– Иначе желаемое может стать действительным... Повторяю вопрос: кто должен заступить на дежурство?
– А-а, это!.. – Слякоть будто бы лишь теперь сообразил. – Так это, босс! Я Дешевому говорю честь по чести: постой, говорю, за меня, я тебе две банки тушенки и кусок сахару... И сухарей еще. Ладно, говорит! А теперь на дыбы.
– Дешевый! – позвал начальник. Тот суматошно подскочил:
– Здесь!
Жженый посмотрел на одного, на другого. В сумерках, правда, видно было плоховато.
– Вы договаривались с ним? – кивнул Жженый на Слякоть.
– О чем? – изумленно моргнул Дешевый.
– Да это я про замену! – встрял Слякоть. – Ну, помнишь? Я говорил тебе: мол, отдежурь за меня, а я тебе за это тушенку и сахар. Ну! Забыл, что ли?
Дешевый вмиг смекнул. Он был жадный и, когда пахло поживой, соображал быстро. Даже слишком – спешил, себе же на голову.
– А-а, – забормотал он, и счастливая улыбка расползлась по лицу. – Ну да, ну да... Я и забыл! Да, точно. Договаривались.
Жженый помолчал.
– Все нормально, босс, – интимно произнес Слякоть. – Без проблем! Вопрос закрыли.
– Ладно, – обронил наконец Жженый. – Идите.
– Пошли, – сказал Слякоть дружески и подтолкнул Дешевого. – Пошли, сразу отдам.
– Чего? Продукты отдашь? – обрадовался Дешевый.
– Ну да. Пошли.
Они вышли из комнаты.
– Сюда. – Слякоть направился в подъезд.
– Куда это?
– Идем, идем, – Слякоть понизил голос. – Они у меня там припрятаны, наверху.
– Да?.. А тушенка-то того... не испортилась?
– Нет. Свежак.
Стали подниматься по лестнице. Слякоть приобнял спутника за плечи.
– Ты это, – сказал он, – обиды не держи. Погорячился я, бывает... Чего сгоряча не брякнешь.
– Да ладно... – Дешевый был польщен.
Поднялись на промежуточную площадку, меж восьмым и девятым этажами. Здесь проходила толстая труба мусоропровода, зияла в ней дыра – когда-то люк.
– Так что извиняй, – приговаривал Слякоть. – Тушеночки тебе... Это сейчас. Будет тебе тушенка.
Рука его как-то незаметно легла сзади на шею Дешевого.
– Будет, – бормотал он. – Будет...
Рука резко сжала худую шею. Рывок! – Дешевый врезался мордой в стену.
Он ничего не успел сделать. Удар! – искры из глаз, боль, шок.
Потолок кувыркнулся в глазах. Это Слякоть швырнул свою жертву на пол.
Дешевый разинул рот. Кровь из расквашенного носа лилась в него, на плащ, на пол... Над головой возникла злобно перекошенная рожа.
– Тушенки захотел, да?.. – прогнусавила она. – Вот тебе тушенка!
Страшный удар под дых скрючил Дешевого в дугу. Он перегнулся на бок, беззвучно хватнул воздух ртом.
Последовал убийственный пинок.
– Ну что? Пожрал тушенки? Пожрал, гнида?.. На! Еще удар. Щуплое тельце кинуло к стене.
– А теперь давай наверх, понял? И смотри, если прозеваешь что-то! Так с той крыши и порхнешь птицей. Понял?!
Шаги затопали вниз.
В комнату Слякоть вошел веселый, довольный, как ни в чем не бывало. Там уже зажигали лампу.
– Ну чего? – спросил Пистон. – Пошел он за тебя?
– А куда ж денется. – Слякоть сел на свое место. – За жратву ведь удавится, даром, что от горшка два вершка... Ну чего – играем?
– Играем, – сказал Тухляк. Он поставил лампу посреди стола. – Во! Красота!
3
На какое-то время Дешевый вырубился. Во всяком случае, не сразу догадался, где он, почему лежит на жестком, почему так болят голова и живот... Но тут же он вспомнил все и понял, что с ним.
