Ему уже приходилось глядеть в глаза опасности. Но видеть вот так, в десяти шагах от окна, как тебя убивают…
Павел Федорович торопливо выходит из комнаты. Это, конечно, из-за мельницы.
Значит, мельница стоит того, чтобы убить из-за нее человека…
Не надо только, чтобы напугалась мама. Слава влезает на подоконник и падает на кровать.
Одеяло помято, но думка лежит как ни в чем не бывало. Трусливый убийца. Перепугался и поторопился удрать.
Лежи, лежи, миленький, больше он сюда не придет!
Мама входит тихо-тихо, чтобы не разбудить Славушку.
— Как ты долго!
— А почему ты не спишь? Видишь? — Она подходит к кровати и показывает сыну махотку. — Сливочное масло!
Сливочное масло у Астаховых не подается, да и топленое кладут в кашу только по праздникам.
Славушка берет махотку из рук матери и ставит на подоконник. Ему до безумия хочется есть.
— У тебя нет хлебца?
— Сейчас принесу…
Мама уходит и быстро возвращается.
— Весь дом почему-то не спит. Надежда на кухне, Павел Федорович болтается в сенях…
Славушка намазывает на хлеб масло, ест и вскоре засыпает.
Его будит детский плач. За окном солнышко, светит даже сквозь ветки деревьев. Славушка в сенях наталкивается на хозяина дома.
— Доброе утро!
— Здравствуй.
Славушку так и подмывает спросить что-нибудь о нефти, но он проявляет благоразумие, воздерживается, не стоит сердить Павла Федоровича, особенно после плохо проведенной ночи.
— Ты куда?
— На работу.
— Поел бы сначала…
Славушка отправился в волкомпарт, Семин там почти не бывает, и комсомольцы оккупировали помещение партийного комитета. По дороге заглянул в исполком. Степан Кузьмич сидел злой как черт. Нужно пустить мельницу. Пуск мельницы менял экономику волости. Отобрать ее несложно, сбить замки, навесить свои, посадить сторожа… Но кому нужна неподвижная мельница? А тут еще злые шуточки Дмитрия Фомича о горючем.
— У нас своего газу в избытке, только натужиться…
Быстров не обратил внимания на появление мальчика, тот сделал круг по комнате, и тогда он наконец увидел:
— Тебе чего?
Слава оглянулся на Дмитрия Фомича, тот не одобряет ничего, что нарушает сложившийся уклад жизни.
— Мне вас по одному делу…
Быстров с шумом вылез из-за стола, вышел на площадь и принялся ногой сбивать репьи у коновязи.
— Ну что там у тебя?
— Я знаю, где нефть.
— Где? — Степан Кузьмич ухватил мальчика за плечи. — Где?
— Только у меня просьба…
Слава рассказал все, что знал. Как подружился с Федосеем. Сразу по приезде в Успенское. И тот показал, где спрятана нефть. Никто не должен знать, что Федосей проболтался. Павел Федорович прогонит его, а Федосею с Надеждой идти некуда. Нефть надо найти, именно найти…
— Отлично. Все предоставь мне.
Вновь комиссия появилась у Астаховых после обеда.
— Идите и забирайте мельницу, — категорично приказал Быстров.
— А нефть?
Данилочкин чаще других перечил Быстрову.
— Ищите!
— Чего ж искать, коли нет…
Но Еремеев уловил в тоне Быстрова нечто значительное, понял его с полуслова.
— А где искать-то?
— Не в доме, конечно, — иронически отозвался Быстров. — В сараях, около мельницы.
— Пустое дело, — неодобрительно буркнул Дмитрий Фомич. — Одна комедия…
Но Быстров любил устраивать комедии.
Вторично комиссию Павел Федорович не ждал.
— Ключики, — попросил Дмитрий Фомич.
— От чего?
— От мельницы.
Испуг прошел. От непрошеных гостей хотелось отвязаться.
— Мышей ловить хотите?
— Хоть и мышей!… — Данилочкин злился не на Астахова — на Быстрова. — Мельница государственная, что захотим, то и сделаем.
Пошли к мельнице, поснимали замки. Дмитрий Фомич, пристроившись на подоконнике, принялся составлять акт.
Все оказалось лишь интермедией. Не прошло получаса, как у мельницы появился Устинов и с ним с десяток призывников, шли попарно, как на занятие Всевобуча, вооруженные вместо винтовок лопатами.
— Вы чего? — удивился Павел Федорович.
— Копать… — Филипп Макарович виновато развел руками. — Степан Кузьмич приказал хоть из-под земли, а достать нефть.
— А где же копать?
— Степан Кузьмич велел срыть курганы.
С Устиновым у Павла Федоровича отличные отношения, но не мог не съязвить.
— Не знал, что ты археолог!
— Кто-о?
— Ученые, которые могильники раскапывают. Копай, копай, может, найдешь что…
Ребята работали на совесть. Копать так копать, тем более земля рыхлая, не так уж трудно.
Еремеев надеялся, что Быстрову что-то известно, не зря же приказал раскапывать бугры, может, в самом деле в этих курганах нефть.
