Продолжайте.
– Вот что получается, – сказал Рауль, снова переключив дисплей на показ чертежей.
– Это дает нам год невесомости, в течение которого мы занимаемся хореографией, бросаем это, прислушиваемся к тому, как рассыпаются наши кости, приканчиваем дипломатов и делаем из них шашлык, обсуждаем влияние Хайнлайна на Пруста и спешно зубрим разговорный язык чужаков.
Тут мы прибываем на Сатурн. Ух ты, еще одно удачное совпадение:
стартовое окно для одногодичного перехода Фрайзена открыто…
– Ага, – прервал его Гарри, оторвавшись от своего калькулятора, – это доставит нас к Сатурну за год – на относительной скорости двенадцать ки– лометров в секунду. Это больше, чем вторая космическая скорость.
– Мы позволим кораблю быть захваченным Титаном, – торжествующе сказал Рауль.
– О, – сказал Гарри. – Восемь или девять километров в секунду…
– Конечно, – продолжал Рауль, нажимая клавиши. – Запросто. Одна десятая g в течение двух с половиной часов. Или, чтобы сделать это легче для нас, одна сотая g в течение чуть больше, чем дня. Хмм… двадцать пять с половиной часов. Одной сотой g не хватит, чтобы написать себе на ногу сверху вниз, даже если вы привыкли к невесомости.
Мне действительно удалось понять большинство ключевых пунктов.
Компьютерный дисплей – дивная помощь невеждам.
– Хорошо, – резко сказал я своим тоном «внимание всем, вот сейчас-то все и начнется». В силу длительной привычки общее внимание сосредото– чилось на мне. – Хорошо. Это все можно проделать. Мы обсуждали это все два часа до того, как прибыл ваш шаттл. Я рассказал вам, чего они от нас хотят и почему. Я бы хотел сказать вам, чтобы вы приняли решение к следующей осени. Но автобус отправляется сейчас. Из-за этого окна старта, которое ты упомянул, Рауль.
В глазах Гарри сверкнуло подозрение. И я был прав, Том тоже высчитал малую вероятность такого случайного совпадения.
– Поэтому, – упорно продолжал я, – я должен просить, чтобы вы дали окончательные ответы в пределах часа. Я понимаю, что это нелепо, но вы– бора нет. – Я вздохнул. – Советую вам использовать этот час с толком.
– Черт побери, Чарли, – сказал Том в неподдельном гневе. – Мы семья или нет? -Я…
– Что еще за дерьмо в самом деле? – согласился Рауль. – Человек не должен оскорблять своих друзей.
Линда и Гарри тоже выглядели оскорбленными. – Послушайте, вы, идиоты, – сказал я, вложив в свои слова всю силу убеждения. – Это – навсегда. Вы никогда больше не сможете кататься на лыжах, плавать, никогда не сможете ходить даже при тяготении Луны. Ни черта вы больше никогда не сможете без технологической поддержки.
– А какого черта мы можем без технологической поддержки сейчас? – спросила Линда.
– Не надо! – рявкнул я. – Не надо меня передразнивать. Задумайтесь над этим хорошенько. Я что, непременно должен перейти на личности?
Гарри, Рауль, скольким женщинам вы сможете назначить свидание в космосе? Сколько женщин согласятся бросить целый мир, чтобы остаться с вами? Давайте будем серьезны. Линда, Том, есть ли у вас хоть какие-то свидетельства в пользу того, что в невесомости возможно родить ребенка?
Вы что, готовы в один прекрасный день рискнуть двумя жизнями? Или вы решили подвергнуться стерилизации? Так что перестаньте рассуждать, как герои комиксов, вы четверо, и выслушайте меня, черт побери!
К своему искреннему удивлению, я обнаружил, что по-настоящему взбесился. Мое напряжение воспользовалось первым же подходящим случаем, чтобы разрядиться в гнев. Я впервые осознал, что небольшое театральное представление на тему гнева чревато опасностью.
– У нас нет никакого способа выяснить, удастся ли нам вступить в разговоре проклятыми светляками. В игре с такими высокими ставками и такими скверными шансами достаточно рискнуть двумя жизнями. Мы с Норри обойдемся без вас!!! – заорал я и только тогда остановился.
– Нет, – наконец продолжил я, – это неправда. Я не могу на этом настаивать. Но мы действительно можем сделать это сами – если это вообще осуществимо. У Норри и у меня есть личные мотивы, чтобы лететь. Но ради чего вы должны отречься от родной планеты?
Повисла липкая тишина. Я сделал все, что мог. Норри было нечего добавить. Я смотрел на четыре пустых, лишенных выражения лица и ждал.
Наконец Линда пошевелилась. – Как-нибудь разберемся с родами в невесомости, – сказала она с безмятежным спокойствием и секундой позже добавила: – Когда настанет время.
