Все это было одинаково неприятно и действовало Шувалову на нервы, поэтому невзирая на сетования милейшего доктора Киша, он окончательно решил прервать курс лечения и вернуться в Москву.
Однако мадам Судьба осталась верна себе и как истинная женщина распорядилась наперекор намерениям мужчины. Своим посланцем она избрала бывшего фронтового товарища Петра – капитана Виктора Бородулина, встреча с которым случилась на симферопольском вокзале. После жарких объятий офицеры, как водится, отправились в буфет. Две рюмки водки, выпитые махом за встречу, словно открыли шлюз в душе Шувалова; неожиданно для себя он поведал другу печальную историю своего романа с Евгенией. – Слушай, Петр! – вдруг воскликнул капитан. – А зачем тебе, собственно говоря, возвращаться в Москву? Поехали со мной в Севастополь. Я служу в Брянском полку. Наши казармы на Корабельной стороне. Хочешь, подыщем тебе квартирку неподалеку – будем видеться каждый день. Я тебя с такими феминами познакомлю, сразу забудешь о своей неверной пассии.
– Спасибо, Виктор, конечно, – ответил Петр, осторожно подбирая слова, чтобы не обидеть товарища резким отказом. – Только мне сейчас как-то не до того…
– Хорошо! – не дал ему договорить Бо-родулин. – Не хочешь с барышнями гулять, продолжай курс лечения – к твоим услугам целый Романовский институт или ванны Сергова на Корниловской набережной. Потом, ты же университет по историческому отделению закончил – вот тебе Херсонес Таврический. Могу тебя местным археологам представить, которые с головой зарылись в глубь веков. А памятники Крымской войны, а Братское кладбище? Словом, Петр, давай сюда билет на московский поезд – будем его менять до Севастополя. Вот мое последнее слово: не поедешь сейчас со мной – обижусь так, что и с похорон своих велю тебя гнать.
Речь фронтового друга заставила Шувалова всерьез задуматься о поездке в Севастополь. Конечно, он не столько испугался угрозы загробного проклятия, сколько прислушался к высказанным резонам. Действительно, когда у него еще выпадет случай побывать в городе русской славы и на руинах древнегреческой цивилизации? Наверняка это лучше отвлечет его от печальных мыслей, чем сидение в опустевшей московской квартире, где все будет напоминать о недавнем, любовном угаре. Поэтому билет был безропотно отдан вызванному носильщику, который немедля побежал в кассу. Таким образом, Петр еще на три недели задержался в Крыму.
Пристанище ему нашлось на той же Корабельной стороне, в чистом, ухоженном домике отставного докмейстера Ивана Маркеловича и его супруги Ганны Остаповны, стоявшем в самом конце Ластовой улицы. Буквально за домом начиналась Ушакова балка, где в екатерининские времена по приказу непобедимого флотоводца был разбит парк. В нем-то Петр и облюбовал укромную полянку, куда стал приходить каждое утро. Там, вдали от людских глаз, он проделывал свою обычную норму гимнастических упражнений. А чтобы не зазеленить одежду о траву, надевал старую солдатскую форму, раздобытую с помощью Бородулина. Именно в ней его сегодня задержали сотрудники контрразведки, очевидно, приняв за дезертира или иную подозрительную личность…
Лежать на матраце, набитом пробковой крошкой, было непривычно. Некоторое время Петр возился, стараясь разгладить давившие в спину бугры. В конце концов ему удалось достичь приемлемого результата. Какое-то время он прислушивался к своим ощущениям, потом окончательно расслабился; мысли незаметно переключились на поступок лейтенанта Шмидта. О чем думал мятежный офицер в ночь перед казнью, лежа на этой койке? О том, что, может быть, в самый последний момент ему, как Достоевскому, у расстрельного столба зачитают помилование от государя? Или мучился сознанием, что, преступив присягу, нарушил кодекс чести, что обрек поверивших ему матросов на смерть? А может, он был просто безумцем, считавшим себя Наполеоном, которому не удалось встать во главе нового «русского бунта – бессмысленного и беспощадного»? Одна телеграмма – «Командую флотом» – чего стоит!
На смену размышлениям о «красном лейтенанте» незаметно пришли непрошенные воспоминания о счастливых минутах, проведенных с Евгенией. Где она? Довольна ли своим выбором? Обосновавшись в Севастополе, Шувалов телеграфировал в ялтинскую гостиницу с просьбой пересылать поступавшую на его имя корреспонденцию по новому адресу. Однако желанное письмо так и не пришло. «Что же, – подумал он, – вольному воля. Если бы это был случайный каприз – род временного помешательства – Евгения давно бы вернулась. Она прекрасно знает, как сильна моя любовь к ней и что я в силах простить ей увлечение Светозаровым. Но она молчит, что, скорее всего, означает – все кончено… Значит, нужно проявить мужской характер: решительно подвести черту и забыть. Забыть о ней навсегда! В конце концов, я могу искренне попытаться ответить взаимностью на порыв Аглаи…»
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Если встречу с фронтовым товарищем Петр безоговорочно относил к подаркам судьбы, то однозначно оценить знакомство с Аглаей Щетининой он затруднялся до сих пор. Произошло оно в первый же вечер пребывания поручика в Севастополе благодаря неуемному желанию Бородулина поскорее излечить друга от хандры. В шесть часов вечера капитан прикатил на автомобиле и безапелляционно предложил Петру немедленно облачиться в мундир для выхода в свет. Шувалов попробовал отказаться, но получил суровую отповедь:
– Мон шер, ты не Овидий, поэтому тебе не положено предаваться унынию в благословенном Крыму. К тому же ты идешь не в гнездо порока, хотя при желании можно и туда наведаться, а в приличное место. Хозяин дома – местная достопримечательность. Может слышал, профессор Щетинин? Ну, археолог, который грозится раскопать весь Херсонес и тем явить миру нечто вроде Помпеи?
Бородулин самодовольно ухмыльнулся, поймав заинтересованный взгляд товарища. Еще бы не знать о Щетинине! Герой многих газетных публикаций – от фельетонов до восторженных статей; чудак, который засыпал властный Олимп требованиями довести финансирование раскопок античного города до довоенного уровня. Видите ли, покойный Николай II, дважды побывав на руинах Херсонеса, распорядился ежегодно отпускать на нужды археологов из своих личных сумм десять тысяч рублей. На эти средства удалось открыть примерно пятую часть бывшего греческого полиса. Война, а затем революция, само собой, привели к свертыванию исследований. И вот теперь Щетинин с отвагой Дон-Кихота бился с государственными инстанциями за возможность продолжить раскопки.
– Профессор с головой ушел в прошлое, – продолжал Бородулин свой рассказ, одновременно жестами поторапливая Петра, – а руководство настоящим взяла в свои руки его супруга – Ирина Васильевна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74