Отметки клыков на его открытой шее выглядели как пара багровых родинок. Громилы Роджера валялись у кордегардии, как упившиеся – с блаженными рожами, обнимая камни мощеного двора. Камеристка в ночном чепце, укутанная в шаль, свернулась клубочком у входа в донжон. Сонное царство. Только лица у всех спящих без кровинки и тела уж слишком расслаблены.
И почему-то эта мирная картина выглядела куда злее, чем поле боя. Питер даже шепнул: «Кошмар какой», – я его понял. А Оскар безмятежно улыбнулся и говорит:
– Молодцы. Взгляните, ваше прекрасное величество, какая чистая работа. Они никого не заставили страдать. Все эти люди умерли счастливыми – кто из живых солдат может похвастаться такой гуманностью по отношению к врагам?
А Питер мотнул головой и возразил:
– Ну не все, я скажу…
Я проследил его взгляд. Лужа крови. Нда-с… Из растерзанного горла какого-то вояки – эффектно.
– Фи, – сказал Оскар. – Он, вероятно, попытался поднять тревогу, или сопротивлялся, или был пьян… Дети Сумерек не любят крови, разбавленной вином.
– Я тоже, – говорю. – А где же виновники торжества?
Вампиры постепенно собирались во дворе – жутковато было смотреть, как их тела туманом просачиваются сквозь каменную кладку. Ночную тишину нарушал вой сторожевых собак, и в конюшнях беспокоились лошади. Люди, населявшие замок, большей частью умерли – но животные уцелели, они не интересуют неумерших.
Статная дева бледной призрачной красоты, с льняными кудрями и в платье из льняного полотна, тканного золотом, подошла к Оскару и присела в глубоком светском поклоне. Оскар ответил ей дружеским кивком, а мне сказал:
– Это Луиза, мой дорогой государь, милейшая хранительница здешнего кладбища. Мы с вами обязаны событиями сегодняшней ночи именно ей. Как чувствует себя ее прекрасное величество, дитя мое?
– Мои младшие охраняют двери в опочивальню государыни, Князь, – ответила Луиза, бросив на меня быстрый виноватый взгляд. – Государыня здорова… И герцог тоже там…
Я спрыгнул с коня и пошел к дверям в жилые покои – наверное, быстро, потому что Питер почти бежал, чтобы поспеть за мной. Вампиры расступались и раскланивались, как живые придворные.
Я заметил, что многим из них очень весело. Мой Дар, рвавшийся из меня, как пламя из светильника, опьянил их, будто хорошее вино, – я еще успел заметить девочку-вампира, коснувшуюся моего рукава и облизавшую пальчики.
Но это, в сущности, не имело значения.
Внутренние покои освещало такое множество свечей, что от их пламени стало жарко. И яркий свет заливал сцены, далеко не такие спокойные, как во дворе.
Здесь кое-кто, похоже, успел вынуть из ножен клинок. Стражник в гостиной, я полагаю, ранил вампира – его меч, валявшийся рядом, был перемазан черной кровью, а горло разорвано так, что в ране виднелась белая кость. Я еще подумал, что вампир, вероятно, здорово разозлился, – и открыл дверь в маленький кабинет.
И понял, что означает странное выражение «зрелище оглушило». Потому что от того, что я там увидел, звуки и вправду странно отодвинулись, будто к ушам прижали подушки.
Потому что пожилая дама с лицом, искаженным неописуемым ужасом, одетая в залитую кровью рубашку, нижнюю юбку, чепец и шаль, лежащая в кресле возле камина, была – королева-вдова. Моя мать.
Я смотрел на нее и думал, что уж ее-то тут быть не могло. И пол под моими ногами качался.
Питер, наверное, испугался моего лица, потому что начал меня тормошить. Я его отстранил и обернулся к Оскару. Оскар смотрел на труп и качал головой.
– Штандарта королевы-вдовы на воротах не было, – говорю. – И нигде не было. Она приехала инкогнито.
– Это ничего не меняет, – молвил Оскар тоном, не предвещающим никому ничего хорошего. Нагнулся к телу моей матери, тронул рану и поднес к глазам пальцы в ее крови. И позвал: – Рейнольд!
Названный вышел из стены, зажимая платком плечо, – и, встретившись взглядом со своим Князем, упал на колени, так, впрочем, и продолжая держаться за плечо. Совсем юный вампирчик, рыжеволосый, с несколько неправильным для неумершего, вдобавок осунувшимся лицом, что искупалось прекрасными очами – настоящие горные изумруды в золотой оправе. От его глаз по белой коже тянулись темные полосы.
– Это труп королевы-вдовы, Рейнольд, – сообщил Оскар сплошным льдом. – О чем вы думали?