Том забыл о своих сиюминутных неприятностях. Он долго смотрел на Линду, улыбаясь распухшими губами посреди красного от лопнувших капилляров лица, а потом обратился к ней:
– Я вырос в Нью-Йорке. Я всю жизнь жил в городах. Я никогда не понимал, сколько напряжения в городской жизни, пока не прожил неделю в доме твоей семьи. И никогда не понимал, как я на самом деле ненавижу это напряжение, пока не стал замечать, до какой степени мне не хочется возвра– щаться на Землю. Бэту грязь. Начинаешь понимать, как сильно у тебя онемели шея и плечи, только когда кто-то их тебе разотрет. – Он коснулся ее щеки пальцами с запекшейся под ногтями кровью. – Пройдет очень много времени, прежде чем на воздушные шлюзы придется навешивать замки. Ну конечно, у нас когда-нибудь будет ребенок – и нам не придется учить его, как выживать в человеческих джунглях.
Она улыбнулась и взяла его лиловые руки в свои.
– Нам даже не придется учить его ходить.
– При нулевой гравитации, – задумчиво сказал Рауль, – я выше ростом.
Я решил, что он имеет в виду те несколько сантиметров, на которые в невесомости распрямляется позвоночник, но он добавил:
– При нулевой гравитации малорослых не бывает.
Ей-богу, он был прав! «На уровне глаз» – бессмысленный термин в космосе; следовательно, нет смысла и в понятии роста.
Но рассуждения его были умозрительными; он еще не решился.
Гарри потянул пиво из груши, рыгнул и уставился в потолок.
– Я уже давно думал над этим. В смысле над адаптацией. Я 6ы смог работать весь год целиком вместо половины. Следующий шаг, только и всего.
Я думал так поступить в любом случае. – Он посмотрел на Рауля. – Не думаю, что мне будет не хватать женщин. Рауль твердо встретил его взгляд.
– И мне, – сказал он, и на этот раз в его голосе прозвучала решимость.
В моем мозгу загорелась лампочка. У меня отвисла челюсть.
– Господи Иисусе, в р-костюме!
– Всего лишь куриная слепота, Чарли. Не переживай так, – сочувственно произнесла Линда.
Она была права. Это не имеет ничего общего с мудростью, наблюдательностью или тем, насколько я взрослый человек. Всего лишь личный недостаток, дефект зрения: люди влюбляются у меня на глазах, а я никогда не замечаю.
– Норри, – обвиняюще сказал я. – Ты же знаешь, что я идиот. Так почему ты мне не сказала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Вот что получается, – сказал Рауль, снова переключив дисплей на показ чертежей.
– Это дает нам год невесомости, в течение которого мы занимаемся хореографией, бросаем это, прислушиваемся к тому, как рассыпаются наши кости, приканчиваем дипломатов и делаем из них шашлык, обсуждаем влияние Хайнлайна на Пруста и спешно зубрим разговорный язык чужаков.
Тут мы прибываем на Сатурн. Ух ты, еще одно удачное совпадение:
стартовое окно для одногодичного перехода Фрайзена открыто…
– Ага, – прервал его Гарри, оторвавшись от своего калькулятора, – это доставит нас к Сатурну за год – на относительной скорости двенадцать ки– лометров в секунду. Это больше, чем вторая космическая скорость.
– Мы позволим кораблю быть захваченным Титаном, – торжествующе сказал Рауль.
– О, – сказал Гарри. – Восемь или девять километров в секунду…
– Конечно, – продолжал Рауль, нажимая клавиши. – Запросто. Одна десятая g в течение двух с половиной часов. Или, чтобы сделать это легче для нас, одна сотая g в течение чуть больше, чем дня. Хмм… двадцать пять с половиной часов. Одной сотой g не хватит, чтобы написать себе на ногу сверху вниз, даже если вы привыкли к невесомости.
Мне действительно удалось понять большинство ключевых пунктов.
Компьютерный дисплей – дивная помощь невеждам.
– Хорошо, – резко сказал я своим тоном «внимание всем, вот сейчас-то все и начнется». В силу длительной привычки общее внимание сосредото– чилось на мне. – Хорошо. Это все можно проделать. Мы обсуждали это все два часа до того, как прибыл ваш шаттл. Я рассказал вам, чего они от нас хотят и почему. Я бы хотел сказать вам, чтобы вы приняли решение к следующей осени. Но автобус отправляется сейчас. Из-за этого окна старта, которое ты упомянул, Рауль.
В глазах Гарри сверкнуло подозрение. И я был прав, Том тоже высчитал малую вероятность такого случайного совпадения.
– Поэтому, – упорно продолжал я, – я должен просить, чтобы вы дали окончательные ответы в пределах часа. Я понимаю, что это нелепо, но вы– бора нет. – Я вздохнул. – Советую вам использовать этот час с толком.
– Черт побери, Чарли, – сказал Том в неподдельном гневе. – Мы семья или нет? -Я…
– Что еще за дерьмо в самом деле? – согласился Рауль. – Человек не должен оскорблять своих друзей.
