Джордж изнемогал, он испытывал мучительный страх, его захлестывало неодолимое отчаяние. «Надо что-то делать, так дальше нельзя!» – повторял он, всхлипывая. Но что? Этого он никогда не знал. Всю свою жизнь он делал только то, что было ведено, и так, как ведено, – не задавая вопросов и без излишнего рвения. И никогда не тревожился за конечный результат. Но такая философия потерпела нынче крах, кончилась, испарилась, иссякла вместе с наркотиками на его фармакарте. Орр чувствовал себя потерянным, заблудшим в промозглом тумане. Но он должен действовать , просто обязан что-то предпринять. Недопустимо и впредь позволять Хаберу использовать себя как безмозглое, тупое орудие. Давно пора взять судьбу в собственные руки.
Глянув мельком на свои мягкие ненатруженные ладони, Джордж снова спрятал в них лицо, слезы струились сквозь пальцы. «О дьявол! О Господи! – мучительно и горько всхлипывал он. – Что же я за человек такой? Плакса и размазня. Не удивительно, что Хабер меня поимел. Разве мог он помочь такому, как я? Разве стал бы? Я бессилен, я ничтожество, слизняк я бесхребетный – прирожденный инструмент для обделывания чужих делишек. Даже собственной судьбы и то лишен. Единственное, чего хватало прежде с избытком и что оставалось исключительно моим, – это сны. Так теперь отняли и последнее».
От Хабера придется как-то отделаться, рассуждал Орр, понуждая себя быть решительным и твердым хотя бы в мыслях, и сразу же понял, что ни черта из этого не получится. Он прочно на крючке у Хабера, и далеко не на одном.
Конфигурация энцефалограмм Орра столь необычна, даже уникальна, что, как утверждает Хабер, он просто обязан участвовать в онейрологических исследованиях. Мол, вклад Орра в сокровищницу человеческого знания может оказаться воистину бесценным. В этом Орр Хаберу верил – он понимал, что поставлено на карту, и в необычности своего дара-проклятия тоже не сомневался. К тому же научный аспект экспериментов Хабера казался ему единственной соломинкой надежды, единственным их оправданием. Может, хотя бы с помощью мудреных научных гитик удастся извлечь толику пользы из его фантастически устрашающего дара, получить хоть какую-то компенсацию за кошмарный ущерб, причиненный этим же даром.
Убийство шести миллиардов человек, никогда на Земле не рождавшихся.
Голова раскалывалась. Орр набуровил в обшарпанную раковину холодной воды, окунул лицо и держал так с полминуты, покуда хватило дыхания. Выпрямился красный, мокрый и ослепший, точно новорожденный.
Хабер имел над ним моральное превосходство, но чем доктор действительно подсек и держал неумолимо цепко – так это силой закона. Попробуй уклонись только от добровольной диспансеризации – сразу подпадешь под обвинение в незаконном использовании препаратов и увидишь небо в клеточку. Или, того хуже, угодишь в специзолятор, откуда, поговаривают, вообще нет возврата. Если же не уклоняться, а просто не помогать в ходе сеансов, сопротивляться пассивно, Хабер пустит в ход весьма действенный инструмент принуждения – те же наркотики, которые Орр может теперь получать лишь по предписанию своего лечащего врача. Жизнь без них казалась Орру невозможной, куда менее приемлемой, чем сумасшедшая мысль плюнуть на все и отдать себя во власть неконтролируемых сновидений.
Даже сейчас, принуждаемый видеть эффективные сны на каждом очередном сеансе, Орр боялся представить себе, какая судьба уготована человечеству, если он увидит сон без гипнотически заданного сюжета. Все-таки хоть какие-то рамки. Вдруг увидишь кошмар пуще прежнего – того, например, что привиделся на последнем сеансе. Орр так мучительно переживал, так сильно этого страшился, что сам себя уверил – беды не миновать. Лучше уж по-прежнему глушить себя депрессантами, решил он твердо. И это было единственным непреклонным его решением. Но именно в нем Орр целиком и полностью зависел от Хабера, потому и вынужден во всем ему подчиняться. Круг замкнулся. Крыса в ловушке. И носится теперь по лабиринту на потребу ученому-маньяку. А выхода нет. Нет выхода. Нет. Проложить забыли.
