На каждое имя Тамерлан кивал с рассеянной улыбкой. Когда Дмитрий умолк, Хромец громко вздохнул.
— Если бы тебе… — начал он и внезапно осекся. — Есть в этом мире тот, кто может знать, когда придет час твоего возвращения, — сказал он. — Есть.
Неожиданное заявление Хромца озадачило Дмитрия.
— О ком ты говоришь, повелитель? — спросил он.
— Будто ты сам его не знаешь, эмир Димир, — откликнулся Тимур.
“Джавляк, — понял Дмитрий. — О нем речь”.
— Ты имеешь в виду мудреца, который послан мне? — уточнил Дмитрий.
— Его, — сказал Тимур с какой-то странной интонацией.
Дмитрий печально улыбнулся.
— Человек по имени Як и по прозванию Безумец не отвечает на вопросы, которые ему задаешь, — сказал он. — Но бывает, отвечает на вопросы, которых ему не задавали.
— А ты его спрашивал? — поинтересовался Тимур. Хмурое выражение покинуло его лицо.
— Нет, хазрат эмир. — Дмитрию как-то и в голову не приходило задавать джавляку подобный вопрос.
— Отчего же?
Он помедлил с ответом, размышляя, какое объяснение больше подходит к его легенде.
— Страшусь услышать ответ.
— Страшишься?
— Страшусь, хазрат эмир, — сказал Дмитрий. — На пиру я выпил много вина. Много… — повторил он тихо. — Чтобы крепче спать. Я надеялся… надеялся, что ночь после пира будет той ночью, когда я вернусь туда, где мне и надлежит быть. Но так не случилось… Быть посланцем из одного времени в другое не только честь, хазрат эмир, но и великое испытание. И я страшусь услышать, что оно еще не окончено. Я не ропщу на свой жребий, но не могу изгнать тоску из сердца.
* * *
Величайшее сокровище — рукописный облик далекого грядущего мира. Начертан не каллиграфом. Даже не учеником каллиграфа. Но твердой рукой и со знанием дела. Поразительный рисунок — границы земли и морей, омывающих ее, изображены, словно видишь их высоты, подобно тому как, стоя на вершине горы, видишь долину, лежащую у ее подножия. Или же с высоты птичьего полета земля так видна… Как высоко должна подняться птица, чтобы оком своим сразу охватить весь мир? Может, люди грядущего научились парить в небесах? Нет, Аллах не дал человеку крыльев и никогда человеку не воспарить… Каким секретом владеют потомки ныне живущих? Надо узнать. Пригодится.
Тимур бережно свернул лист в трубку — бумага громко зашуршала. Эмир улыбнулся: сладчайший сон наяву — простая бумага, а место ей в сокровищнице. Нет. Пусть рисунок будет под рукой, чтобы в минуты уединения можно было развернуть и полюбоваться…
Эмир Димир… Чужой. Чужого времени, чужой земли, чужого облика… Весь чужой. До кончиков ногтей. Даже мысли его чужие.
Могуч, словно не из плоти создан, а вытесан из камня. И, как камень, ко всему равнодушен. Осыплешь его золотом, а он смотрит, будто и не золото это вовсе, а глиняные черепки. Дай или отбери — ничто не поколеблет его равнодушия. Не в этом мире живет он, не этого мира сокровищ жаждет мрачный краснолицый гигант. Дэв, а не человек. И, видно, избран он неспроста — только такому и по силам небывалое путешествие сквозь века…
Глава одиннадцатая. УЩЕЛЬЕ
В драгоценном халате, наброшенном поверх грязной хырки, Як Безумец выглядел, словно кусок кизяка, обернутый парчой. Джавляк часто моргал и дергал щекой, распространяя вокруг себя винное благоухание и вонь немытого тела. Подарок эмира дервиш использовал по своему разумению, первым делом высморкавшись в полу, изукрашенную шелковым шитьем. Тимур гневно раздул ноздри, но сдержался.
— Мауляна, — спросил эмир, — тебе не нравится мой дар?
— Нравится, — одними губами ответил дервиш. Словно плюнул словом.
— Так почему же ты так обошелся с ним?
— Потому что нравится, — процедил дервиш.
Обиду почувствовал Тимур. Двойную обиду: за себя, дарителя, и за чудесный индийский халат искусной вышивки.
— Ослиную попону надо было тебе подарить, — пробурчал он тихо.
Но дервиш услышал.
— Ну и подарил бы, — сказал Як Безумец.
Тимур начал закипать, но вовремя спохватился. Джавляк же нарочно его гнев на себя кличет, а он, как дитя малое, идет на поводу. Хромец враз остыл: не время поддаваться мимолетному настроению. Он решил выждать — может, дервиш, как и раньше, начнет отвечать, опережая вопросы. Но джавляк помалкивал. И Тимур понял, что надо спрашивать, если хочешь услышать ответ. Но как спросить того, кто не отвечает на вопросы, которые ему задают, но дает ответы на те, что не заданы? Хорошо сказал о дервише эмир Димир.
