только продукты, но и все, что плохо лежало, даже то, чем вор явно не мог пользоваться сам, но что мог обменять на сигареты или что-нибудь другое. Плохо обстояло с этим и в офицерском бараке. Не проходило дня, чтобы в немецком самоуправлении лагеря не докладывалось о краже в бараке, где размещались офицеры. Но мы не располагали правом производить там обыски и привлекать к ответственности уличенного в краже вора.
Чтобы уберечься от воров, большинство военнопленных постоянно – день и ночь, даже во время сна – держало весь свой скарб при себе в вещевом мешке. Мы установили во всех бараках наблюдательные посты, в задачу которых входило следить за тем, чтобы в помещения не входили посторонние люди, потому что когда случалась кража, то обычно говорилось о том, что ее совершил какой-то военнопленный из другого барака. Но, несмотря на установленный контроль, воровство продолжалось.
Внутри лагеря стали образовываться банды. Они в темноте нападали на состоявшие из двух-трех человек группы дежурных по баракам, получивших, например, на кухне дневные пайки хлеба для нескольких сотен пленных. Бандиты избивали этих людей палками и кастетами до потери сознания, забирали хлеб и исчезали в темноте.
Должен заметить, что, поскольку лагерь был постоянно переполнен, выдача хлеба начиналась уже в 4 часа утра, а иногда даже еще раньше. Поэтому, когда дежурные, получив хлеб, несли его в барак, было еще совсем темно. И если хлеб пропадал, то несколько сот человек оставались голодными.
Советская администрация лагеря категорически потребовала от групп немецкого самоуправления немедленно покончить с этими бандами и выдать зачинщиков. Мы организовали ночные дежурства. Через два дня нам удалось поймать бандитов на месте преступления. Один из них ударил по голове несшего с кухни хлеб дежурного по бараку, так что тот лишился сознания и вскоре скончался от нанесенной ему раны. Совершивший это преступление военнопленный был передан советской администрацией лагеря в военный трибунал. Два других бандита тоже были наказаны. Один из соучастников, который стоял на стреме, отделался серьезным предупреждением.
В пересыльном лагере, где иногда в течение всего лишь нескольких недель почти полностью менялся состав, оказалось очень трудно обеспечивать порядок и вести хоть какую-нибудь политическую работу. Чтобы из огромной массы зачастую полностью деморализованных военнопленных выделить позитивные элементы и потенциальных борцов за новую Германию – лиц, которые не являлись нацистами, антифашистов, демократов и сформировать из них активное ядро, опираясь на которое можно было бы вести дальнейшую работу, – для этого требовалось время.
Дело осложнялось тем, что закоренелые нацисты, запятнанные преступлениями, стремились выдавать себя за демократов и социалистов, решительно отрицая, что являлись активными фашистами. У нас не имелось возможности проверить их утверждения.
Когда же нам удавалось найти несомненно честных людей и создать из них действенную группу, они довольно быстро пропадали из виду – ведь ежедневно производились перемещения и перегруппировки рабочей силы.
Во второй половине февраля 1945 года я впервые познакомился в Лодзи с участниками движения «Свободная Германия». Группу возглавлял товарищ Келер в качестве уполномоченного фронта. Позднее я встретился с ним в Берлине, где он работал на руководящих постах в министерстве почтовой связи ГДР. В лагере в Лодзи он выступил с несколькими докладами перед проявлявшими к этому интерес военнопленными. Проведенные затем семинары и беседы помогли нам лучше узнать людей в нашем лагере.
От Келера я узнал, что товарищ Гернштадт стал главным редактором газеты «Фрайес Дойчланд» («Свободная Германия») и что в той же самой редакции работал один из моих друзей из Бреслау.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156