«Но Хабер ведь отнюдь не маньяк, – печально отметил Орр. – У Доктора вполне рассудительный ум – или же он обладал таковым прежде. Похоже, именно от моих снов он и мог рехнуться. Теперь доктор точно персонаж из шекспировской драмы, а уж роль-то ему досталась – нарочно не придумаешь, из самых что ни на есть заглавных. Отелло, Гамлет и Ричард II в одном лице. Или совсем наоборот – роль играет им самим, а он этого уже не осознает… Но ведь намерения у доктора самые благие, разве не так? Он тщится разом изменить к лучшему жизнь всего человечества. Ну а вдруг получится?»
Снова жутко разболелась голова. На сей раз Орр сунул ее прямиком под леденящую колючую струю, только потому и услыхал телефонную трель из гостиной. Утираясь на ходу полотенцем, он нырнул в сумрак комнаты, вслепую сорвал трубку:
– Алло… Алло, Орр слушает!
– Мистер Орр, это Хитер Лелаш, – донесся далекий скрипучий альт.
Жаркая неодолимая волна, не очень-то уместная после всех только что пролитых слез, пронизала Орра снизу доверху – точно внезапно выросшее и тут же расцветшее деревце, корешками в паху, а цветочками в мыслях.
– Слушаю вас, – машинально повторил он в полной растерянности.
– Не могли бы мы встретиться, потолковать кое о чем?
– Само собой… Разумеется, можем встретиться.
– Отлично. Не хотелось бы водить вас за нос – сразу же скажу: к этой машине, Аугментору, нам с вами не придраться. Все в рамках закона, обычное лабораторное оборудование, несколько усиливающее эффект терапии. Прошло необходимые тесты, соответствует всем установленным стандартам, а теперь зарегистрировано еще и в ЗОБ-контроле. Ваш доктор – настоящий профи. Я сперва не совсем точно поняла из ваших слов, с кем предстоит иметь дело. Откровенно порочных людей на подобные посты обычно ведь не назначают.
– На какие еще посты?
– Ну, ведь он все же директор Государственного онейрологического института… как-никак.
Почему-то Орру весьма импонировала манера собеседницы начинать любую саркастическую сентенцию с вяловато примирительного «ну». Видимо, как юрист она привыкла тем самым как бы выбивать из-под потенциального противника стул, а затем, как бы поддерживая на лету, подсунуть «спасительную» соломинку необходимого в споре аргумента. Похоже, и по части мужества энергичная Лелаш ему, жалкому слизню, могла дать солидную фору.
– Ах да, помню, разумеется! – смешался он.
Доктор Хабер получил свое назначение на следующий же день после того, как Орр обрел новое лесное обиталище. Дачный сон длился тогда всю ночь напролет, и больше доктор даже не пытался повторять подобную всенощную, в таком самоистязании не выявилось особенного смысла, так как на столь продолжительный сеанс никак не хватало одного гипнотического задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Глянув мельком на свои мягкие ненатруженные ладони, Джордж снова спрятал в них лицо, слезы струились сквозь пальцы. «О дьявол! О Господи! – мучительно и горько всхлипывал он. – Что же я за человек такой? Плакса и размазня. Не удивительно, что Хабер меня поимел. Разве мог он помочь такому, как я? Разве стал бы? Я бессилен, я ничтожество, слизняк я бесхребетный – прирожденный инструмент для обделывания чужих делишек. Даже собственной судьбы и то лишен. Единственное, чего хватало прежде с избытком и что оставалось исключительно моим, – это сны. Так теперь отняли и последнее».
От Хабера придется как-то отделаться, рассуждал Орр, понуждая себя быть решительным и твердым хотя бы в мыслях, и сразу же понял, что ни черта из этого не получится. Он прочно на крючке у Хабера, и далеко не на одном.
Конфигурация энцефалограмм Орра столь необычна, даже уникальна, что, как утверждает Хабер, он просто обязан участвовать в онейрологических исследованиях. Мол, вклад Орра в сокровищницу человеческого знания может оказаться воистину бесценным. В этом Орр Хаберу верил – он понимал, что поставлено на карту, и в необычности своего дара-проклятия тоже не сомневался. К тому же научный аспект экспериментов Хабера казался ему единственной соломинкой надежды, единственным их оправданием. Может, хотя бы с помощью мудреных научных гитик удастся извлечь толику пользы из его фантастически устрашающего дара, получить хоть какую-то компенсацию за кошмарный ущерб, причиненный этим же даром.
Убийство шести миллиардов человек, никогда на Земле не рождавшихся.
Голова раскалывалась. Орр набуровил в обшарпанную раковину холодной воды, окунул лицо и держал так с полминуты, покуда хватило дыхания. Выпрямился красный, мокрый и ослепший, точно новорожденный.