— Мауляна, — начал он, — я призвал тебя, чтобы вновь усладить слух твоей мудростью. Внутренним оком тебе дано видеть больше, чем обычному смертному… Тебе было ведомо о кольце, запавшем в щель. Тебе было ведомо о чуде, приведшем в мой стан эмира Димира.
Сложив руки на груди, Як Безумец молчал, не поддакивая, но и не отрицая.
— Эмир Димир рассказал мне много удивительного, но самым удивительным из слышанного было то, что наградою ему обещано возвращение: он покинет наш мир и вернется в тот, далекий, откуда пришел чудом воли Творца. Настанет его час, и пришелец из грядущего исчезнет, развеется, как утренняя дымка…
Помаргивая длинными ресницами, дервиш зевнул. Безбровое его лицо выражало лишь равнодушие и скуку.
— Исчезнет… — повторил он без выражения. — Исчезнет… — Як Безумец почесал бок. — Нет, тебе не дано увидеть, как он исчезнет из этого мира, но он увидит, как ты уйдешь в иной… А там, может быть…
Когда джавляк бесцеремонно перебил его, Тимур затаил дыхание, поняв, что добился желаемого: дервиш пророчествует. Смысл пророчества был прозрачен и ясен: Всевышний не будет торопиться с наградой и возвращения в родное грядущее эмиру Димиру придется подождать. Вторая половина пророчества пришлась по сердцу гораздо меньше: дервиш прямо говорил о Тимуровой смерти, о том, что гигант увидит эмира лежащим на смертном одре.
— И когда же это произойдет, мауляна? — спросил он, мрачнея.
— Что, эмир, обеспокоился? Не стоит ли за твоим плечом ангел смерти? — спросил дервиш. — Не беспокойся. Не скоро Аллах призовет тебя. Не скоро.
В ровном голосе джавляка Тимуру почудилась тень издевки.
— Ты говоришь так, будто жалеешь, что смерть не торопится за мной, — медленно проговорил он.
— Мне — желать тебе смерти? — с презрительным удивлением произнес Як Безумец. — Сколько тысяч день и ночь молятся, призывая на твою голову все до единой беды, какие только существуют в мире? Ну и как, ты бедствуешь? Нет. — Як Безумец снова широко зевнул прямо в лицо Тимуру. — Мне ли, постигшему, что без воли Творца ветру не сдвинуть песчинку, тучам не проронить капли дождя… Мне ли желать или не желать? Мне нет до тебя дела. Я, эмир, желаю лишь одного — вина. И побольше. — Дервиш погладил пальцем себя по плечу. — Хорош халат, эмир. Будет на что выпить.
Спокойствие и пренебрежение, с которым Як Безумец высказывался о смерти эмира, покоробили Тимура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Если бы тебе… — начал он и внезапно осекся. — Есть в этом мире тот, кто может знать, когда придет час твоего возвращения, — сказал он. — Есть.
Неожиданное заявление Хромца озадачило Дмитрия.
— О ком ты говоришь, повелитель? — спросил он.
— Будто ты сам его не знаешь, эмир Димир, — откликнулся Тимур.
“Джавляк, — понял Дмитрий. — О нем речь”.
— Ты имеешь в виду мудреца, который послан мне? — уточнил Дмитрий.
— Его, — сказал Тимур с какой-то странной интонацией.
Дмитрий печально улыбнулся.
— Человек по имени Як и по прозванию Безумец не отвечает на вопросы, которые ему задаешь, — сказал он. — Но бывает, отвечает на вопросы, которых ему не задавали.
— А ты его спрашивал? — поинтересовался Тимур. Хмурое выражение покинуло его лицо.
— Нет, хазрат эмир. — Дмитрию как-то и в голову не приходило задавать джавляку подобный вопрос.
— Отчего же?
Он помедлил с ответом, размышляя, какое объяснение больше подходит к его легенде.
— Страшусь услышать ответ.
— Страшишься?
— Страшусь, хазрат эмир, — сказал Дмитрий. — На пиру я выпил много вина. Много… — повторил он тихо. — Чтобы крепче спать. Я надеялся… надеялся, что ночь после пира будет той ночью, когда я вернусь туда, где мне и надлежит быть. Но так не случилось… Быть посланцем из одного времени в другое не только честь, хазрат эмир, но и великое испытание. И я страшусь услышать, что оно еще не окончено. Я не ропщу на свой жребий, но не могу изгнать тоску из сердца.
* * *
Величайшее сокровище — рукописный облик далекого грядущего мира. Начертан не каллиграфом. Даже не учеником каллиграфа. Но твердой рукой и со знанием дела. Поразительный рисунок — границы земли и морей, омывающих ее, изображены, словно видишь их высоты, подобно тому как, стоя на вершине горы, видишь долину, лежащую у ее подножия. Или же с высоты птичьего полета земля так видна… Как высоко должна подняться птица, чтобы оком своим сразу охватить весь мир? Может, люди грядущего научились парить в небесах? Нет, Аллах не дал человеку крыльев и никогда человеку не воспарить… Каким секретом владеют потомки ныне живущих? Надо узнать. Пригодится.