Линда и Гарри тоже выглядели оскорбленными. – Послушайте, вы, идиоты, – сказал я, вложив в свои слова всю силу убеждения. – Это – навсегда. Вы никогда больше не сможете кататься на лыжах, плавать, никогда не сможете ходить даже при тяготении Луны. Ни черта вы больше никогда не сможете без технологической поддержки.
– А какого черта мы можем без технологической поддержки сейчас? – спросила Линда.
– Не надо! – рявкнул я. – Не надо меня передразнивать. Задумайтесь над этим хорошенько. Я что, непременно должен перейти на личности?
Гарри, Рауль, скольким женщинам вы сможете назначить свидание в космосе? Сколько женщин согласятся бросить целый мир, чтобы остаться с вами? Давайте будем серьезны. Линда, Том, есть ли у вас хоть какие-то свидетельства в пользу того, что в невесомости возможно родить ребенка?
Вы что, готовы в один прекрасный день рискнуть двумя жизнями? Или вы решили подвергнуться стерилизации? Так что перестаньте рассуждать, как герои комиксов, вы четверо, и выслушайте меня, черт побери!
К своему искреннему удивлению, я обнаружил, что по-настоящему взбесился. Мое напряжение воспользовалось первым же подходящим случаем, чтобы разрядиться в гнев. Я впервые осознал, что небольшое театральное представление на тему гнева чревато опасностью.
– У нас нет никакого способа выяснить, удастся ли нам вступить в разговоре проклятыми светляками. В игре с такими высокими ставками и такими скверными шансами достаточно рискнуть двумя жизнями. Мы с Норри обойдемся без вас!!! – заорал я и только тогда остановился.
– Нет, – наконец продолжил я, – это неправда. Я не могу на этом настаивать. Но мы действительно можем сделать это сами – если это вообще осуществимо. У Норри и у меня есть личные мотивы, чтобы лететь. Но ради чего вы должны отречься от родной планеты?
Повисла липкая тишина. Я сделал все, что мог. Норри было нечего добавить. Я смотрел на четыре пустых, лишенных выражения лица и ждал.
Наконец Линда пошевелилась. – Как-нибудь разберемся с родами в невесомости, – сказала она с безмятежным спокойствием и секундой позже добавила: – Когда настанет время.
Том забыл о своих сиюминутных неприятностях. Он долго смотрел на Линду, улыбаясь распухшими губами посреди красного от лопнувших капилляров лица, а потом обратился к ней:
– Я вырос в Нью-Йорке. Я всю жизнь жил в городах. Я никогда не понимал, сколько напряжения в городской жизни, пока не прожил неделю в доме твоей семьи. И никогда не понимал, как я на самом деле ненавижу это напряжение, пока не стал замечать, до какой степени мне не хочется возвра– щаться на Землю. Бэту грязь. Начинаешь понимать, как сильно у тебя онемели шея и плечи, только когда кто-то их тебе разотрет. – Он коснулся ее щеки пальцами с запекшейся под ногтями кровью. – Пройдет очень много времени, прежде чем на воздушные шлюзы придется навешивать замки. Ну конечно, у нас когда-нибудь будет ребенок – и нам не придется учить его, как выживать в человеческих джунглях.
Она улыбнулась и взяла его лиловые руки в свои.
– Нам даже не придется учить его ходить.
– При нулевой гравитации, – задумчиво сказал Рауль, – я выше ростом.
Я решил, что он имеет в виду те несколько сантиметров, на которые в невесомости распрямляется позвоночник, но он добавил:
– При нулевой гравитации малорослых не бывает.
Ей-богу, он был прав! «На уровне глаз» – бессмысленный термин в космосе; следовательно, нет смысла и в понятии роста.
Но рассуждения его были умозрительными; он еще не решился.
Гарри потянул пиво из груши, рыгнул и уставился в потолок.
– Я уже давно думал над этим. В смысле над адаптацией. Я 6ы смог работать весь год целиком вместо половины. Следующий шаг, только и всего.
Я думал так поступить в любом случае. – Он посмотрел на Рауля. – Не думаю, что мне будет не хватать женщин. Рауль твердо встретил его взгляд.
– И мне, – сказал он, и на этот раз в его голосе прозвучала решимость.
В моем мозгу загорелась лампочка. У меня отвисла челюсть.
– Господи Иисусе, в р-костюме!
– Всего лишь куриная слепота, Чарли. Не переживай так, – сочувственно произнесла Линда.
Она была права. Это не имеет ничего общего с мудростью, наблюдательностью или тем, насколько я взрослый человек. Всего лишь личный недостаток, дефект зрения: люди влюбляются у меня на глазах, а я никогда не замечаю.
– Норри, – обвиняюще сказал я. – Ты же знаешь, что я идиот. Так почему ты мне не сказала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78