Эти темные полосы были следами слез. Вернее – черной крови, которая текла из глаз Рейнольда, как человеческие слезы. Век живи – век учись: я впервые видел, как плачет вампир. Я еще подумал, что это любопытно с точки зрения моей науки – отстраненно. Питер смотрел на вампира с тенью сочувствия.
– О Князь, и вы, темный государь! – взмолился Рейнольд. – Простите меня! Я не знал старшую государыню в лицо…
– Для чего вам понадобилась жизнь этой женщины? – холодно спросил Оскар.
– Я не хотел, я только прошел через эту комнату. – Рейнольд совсем по-человечески всхлипнул и размазал кровь по лицу. – Государыня швырнула в меня молитвенником, я ранен, Князь. Мне было так больно, что я потерял голову.
– Уберите платок, – приказал Оскар. – Я взгляну.
Питер поднял с пола молитвенник и подал мне. Хорошая книга – в белой каббале Святого Ордена. Знак защиты от Приходящих В Ночи украшал обложку, как стилизованная роза. Духовник матушке посоветовал, не иначе. Защитнички… Прах их побери. Уж сколько раз твердили миру – не защитишься этим, только взбесишь, но нет! Все равно пользуются этой дрянью. Я бросил молитвенник на столик.
Рейнольд с заметным трудом разжал руку с платком. В камзоле и рубахе зияли прожженные дыры, а Сумеречная видимость плоти обуглилась почти до кости. Я прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы восстановить свое тело, мучаясь от дикой боли. Брезгливая гримаса на лице Оскара сменилась невольным состраданием.
Юный вампир повернулся ко мне – воплощенное раскаяние и ужас:
– Темный государь, я не знал, клянусь! Я в вашей власти. Вы упокоите меня?
Я стащил перчатку, вынул свой старый нож и надрезал запястье.
– Рейнольд, – говорю, – выпей. Ей уже ничем не поможешь, а тебе еще можно помочь. Не повезло нам с тобой сегодня.
Он отрицательно мотал головой, но – уже прижимая мою руку к губам. Не того был возраста и не тех силенок, чтобы устоять против проклятой крови. Пока он пил, я ощущал, насколько он мне теперь принадлежит. А думал о том, что, прости, Господи, ужасный разговор с матушкой на этом свете не состоится. И мне в ближайшее время не придется ей рассказать, как я отношусь к ее выбору…
– Вы, как обычно, проявляете великодушие к тем, кто совершил безрассудный поступок, мой добрейший государь? – сказал Оскар, улыбаясь.
– Просто не имею привычки карать младших подданных за недосмотр сильных мира сего, – говорю. – Вы же ясно сказали им:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
И почему-то эта мирная картина выглядела куда злее, чем поле боя. Питер даже шепнул: «Кошмар какой», – я его понял. А Оскар безмятежно улыбнулся и говорит:
– Молодцы. Взгляните, ваше прекрасное величество, какая чистая работа. Они никого не заставили страдать. Все эти люди умерли счастливыми – кто из живых солдат может похвастаться такой гуманностью по отношению к врагам?
А Питер мотнул головой и возразил:
– Ну не все, я скажу…
Я проследил его взгляд. Лужа крови. Нда-с… Из растерзанного горла какого-то вояки – эффектно.
– Фи, – сказал Оскар. – Он, вероятно, попытался поднять тревогу, или сопротивлялся, или был пьян… Дети Сумерек не любят крови, разбавленной вином.
– Я тоже, – говорю. – А где же виновники торжества?
Вампиры постепенно собирались во дворе – жутковато было смотреть, как их тела туманом просачиваются сквозь каменную кладку. Ночную тишину нарушал вой сторожевых собак, и в конюшнях беспокоились лошади. Люди, населявшие замок, большей частью умерли – но животные уцелели, они не интересуют неумерших.
Статная дева бледной призрачной красоты, с льняными кудрями и в платье из льняного полотна, тканного золотом, подошла к Оскару и присела в глубоком светском поклоне. Оскар ответил ей дружеским кивком, а мне сказал:
– Это Луиза, мой дорогой государь, милейшая хранительница здешнего кладбища. Мы с вами обязаны событиями сегодняшней ночи именно ей. Как чувствует себя ее прекрасное величество, дитя мое?
– Мои младшие охраняют двери в опочивальню государыни, Князь, – ответила Луиза, бросив на меня быстрый виноватый взгляд. – Государыня здорова… И герцог тоже там…
Я спрыгнул с коня и пошел к дверям в жилые покои – наверное, быстро, потому что Питер почти бежал, чтобы поспеть за мной. Вампиры расступались и раскланивались, как живые придворные.
Я заметил, что многим из них очень весело. Мой Дар, рвавшийся из меня, как пламя из светильника, опьянил их, будто хорошее вино, – я еще успел заметить девочку-вампира, коснувшуюся моего рукава и облизавшую пальчики.
