А я задумался.
Мне надо на восток, на дорогу, ведущую от монастыря к замку Роджера – чтобы перехватить монаха. И еще, оказывается, мне срочно надо в столицу. Послать мне туда некого. Вернее, можно послать кого угодно, но что будет стоить слово одного незнакомого моей курице гонца против слова другого гонца, тоже незнакомого! А свет будет молчать – даю руку на отсечение, – и моя наседка сделает то, что захочет.
А захочет она поехать, вопреки логике и здравому смыслу. И возьмет ребенка.
Что мне, разорваться?!
Я не могу позволить монаху добраться до земель Роджера – это грозит короне. И… я, оказывается, даже думать не могу о том, что моя свинья вместе с ангелочком, который катался верхом на мертвых волках и стучал щепкой по скелетам, может попасть в руки этого гада. И я не успею, не успею, не успею.
Как странно. Оказывается, я люблю ребенка… и… по крайней мере, привык, что ли, к Марианне. Она должна при мне остаться, и Тодд должен быть при ней. Все.
– Оскар, – говорю, – скажите ей сами. Выберите убедительные слова и объясните. Все просто.
– Да, было бы, – кивнул он, – если бы ваша очаровательная дама меня послушала. Я пытался побеседовать с ней сегодня после заката. И мне в нелестных выражениях обрисовали мое чрезвычайно шаткое положение полуночной нежити, мою омерзительную привычку питаться человеческой кровью и мое прямое отношение к Той Самой Стороне. А после всего вышесказанного Марианна высказала предположение, что я собираюсь вас предать, и желание никогда больше меня не видеть.
Я швырнул в стену кувшином из-под вина. Я не знал, что делать. Не посылать же к Марианне мертвеца с письмом! Идея даже хуже, чем предостережение вампира. И говорить мертвецы не умеют.
Невыносимо.
И тут Питер подошел и сел на пол рядом с моим креслом. Смотрел на меня и улыбался.
– Что тебе надо? – говорю.
– Государь, – говорит и ставит локти на мои колени, – а я? У меня же теперь мертвый конь – я за два, много за три дня в столице буду. Мне-то Марианна поверит, точно.
Меня прошиб холодный пот. Я все понял. Всю интригу Тех Самых Сил в самых тонких нюансах. И мне стало нестерпимо страшно.
– Нет, – говорю. – Ты не поедешь.
Говорю, а сам думаю о Тодде, о продолжении династии, об опозоренной королеве… Совершенно помимо воли думаю. Любовь вперемешку с ответственностью и ужасом. А если случится так, что только Тодд…
Питер вздохнул. А Оскар медленно молвил:
– Если мне будет позволено высказать свою точку зрения, мой добрейший государь… Это выход.
– Уже, – говорю. – Прекрасный выход.
А Оскар взглянул на Питера своими всевидящими очами – так, как вампиры смотрят в суть, не на поверхность. Питер охнул и вцепился в мои ноги – от таких вещей человека холод до костей пронизывает, и я сдернул для него покрывало с кровати. И прикасаясь к нему, тоже увидел то, на что смотрел Оскар.
Тень смерти.
Будь оно все неладно! Я в тот момент не просто понял, что жить ему осталось считанные дни, – я почувствовал, как он будет умирать. Впервые пришло озарение такой силы – вероятно, потому что Оскар был рядом. И я бы предпочел не знать, Богом клянусь, потому что ослепительно ярко вспомнил мертвого Нарцисса, восковую маску с багровыми дырами на месте глаз… И увидел, что они сделают с Питером, если он попадется в руки этим гадам…
Ну что такое был Добрый Робин с его шайкой! Разбойники есть разбойники. Умирать всегда не сладко, но ничего принципиально ужасного они придумать не могли. Изощренность в убийстве – это, знаете ли, качество людей образованных. Светски воспитанных, вроде Роджера, от которого, кстати, и вправду воняет псиной…
– Нет, – говорю. – Питер не поедет. Он не доедет. Все. Тема закрыта.
Оскар чуть-чуть повел плечами. С видом «я прав, а впрочем, воля ваша».
– Вы, мой милосерднейший государь, не сможете изменить мировой порядок вещей, – говорит. – Не в ваших силах и не в человеческих силах вообще…
– Князь, – говорю, – вы придете его отпустить?
Оскар только головой покачал. И Питер взглянул на меня снизу вверх с грустным таким и понимающим видом, мой милый бродяжка. И улыбнулся, обреченно как-то.
– Да ладно, – говорит, – государь. Кому суждено повешену быть, тот не утонет.
И тут меня озарило. Нет уж, думаю, по крайней мере, я не дам ему умереть в муках среди врагов. Это в моих силах. И еще в моих силах – нечистая сила. Некромант я или нет, в конце концов!
– Питер, – говорю, – поедет со мной. А ребенком займетесь вы, Оскар.
