И вдохнул наконец чистого воздуха.
Некроманты, к сожалению, не ясновидцы. Умей я предвидеть будущее – замуровал бы жену в каком-нибудь дворцовом чулане и приставил бы к нему надежную охрану. Но я пожалел ее в последний раз.
Это глупо, глупо, глупо! Поступок именно таков, о каких Оскар отзывался как о «моем чрезмерном благородстве и великодушии». Я ведь знал, что Розамунда – мой враг.
Я только никак не предполагал, что до такой степени.
Весной мои новые приближенные решили слегка ко мне подольститься – устроили большой городской праздник. Народ, так сказать, повеселится.
Я был против. Они собрали на это дело пожертвования от ремесленных цехов, купцов и вольных мастеров – получилось много. Мне как раз хватило бы начать закладку новой крепости на юго-восточной границе. Я уже выбрал для нее отличное местечко – срослось бы дивно. Но нет.
«Что вы, добрейший государь! Ведь ваш город желает вас порадовать! Все так замечательно запланировано: фонтан, бьющий вином, напротив вашего дворца, карнавал, выборы Короля Дураков… Ведь надо же наконец отпраздновать возвращение мира и безопасности! Повод-то каков – первый обоз из Голубых Гор пришел, наше новое серебро!»
Канцлер, конечно, подсуетился. Небось, сам и пугнул городских, чтоб раскошеливались. Неудачная попытка ко мне подмазаться. Мир и безопасность – вы подумайте! Но в этот раз весь Совет просто из себя выходил, слюни развесил до пола, рассказывая, как это будет здорово. И я решил: демон с ними.
А ведь чуяло мое сердце, что все эти короли дураков и танцы под ореховым кустом не доведут до добра, чуяло. Но я обычно почти не давал балов и не участвовал в охотах. Когда лейб-егерь жаловался, что олени в моих угодьях расплодились не на шутку, я выдавал мужикам разрешения на их отстрел: им хорошо, и мне неплохо. Я не любил заниматься пустяками, бросив работу. И меня уломали-таки сделать разок исключение.
И я отлично понимаю, кто на этом празднике, будь он неладен, был настоящим королем дураков.
Кто получил от этого действа истинное удовольствие – так это Марианна. Я на люди ее вообще выпускал нечасто, но тут она просто со слезами упрашивала. И я сделал еще одну глупость. Той весной моя голова вообще, похоже, работала не лучшим образом: вероятно, от кромешной тоски и одиночества. Я никак не мог свыкнуться с потерей Магдалы. Временами я начинал себя ненавидеть. Я уже Бог знает сколько времени разговаривал по душам только с вампирами. От мысли о спальне меня снова начало мутить. Хотелось как-то поднять угнетенный дух. Ну что ж.
Давайте развлекаться.
Ничего не могу сказать – плебс изрядно порадовался. Сначала из этого фонтана – дешевое, кстати, вино, зато из Винной Долины – черпали кубками, потом шапками, а ближе к вечеру там чуть ли не барахтались. Шуты кривлялись. Непотребные девки в город собрались со всех окрестностей. Придворные тоже получили удовольствие – каждый в меру своей испорченности: кто вино жрал, подороже того, в фонтане, кто девок тискал. Марианна так просто визжала и хлопала в ладоши – как эти мужички с голыми ногами, которые плясали на площади. Я только почувствовал некоторое удовлетворение от того, что не взял ее в свою ложу – визг меня раздражает.
После этого праздника обо мне пошла новая рассказка: король не умеет смеяться. Из этого мужланы заключали, что адские твари всегда мрачны, а смех – нечто вроде оружия против Той Самой Стороны. Дивное подтверждение моей репутации.
На самом деле от воплей шутов у меня разболелась голова в первые же четверть часа. Разрежьте меня на части – не понимаю, что смешного в идиоте верхом на свинье или Короле Дураков, считавшем, сколько раз испортит воздух его осел. Пьяные выходки, спровоцированные даровым вином, грубая и скучная суета. Над глупостью полагается смеяться по канону, но я по-прежнему предпочитаю смеяться над умными остротами, а не над нелепым поведением пьяных бездельников.
Ну не привык я веселиться нормальными способами – ничего не поделаешь. Зато уже ближе к концу этого несносного дня разговорился с казначеем о новых пошлинах на вывоз сукна и шерсти – и немного развлекся. Однако имел неосторожность выпустить из поля зрения Марианну.
А грабли опять как дадут по лбу!
Вечерком после этого дурацкого карнавала ко мне пришел Бернард с докладом. И кроме прочего сообщил прелюбопытную вещь: моя бесценная метресса, видите ли, принимала в своей ложе некую плебейку. И даже – это уже ни в какие ворота не лезет – что-то у мерзавки купила. Отдала перстень с аметистом – мой-то подарок, зараза. А что купила – Бернард не знает: покупочка была в уголок платка завязана. А общались дамочки шепотом.
– И вы, – говорю, – не слыхали ни единого словечка?
– И то, ваше прекрасное величество. Разве вот только – догадался, что тетку эту госпожа Марианна ждали, а звали ее через Эмму.
– Чучельникову жену? – спрашиваю. – Очень интересно.
– Ее самую и есть, ваше величество, – отвечает. – Сам слыхал, как тетка сказывала – от Эммы, мол, по ее порученьицу.
Потрясающе.
У моей обожаемой коровы завелись с ее фрейлиной секреты от государя-батюшки. И ведь обе знают, как я к этому отношусь. И что мне с ними делать?
– Змею, – говорю, – настоящую змею, разожравшуюся до свинского состояния, – вот кого я на груди пригрел. Да, Бернард?
– Ох, – говорит, – ваше добрейшее величество… Даже и не знаю, что вам сказать…
– Пока, – отвечаю, – можете больше ничего не говорить, любезный друг. Вы уже сказали все, что мне было необходимо услышать. Ведь замыслили?
А у него кончик носа просто в иголочку заострился.
– Так что ж, – говорит, самым своим умильным голосом, – ведь замыслили! Никак сама госпожа Марианна и замыслила, пакостница.
– Спасибо, – говорю, – Бернард. Я удовлетворен.
Так и было, если только можно использовать это слово для характеристики человека, ожидающего удара в спину.
Но зашел я к моей толстухе только на следующий день.
Тодд мне обрадовался, очень сосредоточенно подковылял поближе и уцепился за мой плащ, чтобы стоять надежнее. Это дитя меня разубедило в мысли, давным-давно внушенной мне матерью и Розамундой, о том, что меня-де панически боятся младенцы. Конкретно это дитя не боялось. Даже, как мне кажется, вообще не понимало – вероятно, из ребяческой глупости, – что во мне такого уж опасного. Стоило мне заглянуть в покои его матери, как ангелочек норовил заползти на мои колени, дергал меня за волосы, очень успешно обдирал кружева с воротника и с несколько меньшим успехом пытался оборвать заодно и пуговицы. И очень при этом веселился.
Забавно, да?
Во всяком случае, меня не бесило. Даже развлекало – и я заглядывал к Марианне чаще, чем прежде. Взглянуть на младенца. Но уж, конечно, я не задерживался у нее надолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79