Однако, подумав, доктор переделал сценарий. Из-за того, что мистера Гарга в Бомбее слишком хорошо знали, могли возникнуть крупные неприятности, вплоть до заявления в суд за клевету. Кроме того, Дарувалла никогда бы не пошел на ухудшение отношений с Вайнодом и его женой. В конце концов даже если бы Гарг не являлся добрым самаритянином, Дипа и Вайнод оставались для девочек святыми людьми, поскольку они хотя бы пытались вызволить их из вертепа разврата.
— Хорошо, хорошо, я посмотрю ее. Кто на этот раз и что за история случилась с девочкой? — сдался Дарувалла, когда светлый «Амбассадор» уже подъезжал к улице Марин-драйв.
— Она девственница. Дипа говорит, что эта девочка рождена для пластических номеров, она будет «девочкой без костей», — стал объяснять карлик.
— Кто говорит, что она — девственница? — уточнил Фарук.
— Она сама говорит об этом. Кроме того, Гарг сказал, что девочка убежала из борделя до того, как кто-либо успел до нее дотронуться, — ответил Вайнод.
— Итак, Гарг утверждает, что она — девственница? — продолжал допытываться Дарувалла.
— Может быть, она почти девственница. В ней есть что-то девственное. Думаю, в девочке есть что-то от карликов. Видимо, она наполовину карлик. Так мне сейчас кажется, — разговорился Впйнод.
— Это невозможно, Вайнод.
Машина сделала поворот. Фарук узнал место, где они проезжали. Он увидел старый корабль с установленным на нем рекламным шитом — корабль стоял на якоре в Аравийском море. В этот вечер снова рекламировали ткань «Тикток», и яркая надпись плясала вверх и вниз в набегавших волнах. И сегодня металлические щиты на столбах обещали хорошую езду всем, кто купит шины марки «Аполло». Час пик уже миновал, движение на Марин-драйв пришло в норму и, судя по свету в окнах квартиры, Дхар уже пришел. На веранде горел свет, а Джулия никогда не сидела там одна. Наверное, они вместе смотрели на закат солнца. А поскольку солнце уже давно закатилось, жена с Дха-ром злятся на него за опоздание.
Доктор пообещал Вайноду, что утром осмотрит «почти что готовую артистку» и «почти девственницу». Он мрачно подумал об очередной жертве мистера Гар-га и представил ее в виде полукарлика.
В сияющем холле подъезда Фарук на миг почувствовал, что он ничем не отличается от подъезда любого современного дома. Однако когда двери лифта открылись, его взгляд уперся в знакомую надпись:
СЛУГАМ НЕ РАЗРЕШЕНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЛИФТОМ,
ЕСЛИ ОНИ НЕ СОПРОВОЖДАЮТ ДЕТЕЙ.
Он ее ненавидел. Смысл предписания отражал действительность индийской жизни — не только одобрение существовавшей в мире дискриминации, но и ее обожествление. Ловджи Дарувалла считал это типично индийской особенностью, унаследованной еще от индийских раджей.
Как ни пытался Фарук убедить общественность дома и убрать надпись, законы для слуг не подлежали изменению. Доктор не нашел себе сторонников среди жильцов. Комитет общественности отклонил мнение Даруваллы на том основании, что, согласно официальным правительственным документам, он входил в категорию граждан, постоянно не проживающих в Индии. В споре о том, можно ли слугам пользоваться лифтом, старый Ловджи Дарувалла расшиб бы себе лоб. Его сын рассматривал поражение в борьбе с комитетом общественности дома как свидетельство собственного политического бессилия и того, что его не считают «своим» в этой стране.