Но это, в сущности, не имело значения.
Внутренние покои освещало такое множество свечей, что от их пламени стало жарко. И яркий свет заливал сцены, далеко не такие спокойные, как во дворе.
Здесь кое-кто, похоже, успел вынуть из ножен клинок. Стражник в гостиной, я полагаю, ранил вампира – его меч, валявшийся рядом, был перемазан черной кровью, а горло разорвано так, что в ране виднелась белая кость. Я еще подумал, что вампир, вероятно, здорово разозлился, – и открыл дверь в маленький кабинет.
И понял, что означает странное выражение «зрелище оглушило». Потому что от того, что я там увидел, звуки и вправду странно отодвинулись, будто к ушам прижали подушки.
Потому что пожилая дама с лицом, искаженным неописуемым ужасом, одетая в залитую кровью рубашку, нижнюю юбку, чепец и шаль, лежащая в кресле возле камина, была – королева-вдова. Моя мать.
Я смотрел на нее и думал, что уж ее-то тут быть не могло. И пол под моими ногами качался.
Питер, наверное, испугался моего лица, потому что начал меня тормошить. Я его отстранил и обернулся к Оскару. Оскар смотрел на труп и качал головой.
– Штандарта королевы-вдовы на воротах не было, – говорю. – И нигде не было. Она приехала инкогнито.
– Это ничего не меняет, – молвил Оскар тоном, не предвещающим никому ничего хорошего. Нагнулся к телу моей матери, тронул рану и поднес к глазам пальцы в ее крови. И позвал: – Рейнольд!
Названный вышел из стены, зажимая платком плечо, – и, встретившись взглядом со своим Князем, упал на колени, так, впрочем, и продолжая держаться за плечо. Совсем юный вампирчик, рыжеволосый, с несколько неправильным для неумершего, вдобавок осунувшимся лицом, что искупалось прекрасными очами – настоящие горные изумруды в золотой оправе. От его глаз по белой коже тянулись темные полосы.
– Это труп королевы-вдовы, Рейнольд, – сообщил Оскар сплошным льдом. – О чем вы думали?
Эти темные полосы были следами слез. Вернее – черной крови, которая текла из глаз Рейнольда, как человеческие слезы. Век живи – век учись: я впервые видел, как плачет вампир. Я еще подумал, что это любопытно с точки зрения моей науки – отстраненно. Питер смотрел на вампира с тенью сочувствия.
– О Князь, и вы, темный государь! – взмолился Рейнольд. – Простите меня! Я не знал старшую государыню в лицо…
– Для чего вам понадобилась жизнь этой женщины? – холодно спросил Оскар.
– Я не хотел, я только прошел через эту комнату. – Рейнольд совсем по-человечески всхлипнул и размазал кровь по лицу. – Государыня швырнула в меня молитвенником, я ранен, Князь. Мне было так больно, что я потерял голову.
– Уберите платок, – приказал Оскар. – Я взгляну.
Питер поднял с пола молитвенник и подал мне. Хорошая книга – в белой каббале Святого Ордена. Знак защиты от Приходящих В Ночи украшал обложку, как стилизованная роза. Духовник матушке посоветовал, не иначе. Защитнички… Прах их побери. Уж сколько раз твердили миру – не защитишься этим, только взбесишь, но нет! Все равно пользуются этой дрянью. Я бросил молитвенник на столик.
Рейнольд с заметным трудом разжал руку с платком. В камзоле и рубахе зияли прожженные дыры, а Сумеречная видимость плоти обуглилась почти до кости. Я прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы восстановить свое тело, мучаясь от дикой боли. Брезгливая гримаса на лице Оскара сменилась невольным состраданием.
Юный вампир повернулся ко мне – воплощенное раскаяние и ужас:
– Темный государь, я не знал, клянусь! Я в вашей власти. Вы упокоите меня?
Я стащил перчатку, вынул свой старый нож и надрезал запястье.
– Рейнольд, – говорю, – выпей. Ей уже ничем не поможешь, а тебе еще можно помочь. Не повезло нам с тобой сегодня.
Он отрицательно мотал головой, но – уже прижимая мою руку к губам. Не того был возраста и не тех силенок, чтобы устоять против проклятой крови. Пока он пил, я ощущал, насколько он мне теперь принадлежит. А думал о том, что, прости, Господи, ужасный разговор с матушкой на этом свете не состоится. И мне в ближайшее время не придется ей рассказать, как я отношусь к ее выбору…
– Вы, как обычно, проявляете великодушие к тем, кто совершил безрассудный поступок, мой добрейший государь? – сказал Оскар, улыбаясь.
– Просто не имею привычки карать младших подданных за недосмотр сильных мира сего, – говорю. – Вы же ясно сказали им:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79