Тут и появилось главное действующее лицо спектакля. Быстров как-то незаметно возник среди комиссии.
— Копни, копни еще! — раздался вдруг голос Быстрова.
Ухмылка сползла с лица Павла Федоровича, он предпочел бы иметь дело с двумя комиссиями, чем с одним Быстровым, придет в раж, не угомонить, но внутренне Павел Федорович торжествовал: копайте хоть до центра земли!
Быстров, отличный актер, подзадоривает ребят, сам хватается за лопату, носовым платком вытирает лоб, ищет… Раздражается все больше. И вдруг:
— Стой!
К Павлу Федоровичу:
— Где ваш работник?
Федосей почтительно выступает вперед.
— Тащи сюда плуг!
— Это зачем же? — осведомляется Павел Федорович. — При заговорах, конечно, помогает, когда ищут клад, обязательно надо опахать место, где копают, — опахивать будете?
Но Быстров, к удивлению Митьки, не спорит:
— Вот именно!
Федосей приволок плуг.
— Лошадей!
— Лошадей, извините, нет на хуторе…
Хотел добавить: «Может, сами впряжетесь?» — но побоялся.
Но Быстров даже не взглянул на Астахова.
— Филипп Макарович, двух лошадей немедленно!
Впрягли лошадей…
Быстров подумал, подумал, и вдруг его осенило…
— А ну вспахивай огород, весь участок, громи буржуазию, да поглубже, поглубже лемехом…
Павел Федорович кинулся к Робеспьеру:
— Ведь конопель!
— Паши!
— За что губить конопляник?
— Губи!
Павел Федорович побелел, в лице ни кровинки.
— Ну, господа-товарищи… — Он поворотился к Никитину: — Дмитрий Фомич, да что же это?
— Неразумно, — поддержал Дмитрий Фомич. — Степан Кузьмич!
Тот только отмахнулся.
— Я знаю, что делаю.
Федосей повел плуг. Быстров позволил ему провести первую борозду, потом, как бы в запале, кинулся, оттолкнул, сам повел плуг, гикнул на лошадей, навалился на раму…
— Самоуправство! — закричал Павел Федорович. — За что оставляете без масла?!
Подрезанная лемехом конопля падала… Никто не одобрял Быстрова. Все, кто здесь находился, знали цену конопле.
Самоуправство, однако, продолжалось недолго, лемех скрежетнул, напоролся на что-то.
— Лопату!
Без особого труда Степан Кузьмич откопал бочку.
— Получайте!
Взглянул было на Павла Федоровича, но тот уже по тропке шел к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
Павел Федорович торопливо выходит из комнаты. Это, конечно, из-за мельницы.
Значит, мельница стоит того, чтобы убить из-за нее человека…
Не надо только, чтобы напугалась мама. Слава влезает на подоконник и падает на кровать.
Одеяло помято, но думка лежит как ни в чем не бывало. Трусливый убийца. Перепугался и поторопился удрать.
Лежи, лежи, миленький, больше он сюда не придет!
Мама входит тихо-тихо, чтобы не разбудить Славушку.
— Как ты долго!
— А почему ты не спишь? Видишь? — Она подходит к кровати и показывает сыну махотку. — Сливочное масло!
Сливочное масло у Астаховых не подается, да и топленое кладут в кашу только по праздникам.
Славушка берет махотку из рук матери и ставит на подоконник. Ему до безумия хочется есть.
— У тебя нет хлебца?
— Сейчас принесу…
Мама уходит и быстро возвращается.
— Весь дом почему-то не спит. Надежда на кухне, Павел Федорович болтается в сенях…
Славушка намазывает на хлеб масло, ест и вскоре засыпает.
Его будит детский плач. За окном солнышко, светит даже сквозь ветки деревьев. Славушка в сенях наталкивается на хозяина дома.
— Доброе утро!
— Здравствуй.
Славушку так и подмывает спросить что-нибудь о нефти, но он проявляет благоразумие, воздерживается, не стоит сердить Павла Федоровича, особенно после плохо проведенной ночи.
— Ты куда?
— На работу.
— Поел бы сначала…
Славушка отправился в волкомпарт, Семин там почти не бывает, и комсомольцы оккупировали помещение партийного комитета. По дороге заглянул в исполком. Степан Кузьмич сидел злой как черт. Нужно пустить мельницу. Пуск мельницы менял экономику волости. Отобрать ее несложно, сбить замки, навесить свои, посадить сторожа… Но кому нужна неподвижная мельница? А тут еще злые шуточки Дмитрия Фомича о горючем.
— У нас своего газу в избытке, только натужиться…
Быстров не обратил внимания на появление мальчика, тот сделал круг по комнате, и тогда он наконец увидел:
— Тебе чего?
Слава оглянулся на Дмитрия Фомича, тот не одобряет ничего, что нарушает сложившийся уклад жизни.
— Мне вас по одному делу…
Быстров с шумом вылез из-за стола, вышел на площадь и принялся ногой сбивать репьи у коновязи.
— Ну что там у тебя?
