— Дай сказать пару словечек, — попросил Мохов.
— Поздно говорить. Решение об исключении Вострякова из партии принято большинством голосов.
— Да вы что, товарищи, опупели? — начальник районного ГПУ обвел взглядом людей, собравшихся на заседание. — Чего вы тут устроили? Какое вы имели право исключить старого члена партии, краснознаменца… И за что? На основании чего? Этой писульки, под какой и подписи-то нет?.. Товарищ Метелин, разве такой документ могет приниматься к рассмотрению?
Районный прокурор покачал головой.
— По закону — нет. Но ведь факты подтвердились…
— Какие факты? Все вы прекрасно знаете о взаимоотношениях Степанова и Вострякова. Степанов сознательно опрашивал тех, кому Иван — кость поперек горла! Почему он не спросил евонных товарищей?
— Ты на что тут намекаешь? — возмутился председатель контрольной комиссии.
— Я не намекаю, я прямо говорю! — сказал Мохов. — Я считаю, что ты, Степанов, специально подобрал факты, порочащие Вострякова.
— Это поклеп, товарищи!
— Хватит дискутировать, Мохов, — прервал их Трофимов. — Решение уже принято.
— Ты, товарищ Трофимов, недавно у нас в районе и многого не знаешь, — продолжил, проигнорировав заявление секретаря райкома, Мохов. — Вот вы тут говорили о прошлом, мол, на него смотреть не будем. Так давайте все ж посмотрим!.. Ты, Степанов, сучий потрох, когда по району банда Харламова шастала, что сделал? Пришел в окружком и отдал партбилет, сказал, что сельским хозяйством будешь заниматься! Ты Харламова испугался, отсиживался, пока мы с Востряковым его банду громили! А потом опять в партию пролез!.. Да вы ж и сами знаете, товарищи! Чего молчите?
— Хватит, Мохов, не ори! — вспылил Трофимов. — Я лишаю тебя слова! Если хочешь выговориться, ступай на крыльцо!
— Не кипятись, Василий! — попытался урезонить начальника районного ГПУ председатель РИКа. — Пиши свое мнение в окружком, а этак что же, проголосовали, и ты начал после драки кулаками махать… А насчет личных взаимоотношений Степанова с Востряковым… Мы здесь рассматривали не прошлое. Что было, то быльем поросло. Мы рассматривали конкретные проступки Ивана, вот так.
— Кончен разговор, Востряков! Решением бюро ты исключен из наших рядов. Клади сюда партбилет! — Трофимов постучал ладонью по столу.
Иван встал. Лицо было бледным, как у мертвеца, губы упрямо сжаты, в глазах — суровая решимость.
— Партбилет я не отдам.
— Отдашь.
— Мы с тобой, Иван, в окружком поедем! — крикнул Мохов. — Мы найдем на энтих сволочей управу! В окружкоме откажут, в ЦК правду найдем!
— А с тобой, Мохов, отдельный разговор будет, — сказал с угрозой в голосе Трофимов. — У тебя у самого рыльце в пушку… Ты почему держишь в ГПУ людей, ни в чем не повинных? Это попахивает превышением полномочий, а?
— Да идите вы все…
Мохов вышел, хлопнув дверью. Трофимов повернулся к Ивану и сказал:
— А ты, Востряков, лучше сдай партбилет по-хорошему.
— Партбилет я тебе не отдам! — повторил твердо тот и постучал пальцем по нагрудному карману гимнастерки. — Вот он тут, попробуй, возьми! Глотку перегрызу! Не ты мне его давал, не тебе его и забирать!
Иван с грохотом отодвинул стул, но напоследок окинул всех взглядом и сказал:
— Окопались вы тут, гады! Не в нашем хуторе надобно искать врагов Советской власти… Вот они все тут сидят. Это не я, это вы — вредители делу партии!
— Востряков! — побагровел секретарь райкома, но Иван уже не слушал его.
Он быстро пересек расстояние, отделявшее его от двери, и вышел, оставив сидеть ошарашенных его заявлением членов бюро.
Они остановились на крыльце и закурили.
— Зря ты ввязался в это дело, — сказал Иван Мохову. — Трофимов — злопамятный мужик, он тебе этого не спустит.
— А что я, должон был смотреть на этот фарс? — откликнулся тот. — Они, значит, исключают из партии за такую смехотворную причину…
— Ну, причина-то как раз серьезная, — заметил Иван.
— Какая, к черту, серьезная! — опять взорвался Мохов. — Связь с дочерью врага Советской власти? Так ты с нею расстался… Ну, сняли бы с секретарей, влепили бы строгача, но из партии выгонять!.. Сволочи!
— Ничего, Вась, не все коту масленица. Найдем и на них управу. Поеду в окружком, ежели и там не получится, то напишу лично товарищу Сталину!.. Тебя вот жалко. Сымут ведь с должности, Трофимов так это не оставит.
— Ну, и хрен с ним. Ишо посмотрим, кто кого!
Иван покачал головой. Он видел, что Мохов был еще возбужден словесной перепалкой с членами бюро райкома. Но когда тот успокоится и будет в состоянии трезво мыслить, то поймет, каких дров наломал…
— Ладно, будя об этом, — сказал он и выбросил окурок. — Расскажи лучше, как продвигается расследование по делу Фролова…
— Как? — Мохов ожесточенно отшвырнул окурок в сторону. — Да никак!
— То есть?..
— Гришина забрали, Грачев отнекивается, Фролов в бегах. Он так и не объявился у своих сродственников.
— И мы ничего не нашли, хоть и обшарили все окрестности, — сообщил Иван. — Нашли коня, и ничего боле. Мои ребята всю ночь просидели в засаде, но он так и не объявился.
— Знаешь, Иван, это какая-то чертовщина! — заявил вдруг Мохов.
— Не понял? — удивился тот.
— Грачев утверждает, что в станице не был и с Давыдовым не разговаривал. Я его и так, и этак пытался раскрутить. Ну, никак!.. Знаешь, я все-таки думаю, что он не врет. Да и соседи, и родные в один голос твердят, что он все утро был дома… В этом деле больше загадок, чем ответов. Например, зачем Фролову спонадобилось убивать Бородина и Ушакова? Не понятно, ить они были не разлей вода… Ну, ничего, разберемся, дай срок…
Они сошли с крыльца. Иван отвязал коня и одним махом вскочил в седло.
— Ладно, бывай.
— Бывай, — попрощался Мохов. — Не переживай, все образуется.
— А я и не переживаю, — ответил Иван, хотя это и не было правдой. — Мы ишо поборемся…
— Ежли что, шли ко мне гонца! — крикнул уже ему вслед Мохов. — Подсобим!
Иван промчался по улицам станицы, как вихрь, и поскакал во весь опор по степи, подхлестывая коня нагайкой. Мысли сбивались и путались. Слишком много событий за последнее время на него вывалилось. И самое страшное из них — исключение из партии.
Ветер остужал его разгоряченное лицо, свистел в ушах, развевал полы гимнастерки, в кармане которой лежала заветная красненькая книжица. Нет, он не принимал решение бюро, понимая, что его дело было высосано из пальца. Он много лет посвятил делу партии и теперь не мыслил себя отдельно от нее. Вся его душа противилась тому факту, что его грубо вырвали из ее рядов, заставляя наблюдать за борьбой мирового пролетариата как бы со стороны…
Нет, Иван не собирался сдаваться. Для себя решил, что обязательно добьется справедливости и вернет себе членство в партии. А пока ему нужно было выполнить хоть и неприятную, но необходимую миссию…
XV
Вернувшись в хутор, Иван первым делом зашел к Гришиным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51