Тогда он заплакал. От бессилия, от унижения, от всего. От жизни.
Слезы бежали по носу, по правой щеке – он лежал на правом боку. Почему-то особенно горько было осознавать, что никто, ни одна душа не пожалеет его. Никогда!
Дрожащей рукой он ощупал лицо. Кровь засохла на губах, на подбородке. Он подвигал челюстями, вяло сплюнул.
– Ладно... – прошептал он.
Жить – погано. Но и подыхать не хотелось. Дешевый начал подниматься.
Встав, он схватился за стену и долго так стоял, качаясь, точно пьяный. Голова кружилась. Он закрыл глаза и переждал головокружение. Затем поплелся вверх.
Но до крыши не дошел. Обида начала душить его. Он сел на площадке девятого этажа, шмыгнул распухшим носом, осторожно потрогал его и вновь чуть не расплакался.
Да какого черта! Почему он должен торчать, мерзнуть на крыше?.. Не ходить, да и все.
– Не пойду, – сказал вслух. Шепотом, правда, но вслух.
Это понравилось ему. Прозвучало! Он ободрился.
– Да что я, хуже всех?..
И это вслух. Понравилось еще больше. Он ощутил прилив сил.
В самом деле – что он, всех хуже?.. У него даже оружия нет. Ну, настоящего, во всяком случае. Один нож. Классный, правда.
Дешевый закопошился под плащом, нащупал нож, вынул его.
Это был старинный, наверное, даже музейный стилет с очень узким острым лезвием. Какими путями он попал в руки плюгавого типа?.. – бог весть. Дешевый потянул лезвие из ножен.
Глазенки его, пусть и трахомные, хорошо видели в темноте: было у них такое свойство. Они отлично различали прихотливые узоры рукоятки, завитушки на ножнах, изящную форму лезвия... Блеск!
Он задрожал от странного чувства – смеси злобы, мстительности и восхищения. Он вдруг ощутил себя сильным – чего отродясь не было. Он вскочил. Сжал нож в руке. Лезвие мелко вздрагивало.
4
– Лох! – рявкнул Слякоть на Тухляка. – Как ходишь?! Жопа вместо башки!
Тухляк сдуру кинул даму крестей, а Слякоть не заметил это. И в итоге несложной комбинации остался без поставленного на кон УНР – универсального ножа разведчика, комплекса с восемнадцатью функциями.
В общем-то, сам виноват. Внимательным надо быть. Но Слякоть, хоть и старался выглядеть бодряком, в душе грел злобу, и она внезапно вырвалась наружу.
Злился он на Жженого. Потому что боялся его. Затем по цепной реакции начал злиться на Тощего – причина та же. Растравлять злобу в себе нравилось ему. Особенно же остро было то, что приходилось сдерживать ее, играть в спокойствие...
И тут вдруг срыв.
Слякоть обозлился сам на себя. Память сразу услужливо подсунула ему: а вот ни Жженый, ни Тощий никогда так не лаются...
Это была правда. Усилием воли Слякоть вернул себя в норму.
– Да че ты! – надулся Тухляк. – Сам куда смотрел? У самого-то что на плечах?!
Сказал и сам испугался. Все знали, что со Слякотью шутки плохи. Тухляк и ноги поджал, сам весь как-то сжался, готовясь...
Но ничего не случилось. Слякоть неожиданно осклабился:
– Да ладно, что там! В самом деле... Давай сдавай. Сыграли еще кон. На сей раз Слякоти повезло.
Выиграл.
– Вот так! – Он швырнул последнюю карту. – Гони добро! – И захохотал, сочтя последние слова удачной шуткой.
– Забирай... – Проигравший Пистон не без сожаления двинул барахло по столу. После чего он адски зевнул, мотнул головой и произнес: – Ну, дальше моя смена. Пойду вздремну.