— Я знаю, где нефть.
— Где? — Степан Кузьмич ухватил мальчика за плечи. — Где?
— Только у меня просьба…
Слава рассказал все, что знал. Как подружился с Федосеем. Сразу по приезде в Успенское. И тот показал, где спрятана нефть. Никто не должен знать, что Федосей проболтался. Павел Федорович прогонит его, а Федосею с Надеждой идти некуда. Нефть надо найти, именно найти…
— Отлично. Все предоставь мне.
Вновь комиссия появилась у Астаховых после обеда.
— Идите и забирайте мельницу, — категорично приказал Быстров.
— А нефть?
Данилочкин чаще других перечил Быстрову.
— Ищите!
— Чего ж искать, коли нет…
Но Еремеев уловил в тоне Быстрова нечто значительное, понял его с полуслова.
— А где искать-то?
— Не в доме, конечно, — иронически отозвался Быстров. — В сараях, около мельницы.
— Пустое дело, — неодобрительно буркнул Дмитрий Фомич. — Одна комедия…
Но Быстров любил устраивать комедии.
Вторично комиссию Павел Федорович не ждал.
— Ключики, — попросил Дмитрий Фомич.
— От чего?
— От мельницы.
Испуг прошел. От непрошеных гостей хотелось отвязаться.
— Мышей ловить хотите?
— Хоть и мышей!… — Данилочкин злился не на Астахова — на Быстрова. — Мельница государственная, что захотим, то и сделаем.
Пошли к мельнице, поснимали замки. Дмитрий Фомич, пристроившись на подоконнике, принялся составлять акт.
Все оказалось лишь интермедией. Не прошло получаса, как у мельницы появился Устинов и с ним с десяток призывников, шли попарно, как на занятие Всевобуча, вооруженные вместо винтовок лопатами.
— Вы чего? — удивился Павел Федорович.
— Копать… — Филипп Макарович виновато развел руками. — Степан Кузьмич приказал хоть из-под земли, а достать нефть.
— А где же копать?
— Степан Кузьмич велел срыть курганы.
С Устиновым у Павла Федоровича отличные отношения, но не мог не съязвить.
— Не знал, что ты археолог!
— Кто-о?
— Ученые, которые могильники раскапывают. Копай, копай, может, найдешь что…
Ребята работали на совесть. Копать так копать, тем более земля рыхлая, не так уж трудно.
Еремеев надеялся, что Быстрову что-то известно, не зря же приказал раскапывать бугры, может, в самом деле в этих курганах нефть.
Тут и появилось главное действующее лицо спектакля. Быстров как-то незаметно возник среди комиссии.
— Копни, копни еще! — раздался вдруг голос Быстрова.
Ухмылка сползла с лица Павла Федоровича, он предпочел бы иметь дело с двумя комиссиями, чем с одним Быстровым, придет в раж, не угомонить, но внутренне Павел Федорович торжествовал: копайте хоть до центра земли!
Быстров, отличный актер, подзадоривает ребят, сам хватается за лопату, носовым платком вытирает лоб, ищет… Раздражается все больше. И вдруг:
— Стой!
К Павлу Федоровичу:
— Где ваш работник?
Федосей почтительно выступает вперед.
— Тащи сюда плуг!
— Это зачем же? — осведомляется Павел Федорович. — При заговорах, конечно, помогает, когда ищут клад, обязательно надо опахать место, где копают, — опахивать будете?
Но Быстров, к удивлению Митьки, не спорит:
— Вот именно!
Федосей приволок плуг.
— Лошадей!
— Лошадей, извините, нет на хуторе…
Хотел добавить: «Может, сами впряжетесь?» — но побоялся.
Но Быстров даже не взглянул на Астахова.
— Филипп Макарович, двух лошадей немедленно!
Впрягли лошадей…
Быстров подумал, подумал, и вдруг его осенило…
— А ну вспахивай огород, весь участок, громи буржуазию, да поглубже, поглубже лемехом…
Павел Федорович кинулся к Робеспьеру:
— Ведь конопель!
— Паши!
— За что губить конопляник?
— Губи!
Павел Федорович побелел, в лице ни кровинки.
— Ну, господа-товарищи… — Он поворотился к Никитину: — Дмитрий Фомич, да что же это?
— Неразумно, — поддержал Дмитрий Фомич. — Степан Кузьмич!
Тот только отмахнулся.
— Я знаю, что делаю.
Федосей повел плуг. Быстров позволил ему провести первую борозду, потом, как бы в запале, кинулся, оттолкнул, сам повел плуг, гикнул на лошадей, навалился на раму…
— Самоуправство! — закричал Павел Федорович. — За что оставляете без масла?!
Подрезанная лемехом конопля падала… Никто не одобрял Быстрова. Все, кто здесь находился, знали цену конопле.
Самоуправство, однако, продолжалось недолго, лемех скрежетнул, напоролся на что-то.
— Лопату!
Без особого труда Степан Кузьмич откопал бочку.
— Получайте!
Взглянул было на Павла Федоровича, но тот уже по тропке шел к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204