Выходя из лифта, Фарук про себя фыркнул, что не является «настоящим индийцем». На днях в клубе Дакуорт кто-то возмущался, что кандидат на пост одной из политических партий построил свою предвыборную программу только на «вопросе о коровах», Фарук не знал, как отнестись к услышанному, поскольку не представлял, что это значит. Он мог предположить и такое: некоторые социальные группы, выступая в защиту коров, входят в движение индийцев, души которых перевоплощаются после смерти. Это движение напоминает тех шовинистов-индусов, которые считают себя святыми перевоплощениями богов и требуют, чтобы на них молились. «Вопрос о коровах» мог относиться и к волне насилия между индусами и мусульманами в связи с мечетью Ба бара. Эта тема проходила в его первом сценарии о полицейском инспекторе, и в то время он находил ее смешной. Теперь тысячи кирпичей были сложены в форме надписи «Шри Рама», что означало «Уважаемый Рама» и менее чем в 70 метрах от мечети был заложен храм богу Раме. Теперь сорокалетняя война вокруг священного храма уже не казалась ему смешной.
«Вопрос о коровах» снова заставил его испытать чувство иностранца. Зная о существовании сикхских экстремистов, он ни одного из них не видел лично. В клубе Дакуорт доктор поддерживал приятельские отношения с писателем-сикхом мистером Бакши. Тот любил поговорить об американских классических фильмах, однако они никогда не обсуждали проблему сикхского терроризма. Фарук краем уха слышал о террористических организациях «Шив Сена», «Далит Пантерз», «Тамильские тигры», но конкретно не знал ни одного члена этих организаций. В Индии с ее миллионами индусов, мусульман, сикхов и христиан, членов клана Парси, по мнению Фарука насчитывалось около 80 тысяч. Однако в ее маленькой частице, ограниченной подъездом некрасивого дома на Марин-драйв, когда вместо бесчисленных миллионов людей и их огромных проблем Дарувалла занимался лишь маленьким вопросом об использовании лифта, все эти враждующие фракции сплачивались между собой и единым фронтом выступали против Фарука: слуга должны ходить по лестнице пешком.
Недавно доктор прочитал в газете об убийстве мужчины по причине того, что вид его усов «оскорблял кастовые чувства». Набриолиненные его усы торчали кончиками вверх, тогда как по традиции кончики необходимо опускать вниз.
Вверх или вниз? Решено — Инспектор Дхар уедет из страны и никогда больше туда не вернется. Он подумал, что сделает то же самое. Он помог нескольким детям-калекам в Бомбее? Ну и что? Чем он занимался реально, когда придумывал смешные киносюжеты о стране, подобной Индии? Он не был писателем. И зачем брал кровь у карликов? Ведь он не был и специалистом по генетике.
Разъедаемый этими мыслями, доктор вошел в свою квартиру, встреченный проявлением недовольства, которого ожидал. Он не сообщил любимой жене, что пригласил к ужину любимого Джона Даруваллу, опоздал сам и заставил обоих ждать его. В дополнение ко всему у него не хватило смелости сообщить Дхару неприятную новость.
Фарук почувствовал, что насильно втянут в цирковой номер собственного сочинения, оказавшись в прокрустовом ложе, откуда ему самому не вырваться. В памяти возник номер из программы «Большого Королевского цирка», который на первый взгляд казался довольно милым помешательством, однако Фарук по-настоящему сошел бы с ума, если бы увидел его снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223
— Хорошо, хорошо, я посмотрю ее. Кто на этот раз и что за история случилась с девочкой? — сдался Дарувалла, когда светлый «Амбассадор» уже подъезжал к улице Марин-драйв.
— Она девственница. Дипа говорит, что эта девочка рождена для пластических номеров, она будет «девочкой без костей», — стал объяснять карлик.
— Кто говорит, что она — девственница? — уточнил Фарук.
— Она сама говорит об этом. Кроме того, Гарг сказал, что девочка убежала из борделя до того, как кто-либо успел до нее дотронуться, — ответил Вайнод.
— Итак, Гарг утверждает, что она — девственница? — продолжал допытываться Дарувалла.
— Может быть, она почти девственница. В ней есть что-то девственное. Думаю, в девочке есть что-то от карликов. Видимо, она наполовину карлик. Так мне сейчас кажется, — разговорился Впйнод.
