– Ну ладно, только в Чечне действительно идет, в принципе, междоусобная борьба, борьба за власть. Хотя я реже смотрю телевизор, и могу быть не в курсе, но ты, дед, знай, что пока они, чеченцы, друг с другом цапаются, Россия не полезет. А если полезет, то они все бросят и будут воевать против русских.
– Да, будут, – кряхтит дед Матейко, – там с каждой стороны – и со стороны Дудаева, и на стороне оппозиции – воюет большое количество наемников. Со стороны Дудаева даже воюют наемники из Афганистана, понимаешь? Есть наемники из прибалтийских государств, есть и из других. В том числе и русские. Почему не воевать, если хорошо платят? Если бы там были регулярные войска, то… Знаешь, что Грачев сказал? Что, во-первых, он бы никогда не допустил, чтобы танки вошли в город. Это безграмотность дикая. А во-вторых, если б воевала армия, то по крайней мере одним парашютно-десантным полком можно было бы в течение двух часов решить все! Понимаешь?
– Думаешь, у Дудаева нет пушек и танков? – подливаю я масла в огонь. – И думаешь, Дудаев академий не оканчивал, и учился хуже Грачева?
Дед умолкает. Ему нечего сказать.
…Когда я прихожу на работу, то вижу, что Гершенович в очередной раз ночевал в кабинете, спал в кресле прямо в одежде. Однажды я застал его даже спящим на столе, и он быстро прыгнул на пол, грузно присел. Ему всегда тяжело от похмелья. Вот и теперь он трясущейся рукой достает деньги. В мои обязанности не входит обслуживать патрона, но я жалею человека, который перепил и его всего колотит.
– Понимаешь, вчера такую сделку обмыли, на пятьдесят миллионов, – кряхтит Гершенович.
Похмелившись, он дает зарок не мешать водку и шампанское. В таких количествах.
– Слушай, Юрий, где ты встречаешь Новый год? Я пожимаю плечами.
– Я тебе достану пригласительный билет в «Фиолетовый лимон», пойдешь?
Приходится соглашаться. В клуб «Фиолетовый лимон» вхожи только те, у которых есть на счетах около миллиона. Разумеется, долларов. Такой суммы у Гершеновича никогда не было, но он вхож в любую дырку.
…И вот приходит долгожданный для миллионов граждан день. Слякотный декабрь в середине месяца превратился в настоящий зимний месяц. Ударил-таки мороз, выпал снег, на борьбу с которым в Минске тут же выпустили снегоуборочные машины. Но прошло всего несколько дней, и мороз нехотя начал отступать, словно обидевшись на людей за то, что они не видят никакой красоты в блестящем инее, который повис на проводах, на обрубленных ветках придорожных лип.
К концу месяца ртутные столбики термометров взметнулись вверх, и вместо зимы наступило непонятно что. Перед Новым годом по улицам города уже бежали грязные ручейки, а прохожие месили ногами скользкую кашицу.
Впрочем, мало кто из них обращал на это внимание, поскольку все были заняты предпраздничной суетой. Все куда-то торопились, одни несли наполненные продуктами авоськи, другие тащили домой свежевырубленные елки.
И только одному мне, казалось, не было никакого дела до этой суеты, да и до приближающегося праздника тоже. Я уже минут двадцать неторопливо шел по проспекту, не обращая внимание на то, что рядом один за другим проносились переполненные троллейбусы. Я все никак не мог прийти в себя. У меня капала из носа кровь, саднили разбитое ухо и губа. Случилось же следующее.
Мне надо было поменять пятьдесят долларов на белорусские рубли, чтобы в карманах были деньги на расходы. Я засиделся на телефоне до вечера, бросился к обменным пунктам. Они уже позакрывались. Все-таки праздник.
Пришлось бежать на Комаровку – громадный центральный рынок столицы. Валютчики сбили цену и давали за доллар смехотворную сумму.
Я направился в торговые ряды, чтобы обменять доллары у торговцев. Картонная табличка «куплю» торчала почти возле каждого. Милиция пресекала торговлю валютой, поэтому слово «куплю» было формой компромисса.
И угораздило меня попасть на этих чучмеков! Они человек десять – сидели на мешках, обедали, разрывая куски жирной курицы руками, и отчаянно спорили о чем-то. Разговор их был явно политическим.
– Кому требуется сорок восемь часов на размышление? Кому, нам, или Ельцину? – кричал один парень, полный и круглоголовый.
Другой отвечал:
– Месяц назад Ельцин обратился к участникам конфликта в Чечне. Ну и что? «Надежда на самостоятельное разрешение внутричеченского конфликта полностью исчерпана», – передразнил чеченец российского президента. – И выдвинул ультиматум: в течение 48 часов с момента обращения, – чеченец опять начал кривляться, – «прекратить огонь, сложить оружие, распустить вооруженные формирования, освободить всех захваченных и насильственно удерживаемых граждан». Если же в установленный срок эти требования окажутся невыполненными, на территории Чечни будет введено чрезвычайное положение. А фиг ему!.. А этот меланхолик, Павел Грачев, – чеченец начал подделывать голос Грачева, – «не очень я интересуюсь, что там происходит», чтобы требовать «восстановления в Чеченской республике конституционной законности, правопорядка и мира» в течение двух суток. Правильно тогда Муса Мержуев заявил «Интерфаксу», что обращение Бориса Ельцина к чеченцам приведет лишь к объединению всех чеченцев, неизбежно выведет из стана оппозиции тех людей, которые слепо шли за ней. Я, вот лично я уже оппозиции не верю. Нахапали денег от Москвы – и все!
В разговор вмешался еще один парень:
– Любопытно, как бы отреагировал Кремль в ночь с третьего на четвертое октября девяносто третьего года на категорическое требование, скажем, Билла Клинтона к Борису Ельцину, с одной стороны, и к Александру Руцкому, с другой, немедленно разоружить своих «участников вооруженного конфликта» и отправиться спать. Неужели эта российская свинья, Ельцин, думает, что Чечня – часть России?
– Значит, думает, раз можно без церемоний, сурово, но по-свойски, – парировал его ответ плотный парень.
– Но, Руслан, в течение трех последних лет Москва словно забывала о нас. Москали фактически признавали независимость чеченского государства. И теперь, что там ни говори, введение войск – это вооруженная российская интервенция.
– Я тоже думал, – мрачно сказал тот, кого назвали Русланом, – что бикфордов шнур ультиматума сгорит за сорок восемь часов и… будет погашен, скорее всего, созданием какого-нибудь координационно-согласительного совета, центра, штаба. Потому что и там, и тут понимали: введение ЧП в Чечне – это начало большой войны, способной воспламенить весь Северный Кавказ, втянуть в смертельный круг десятки народов и народностей…
Мне пришлось перебить их трепотню, до лампочки были мне их политические дрязги, мне требовались деньги.
– Доллары возьмете?
– Сколько?
– Пятьдесят…
– Даю по десять тысяч за доллар…
– Хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153