Он шумно выбрался из-за стола и зашагал к выходу. Квартир в доме – больше трехсот, занимай любую. Но, понятно, разбойники не разбредались, кочуя из квартиры в квартиру в пределах коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– А-а, это!.. – Слякоть будто бы лишь теперь сообразил. – Так это, босс! Я Дешевому говорю честь по чести: постой, говорю, за меня, я тебе две банки тушенки и кусок сахару... И сухарей еще. Ладно, говорит! А теперь на дыбы.
– Дешевый! – позвал начальник. Тот суматошно подскочил:
– Здесь!
Жженый посмотрел на одного, на другого. В сумерках, правда, видно было плоховато.
– Вы договаривались с ним? – кивнул Жженый на Слякоть.
– О чем? – изумленно моргнул Дешевый.
– Да это я про замену! – встрял Слякоть. – Ну, помнишь? Я говорил тебе: мол, отдежурь за меня, а я тебе за это тушенку и сахар. Ну! Забыл, что ли?
Дешевый вмиг смекнул. Он был жадный и, когда пахло поживой, соображал быстро. Даже слишком – спешил, себе же на голову.
– А-а, – забормотал он, и счастливая улыбка расползлась по лицу. – Ну да, ну да... Я и забыл! Да, точно. Договаривались.
Жженый помолчал.
– Все нормально, босс, – интимно произнес Слякоть. – Без проблем! Вопрос закрыли.
– Ладно, – обронил наконец Жженый. – Идите.
– Пошли, – сказал Слякоть дружески и подтолкнул Дешевого. – Пошли, сразу отдам.
– Чего? Продукты отдашь? – обрадовался Дешевый.
– Ну да. Пошли.
Они вышли из комнаты.
– Сюда. – Слякоть направился в подъезд.
– Куда это?
– Идем, идем, – Слякоть понизил голос. – Они у меня там припрятаны, наверху.
– Да?.. А тушенка-то того... не испортилась?
– Нет. Свежак.
Стали подниматься по лестнице. Слякоть приобнял спутника за плечи.
– Ты это, – сказал он, – обиды не держи. Погорячился я, бывает... Чего сгоряча не брякнешь.
– Да ладно... – Дешевый был польщен.
Поднялись на промежуточную площадку, меж восьмым и девятым этажами. Здесь проходила толстая труба мусоропровода, зияла в ней дыра – когда-то люк.
– Так что извиняй, – приговаривал Слякоть. – Тушеночки тебе... Это сейчас. Будет тебе тушенка.
Рука его как-то незаметно легла сзади на шею Дешевого.
– Будет, – бормотал он. – Будет...
Рука резко сжала худую шею. Рывок! – Дешевый врезался мордой в стену.
Он ничего не успел сделать. Удар! – искры из глаз, боль, шок.
Потолок кувыркнулся в глазах. Это Слякоть швырнул свою жертву на пол.
Дешевый разинул рот. Кровь из расквашенного носа лилась в него, на плащ, на пол... Над головой возникла злобно перекошенная рожа.
– Тушенки захотел, да?.. – прогнусавила она. – Вот тебе тушенка!
Страшный удар под дых скрючил Дешевого в дугу. Он перегнулся на бок, беззвучно хватнул воздух ртом.
Последовал убийственный пинок.
– Ну что? Пожрал тушенки? Пожрал, гнида?.. На! Еще удар. Щуплое тельце кинуло к стене.
– А теперь давай наверх, понял? И смотри, если прозеваешь что-то! Так с той крыши и порхнешь птицей. Понял?!
Шаги затопали вниз.
В комнату Слякоть вошел веселый, довольный, как ни в чем не бывало. Там уже зажигали лампу.
– Ну чего? – спросил Пистон. – Пошел он за тебя?
– А куда ж денется. – Слякоть сел на свое место. – За жратву ведь удавится, даром, что от горшка два вершка... Ну чего – играем?
– Играем, – сказал Тухляк. Он поставил лампу посреди стола. – Во! Красота!
3
На какое-то время Дешевый вырубился. Во всяком случае, не сразу догадался, где он, почему лежит на жестком, почему так болят голова и живот... Но тут же он вспомнил все и понял, что с ним.