О, как он удивился! Не только я рассмеялся – Питер фыркнул мне в рукав, такое это было зрелище. Нечасто его так выбивали из седла. Да еще Питер тихонько сказал:
– Теперь господин Князь завтра днем в гробу перевернется… От недовольства собой…
Оскар снисходительно ему улыбнулся – показал, что человеческие шпильки неумершего не задевают. А мне сказал, уже взяв себя в руки, с обычным невозмутимым видом:
– Простите мне мою невероятную недогадливость, мой мудрейший государь, но я не могу взять в толк – как это я займусь смертным ребенком? Что я могу сделать? Вы, ваше прекрасное величество, вероятно, помните, что согласно Сумеречному Кодексу, Переход не может быть пройден смертным младше четырнадцати лет, а Тодду…
– Вот еще, – говорю. – Я и не думал о том, чтобы сделать сына вампиром. Вы его просто заберете. Из дворца, от Марианны. Вы – или Агнесса. Я не думаю, чтобы он сильно испугался, – я ему о вас рассказывал.
Оскар задумался.
– Причудливая мысль – поручать жителям Сумерек человеческое дитя… И что с ним будет днем?
– Пара гвардейцев и волк, – говорю. – Агнесса еще помнит, какая еда нужна людям, она прекрасно о малыше позаботится. Где он будет жить – придумайте. Мертвые слуги присмотрят за ним – чтобы не тревожил ваш сон и сам куда-нибудь не делся. Тодду с мертвецами играть – не привыкать стать. А Марианна без малыша никуда не уедет.
Оскар прочувствованно поклонился.
– Мне еще не встречался, – говорит, – человеческий разум, настолько изворотливый и чуждый условностей. Я сделаю все, что вы желаете, мой драгоценный государь. Я восхищен.
– Последнее, – говорю. – Пришлите мне Клода. Он мне нужен.
Оскар согласно склонил голову, обозначил церемонный поцелуй и удалился. А Питер взял меня за руки и спрашивает:
– Я, государь, значит, скоро умру, да?
Без особого страха, печально улыбаясь.
Я его поднял с колен и обнял. Он был мне мил, как никогда. Насчет него я тоже кое-что решил. Я жалел его тело, которое хотел бы сохранить по многим причинам, но уже был готов пожертвовать любыми своими желаниями ради того, чтобы оставить поблизости хотя бы его душу.
Его душа была мне дороже его тела.
– Питер, – спрашиваю, – хочешь стать вампиром? Клод будет твоим старшим, не Оскар. Ты же дружен с Клодом, придешь в Сумерки, как к своим… Хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Мне надо на восток, на дорогу, ведущую от монастыря к замку Роджера – чтобы перехватить монаха. И еще, оказывается, мне срочно надо в столицу. Послать мне туда некого. Вернее, можно послать кого угодно, но что будет стоить слово одного незнакомого моей курице гонца против слова другого гонца, тоже незнакомого! А свет будет молчать – даю руку на отсечение, – и моя наседка сделает то, что захочет.
А захочет она поехать, вопреки логике и здравому смыслу. И возьмет ребенка.
Что мне, разорваться?!
Я не могу позволить монаху добраться до земель Роджера – это грозит короне. И… я, оказывается, даже думать не могу о том, что моя свинья вместе с ангелочком, который катался верхом на мертвых волках и стучал щепкой по скелетам, может попасть в руки этого гада. И я не успею, не успею, не успею.
Как странно. Оказывается, я люблю ребенка… и… по крайней мере, привык, что ли, к Марианне. Она должна при мне остаться, и Тодд должен быть при ней. Все.
– Оскар, – говорю, – скажите ей сами. Выберите убедительные слова и объясните. Все просто.
– Да, было бы, – кивнул он, – если бы ваша очаровательная дама меня послушала. Я пытался побеседовать с ней сегодня после заката. И мне в нелестных выражениях обрисовали мое чрезвычайно шаткое положение полуночной нежити, мою омерзительную привычку питаться человеческой кровью и мое прямое отношение к Той Самой Стороне. А после всего вышесказанного Марианна высказала предположение, что я собираюсь вас предать, и желание никогда больше меня не видеть.
Я швырнул в стену кувшином из-под вина. Я не знал, что делать. Не посылать же к Марианне мертвеца с письмом! Идея даже хуже, чем предостережение вампира. И говорить мертвецы не умеют.
Невыносимо.
И тут Питер подошел и сел на пол рядом с моим креслом. Смотрел на меня и улыбался.
– Что тебе надо? – говорю.
– Государь, – говорит и ставит локти на мои колени, – а я? У меня же теперь мертвый конь – я за два, много за три дня в столице буду. Мне-то Марианна поверит, точно.
Меня прошиб холодный пот. Я все понял. Всю интригу Тех Самых Сил в самых тонких нюансах. И мне стало нестерпимо страшно.
– Нет, – говорю. – Ты не поедешь.