Хабер имел над ним моральное превосходство, но чем доктор действительно подсек и держал неумолимо цепко – так это силой закона. Попробуй уклонись только от добровольной диспансеризации – сразу подпадешь под обвинение в незаконном использовании препаратов и увидишь небо в клеточку. Или, того хуже, угодишь в специзолятор, откуда, поговаривают, вообще нет возврата. Если же не уклоняться, а просто не помогать в ходе сеансов, сопротивляться пассивно, Хабер пустит в ход весьма действенный инструмент принуждения – те же наркотики, которые Орр может теперь получать лишь по предписанию своего лечащего врача. Жизнь без них казалась Орру невозможной, куда менее приемлемой, чем сумасшедшая мысль плюнуть на все и отдать себя во власть неконтролируемых сновидений.
Даже сейчас, принуждаемый видеть эффективные сны на каждом очередном сеансе, Орр боялся представить себе, какая судьба уготована человечеству, если он увидит сон без гипнотически заданного сюжета. Все-таки хоть какие-то рамки. Вдруг увидишь кошмар пуще прежнего – того, например, что привиделся на последнем сеансе. Орр так мучительно переживал, так сильно этого страшился, что сам себя уверил – беды не миновать. Лучше уж по-прежнему глушить себя депрессантами, решил он твердо. И это было единственным непреклонным его решением. Но именно в нем Орр целиком и полностью зависел от Хабера, потому и вынужден во всем ему подчиняться. Круг замкнулся. Крыса в ловушке. И носится теперь по лабиринту на потребу ученому-маньяку. А выхода нет. Нет выхода. Нет. Проложить забыли.
«Но Хабер ведь отнюдь не маньяк, – печально отметил Орр. – У Доктора вполне рассудительный ум – или же он обладал таковым прежде. Похоже, именно от моих снов он и мог рехнуться. Теперь доктор точно персонаж из шекспировской драмы, а уж роль-то ему досталась – нарочно не придумаешь, из самых что ни на есть заглавных. Отелло, Гамлет и Ричард II в одном лице. Или совсем наоборот – роль играет им самим, а он этого уже не осознает… Но ведь намерения у доктора самые благие, разве не так? Он тщится разом изменить к лучшему жизнь всего человечества. Ну а вдруг получится?»
Снова жутко разболелась голова. На сей раз Орр сунул ее прямиком под леденящую колючую струю, только потому и услыхал телефонную трель из гостиной. Утираясь на ходу полотенцем, он нырнул в сумрак комнаты, вслепую сорвал трубку:
– Алло… Алло, Орр слушает!
– Мистер Орр, это Хитер Лелаш, – донесся далекий скрипучий альт.
Жаркая неодолимая волна, не очень-то уместная после всех только что пролитых слез, пронизала Орра снизу доверху – точно внезапно выросшее и тут же расцветшее деревце, корешками в паху, а цветочками в мыслях.
– Слушаю вас, – машинально повторил он в полной растерянности.
– Не могли бы мы встретиться, потолковать кое о чем?
– Само собой… Разумеется, можем встретиться.
– Отлично. Не хотелось бы водить вас за нос – сразу же скажу: к этой машине, Аугментору, нам с вами не придраться. Все в рамках закона, обычное лабораторное оборудование, несколько усиливающее эффект терапии. Прошло необходимые тесты, соответствует всем установленным стандартам, а теперь зарегистрировано еще и в ЗОБ-контроле. Ваш доктор – настоящий профи. Я сперва не совсем точно поняла из ваших слов, с кем предстоит иметь дело. Откровенно порочных людей на подобные посты обычно ведь не назначают.
– На какие еще посты?
– Ну, ведь он все же директор Государственного онейрологического института… как-никак.
Почему-то Орру весьма импонировала манера собеседницы начинать любую саркастическую сентенцию с вяловато примирительного «ну». Видимо, как юрист она привыкла тем самым как бы выбивать из-под потенциального противника стул, а затем, как бы поддерживая на лету, подсунуть «спасительную» соломинку необходимого в споре аргумента. Похоже, и по части мужества энергичная Лелаш ему, жалкому слизню, могла дать солидную фору.
– Ах да, помню, разумеется! – смешался он.
Доктор Хабер получил свое назначение на следующий же день после того, как Орр обрел новое лесное обиталище. Дачный сон длился тогда всю ночь напролет, и больше доктор даже не пытался повторять подобную всенощную, в таком самоистязании не выявилось особенного смысла, так как на столь продолжительный сеанс никак не хватало одного гипнотического задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62