Тогда он заплакал. От бессилия, от унижения, от всего. От жизни.
Слезы бежали по носу, по правой щеке – он лежал на правом боку. Почему-то особенно горько было осознавать, что никто, ни одна душа не пожалеет его. Никогда!
Дрожащей рукой он ощупал лицо. Кровь засохла на губах, на подбородке. Он подвигал челюстями, вяло сплюнул.
– Ладно... – прошептал он.
Жить – погано. Но и подыхать не хотелось. Дешевый начал подниматься.
Встав, он схватился за стену и долго так стоял, качаясь, точно пьяный. Голова кружилась. Он закрыл глаза и переждал головокружение. Затем поплелся вверх.
Но до крыши не дошел. Обида начала душить его. Он сел на площадке девятого этажа, шмыгнул распухшим носом, осторожно потрогал его и вновь чуть не расплакался.
Да какого черта! Почему он должен торчать, мерзнуть на крыше?.. Не ходить, да и все.
– Не пойду, – сказал вслух. Шепотом, правда, но вслух.
Это понравилось ему. Прозвучало! Он ободрился.
– Да что я, хуже всех?..
И это вслух. Понравилось еще больше. Он ощутил прилив сил.
В самом деле – что он, всех хуже?.. У него даже оружия нет. Ну, настоящего, во всяком случае. Один нож. Классный, правда.
Дешевый закопошился под плащом, нащупал нож, вынул его.
Это был старинный, наверное, даже музейный стилет с очень узким острым лезвием. Какими путями он попал в руки плюгавого типа?.. – бог весть. Дешевый потянул лезвие из ножен.
Глазенки его, пусть и трахомные, хорошо видели в темноте: было у них такое свойство. Они отлично различали прихотливые узоры рукоятки, завитушки на ножнах, изящную форму лезвия... Блеск!
Он задрожал от странного чувства – смеси злобы, мстительности и восхищения. Он вдруг ощутил себя сильным – чего отродясь не было. Он вскочил. Сжал нож в руке. Лезвие мелко вздрагивало.
4
– Лох! – рявкнул Слякоть на Тухляка. – Как ходишь?! Жопа вместо башки!
Тухляк сдуру кинул даму крестей, а Слякоть не заметил это. И в итоге несложной комбинации остался без поставленного на кон УНР – универсального ножа разведчика, комплекса с восемнадцатью функциями.
В общем-то, сам виноват. Внимательным надо быть. Но Слякоть, хоть и старался выглядеть бодряком, в душе грел злобу, и она внезапно вырвалась наружу.
Злился он на Жженого. Потому что боялся его. Затем по цепной реакции начал злиться на Тощего – причина та же. Растравлять злобу в себе нравилось ему. Особенно же остро было то, что приходилось сдерживать ее, играть в спокойствие...
И тут вдруг срыв.
Слякоть обозлился сам на себя. Память сразу услужливо подсунула ему: а вот ни Жженый, ни Тощий никогда так не лаются...
Это была правда. Усилием воли Слякоть вернул себя в норму.
– Да че ты! – надулся Тухляк. – Сам куда смотрел? У самого-то что на плечах?!
Сказал и сам испугался. Все знали, что со Слякотью шутки плохи. Тухляк и ноги поджал, сам весь как-то сжался, готовясь...
Но ничего не случилось. Слякоть неожиданно осклабился:
– Да ладно, что там! В самом деле... Давай сдавай. Сыграли еще кон. На сей раз Слякоти повезло.
Выиграл.
– Вот так! – Он швырнул последнюю карту. – Гони добро! – И захохотал, сочтя последние слова удачной шуткой.
– Забирай... – Проигравший Пистон не без сожаления двинул барахло по столу. После чего он адски зевнул, мотнул головой и произнес: – Ну, дальше моя смена. Пойду вздремну.
Он шумно выбрался из-за стола и зашагал к выходу. Квартир в доме – больше трехсот, занимай любую. Но, понятно, разбойники не разбредались, кочуя из квартиры в квартиру в пределах коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84