Говорю, а сам думаю о Тодде, о продолжении династии, об опозоренной королеве… Совершенно помимо воли думаю. Любовь вперемешку с ответственностью и ужасом. А если случится так, что только Тодд…
Питер вздохнул. А Оскар медленно молвил:
– Если мне будет позволено высказать свою точку зрения, мой добрейший государь… Это выход.
– Уже, – говорю. – Прекрасный выход.
А Оскар взглянул на Питера своими всевидящими очами – так, как вампиры смотрят в суть, не на поверхность. Питер охнул и вцепился в мои ноги – от таких вещей человека холод до костей пронизывает, и я сдернул для него покрывало с кровати. И прикасаясь к нему, тоже увидел то, на что смотрел Оскар.
Тень смерти.
Будь оно все неладно! Я в тот момент не просто понял, что жить ему осталось считанные дни, – я почувствовал, как он будет умирать. Впервые пришло озарение такой силы – вероятно, потому что Оскар был рядом. И я бы предпочел не знать, Богом клянусь, потому что ослепительно ярко вспомнил мертвого Нарцисса, восковую маску с багровыми дырами на месте глаз… И увидел, что они сделают с Питером, если он попадется в руки этим гадам…
Ну что такое был Добрый Робин с его шайкой! Разбойники есть разбойники. Умирать всегда не сладко, но ничего принципиально ужасного они придумать не могли. Изощренность в убийстве – это, знаете ли, качество людей образованных. Светски воспитанных, вроде Роджера, от которого, кстати, и вправду воняет псиной…
– Нет, – говорю. – Питер не поедет. Он не доедет. Все. Тема закрыта.
Оскар чуть-чуть повел плечами. С видом «я прав, а впрочем, воля ваша».
– Вы, мой милосерднейший государь, не сможете изменить мировой порядок вещей, – говорит. – Не в ваших силах и не в человеческих силах вообще…
– Князь, – говорю, – вы придете его отпустить?
Оскар только головой покачал. И Питер взглянул на меня снизу вверх с грустным таким и понимающим видом, мой милый бродяжка. И улыбнулся, обреченно как-то.
– Да ладно, – говорит, – государь. Кому суждено повешену быть, тот не утонет.
И тут меня озарило. Нет уж, думаю, по крайней мере, я не дам ему умереть в муках среди врагов. Это в моих силах. И еще в моих силах – нечистая сила. Некромант я или нет, в конце концов!
– Питер, – говорю, – поедет со мной. А ребенком займетесь вы, Оскар.
О, как он удивился! Не только я рассмеялся – Питер фыркнул мне в рукав, такое это было зрелище. Нечасто его так выбивали из седла. Да еще Питер тихонько сказал:
– Теперь господин Князь завтра днем в гробу перевернется… От недовольства собой…
Оскар снисходительно ему улыбнулся – показал, что человеческие шпильки неумершего не задевают. А мне сказал, уже взяв себя в руки, с обычным невозмутимым видом:
– Простите мне мою невероятную недогадливость, мой мудрейший государь, но я не могу взять в толк – как это я займусь смертным ребенком? Что я могу сделать? Вы, ваше прекрасное величество, вероятно, помните, что согласно Сумеречному Кодексу, Переход не может быть пройден смертным младше четырнадцати лет, а Тодду…
– Вот еще, – говорю. – Я и не думал о том, чтобы сделать сына вампиром. Вы его просто заберете. Из дворца, от Марианны. Вы – или Агнесса. Я не думаю, чтобы он сильно испугался, – я ему о вас рассказывал.
Оскар задумался.
– Причудливая мысль – поручать жителям Сумерек человеческое дитя… И что с ним будет днем?
– Пара гвардейцев и волк, – говорю. – Агнесса еще помнит, какая еда нужна людям, она прекрасно о малыше позаботится. Где он будет жить – придумайте. Мертвые слуги присмотрят за ним – чтобы не тревожил ваш сон и сам куда-нибудь не делся. Тодду с мертвецами играть – не привыкать стать. А Марианна без малыша никуда не уедет.
Оскар прочувствованно поклонился.
– Мне еще не встречался, – говорит, – человеческий разум, настолько изворотливый и чуждый условностей. Я сделаю все, что вы желаете, мой драгоценный государь. Я восхищен.
– Последнее, – говорю. – Пришлите мне Клода. Он мне нужен.
Оскар согласно склонил голову, обозначил церемонный поцелуй и удалился. А Питер взял меня за руки и спрашивает:
– Я, государь, значит, скоро умру, да?
Без особого страха, печально улыбаясь.
Я его поднял с колен и обнял. Он был мне мил, как никогда. Насчет него я тоже кое-что решил. Я жалел его тело, которое хотел бы сохранить по многим причинам, но уже был готов пожертвовать любыми своими желаниями ради того, чтобы оставить поблизости хотя бы его душу.
Его душа была мне дороже его тела.
– Питер, – спрашиваю, – хочешь стать вампиром? Клод будет твоим старшим, не Оскар. Ты же дружен с Клодом, придешь в Сумерки, как к своим… Хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79