Тимур бережно свернул лист в трубку — бумага громко зашуршала. Эмир улыбнулся: сладчайший сон наяву — простая бумага, а место ей в сокровищнице. Нет. Пусть рисунок будет под рукой, чтобы в минуты уединения можно было развернуть и полюбоваться…
Эмир Димир… Чужой. Чужого времени, чужой земли, чужого облика… Весь чужой. До кончиков ногтей. Даже мысли его чужие.
Могуч, словно не из плоти создан, а вытесан из камня. И, как камень, ко всему равнодушен. Осыплешь его золотом, а он смотрит, будто и не золото это вовсе, а глиняные черепки. Дай или отбери — ничто не поколеблет его равнодушия. Не в этом мире живет он, не этого мира сокровищ жаждет мрачный краснолицый гигант. Дэв, а не человек. И, видно, избран он неспроста — только такому и по силам небывалое путешествие сквозь века…
Глава одиннадцатая. УЩЕЛЬЕ
В драгоценном халате, наброшенном поверх грязной хырки, Як Безумец выглядел, словно кусок кизяка, обернутый парчой. Джавляк часто моргал и дергал щекой, распространяя вокруг себя винное благоухание и вонь немытого тела. Подарок эмира дервиш использовал по своему разумению, первым делом высморкавшись в полу, изукрашенную шелковым шитьем. Тимур гневно раздул ноздри, но сдержался.
— Мауляна, — спросил эмир, — тебе не нравится мой дар?
— Нравится, — одними губами ответил дервиш. Словно плюнул словом.
— Так почему же ты так обошелся с ним?
— Потому что нравится, — процедил дервиш.
Обиду почувствовал Тимур. Двойную обиду: за себя, дарителя, и за чудесный индийский халат искусной вышивки.
— Ослиную попону надо было тебе подарить, — пробурчал он тихо.
Но дервиш услышал.
— Ну и подарил бы, — сказал Як Безумец.
Тимур начал закипать, но вовремя спохватился. Джавляк же нарочно его гнев на себя кличет, а он, как дитя малое, идет на поводу. Хромец враз остыл: не время поддаваться мимолетному настроению. Он решил выждать — может, дервиш, как и раньше, начнет отвечать, опережая вопросы. Но джавляк помалкивал. И Тимур понял, что надо спрашивать, если хочешь услышать ответ. Но как спросить того, кто не отвечает на вопросы, которые ему задают, но дает ответы на те, что не заданы? Хорошо сказал о дервише эмир Димир.
— Мауляна, — начал он, — я призвал тебя, чтобы вновь усладить слух твоей мудростью. Внутренним оком тебе дано видеть больше, чем обычному смертному… Тебе было ведомо о кольце, запавшем в щель. Тебе было ведомо о чуде, приведшем в мой стан эмира Димира.
Сложив руки на груди, Як Безумец молчал, не поддакивая, но и не отрицая.
— Эмир Димир рассказал мне много удивительного, но самым удивительным из слышанного было то, что наградою ему обещано возвращение: он покинет наш мир и вернется в тот, далекий, откуда пришел чудом воли Творца. Настанет его час, и пришелец из грядущего исчезнет, развеется, как утренняя дымка…
Помаргивая длинными ресницами, дервиш зевнул. Безбровое его лицо выражало лишь равнодушие и скуку.
— Исчезнет… — повторил он без выражения. — Исчезнет… — Як Безумец почесал бок. — Нет, тебе не дано увидеть, как он исчезнет из этого мира, но он увидит, как ты уйдешь в иной… А там, может быть…
Когда джавляк бесцеремонно перебил его, Тимур затаил дыхание, поняв, что добился желаемого: дервиш пророчествует. Смысл пророчества был прозрачен и ясен: Всевышний не будет торопиться с наградой и возвращения в родное грядущее эмиру Димиру придется подождать. Вторая половина пророчества пришлась по сердцу гораздо меньше: дервиш прямо говорил о Тимуровой смерти, о том, что гигант увидит эмира лежащим на смертном одре.
— И когда же это произойдет, мауляна? — спросил он, мрачнея.
— Что, эмир, обеспокоился? Не стоит ли за твоим плечом ангел смерти? — спросил дервиш. — Не беспокойся. Не скоро Аллах призовет тебя. Не скоро.
В ровном голосе джавляка Тимуру почудилась тень издевки.
— Ты говоришь так, будто жалеешь, что смерть не торопится за мной, — медленно проговорил он.
— Мне — желать тебе смерти? — с презрительным удивлением произнес Як Безумец. — Сколько тысяч день и ночь молятся, призывая на твою голову все до единой беды, какие только существуют в мире? Ну и как, ты бедствуешь? Нет. — Як Безумец снова широко зевнул прямо в лицо Тимуру. — Мне ли, постигшему, что без воли Творца ветру не сдвинуть песчинку, тучам не проронить капли дождя… Мне ли желать или не желать? Мне нет до тебя дела. Я, эмир, желаю лишь одного — вина. И побольше. — Дервиш погладил пальцем себя по плечу. — Хорош халат, эмир. Будет на что выпить.
Спокойствие и пренебрежение, с которым Як Безумец высказывался о смерти эмира, покоробили Тимура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91