— Это невозможно, Вайнод.
Машина сделала поворот. Фарук узнал место, где они проезжали. Он увидел старый корабль с установленным на нем рекламным шитом — корабль стоял на якоре в Аравийском море. В этот вечер снова рекламировали ткань «Тикток», и яркая надпись плясала вверх и вниз в набегавших волнах. И сегодня металлические щиты на столбах обещали хорошую езду всем, кто купит шины марки «Аполло». Час пик уже миновал, движение на Марин-драйв пришло в норму и, судя по свету в окнах квартиры, Дхар уже пришел. На веранде горел свет, а Джулия никогда не сидела там одна. Наверное, они вместе смотрели на закат солнца. А поскольку солнце уже давно закатилось, жена с Дха-ром злятся на него за опоздание.
Доктор пообещал Вайноду, что утром осмотрит «почти что готовую артистку» и «почти девственницу». Он мрачно подумал об очередной жертве мистера Гар-га и представил ее в виде полукарлика.
В сияющем холле подъезда Фарук на миг почувствовал, что он ничем не отличается от подъезда любого современного дома. Однако когда двери лифта открылись, его взгляд уперся в знакомую надпись:
СЛУГАМ НЕ РАЗРЕШЕНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЛИФТОМ,
ЕСЛИ ОНИ НЕ СОПРОВОЖДАЮТ ДЕТЕЙ.
Он ее ненавидел. Смысл предписания отражал действительность индийской жизни — не только одобрение существовавшей в мире дискриминации, но и ее обожествление. Ловджи Дарувалла считал это типично индийской особенностью, унаследованной еще от индийских раджей.
Как ни пытался Фарук убедить общественность дома и убрать надпись, законы для слуг не подлежали изменению. Доктор не нашел себе сторонников среди жильцов. Комитет общественности отклонил мнение Даруваллы на том основании, что, согласно официальным правительственным документам, он входил в категорию граждан, постоянно не проживающих в Индии. В споре о том, можно ли слугам пользоваться лифтом, старый Ловджи Дарувалла расшиб бы себе лоб. Его сын рассматривал поражение в борьбе с комитетом общественности дома как свидетельство собственного политического бессилия и того, что его не считают «своим» в этой стране.
Выходя из лифта, Фарук про себя фыркнул, что не является «настоящим индийцем». На днях в клубе Дакуорт кто-то возмущался, что кандидат на пост одной из политических партий построил свою предвыборную программу только на «вопросе о коровах», Фарук не знал, как отнестись к услышанному, поскольку не представлял, что это значит. Он мог предположить и такое: некоторые социальные группы, выступая в защиту коров, входят в движение индийцев, души которых перевоплощаются после смерти. Это движение напоминает тех шовинистов-индусов, которые считают себя святыми перевоплощениями богов и требуют, чтобы на них молились. «Вопрос о коровах» мог относиться и к волне насилия между индусами и мусульманами в связи с мечетью Ба бара. Эта тема проходила в его первом сценарии о полицейском инспекторе, и в то время он находил ее смешной. Теперь тысячи кирпичей были сложены в форме надписи «Шри Рама», что означало «Уважаемый Рама» и менее чем в 70 метрах от мечети был заложен храм богу Раме. Теперь сорокалетняя война вокруг священного храма уже не казалась ему смешной.
«Вопрос о коровах» снова заставил его испытать чувство иностранца. Зная о существовании сикхских экстремистов, он ни одного из них не видел лично. В клубе Дакуорт доктор поддерживал приятельские отношения с писателем-сикхом мистером Бакши. Тот любил поговорить об американских классических фильмах, однако они никогда не обсуждали проблему сикхского терроризма. Фарук краем уха слышал о террористических организациях «Шив Сена», «Далит Пантерз», «Тамильские тигры», но конкретно не знал ни одного члена этих организаций. В Индии с ее миллионами индусов, мусульман, сикхов и христиан, членов клана Парси, по мнению Фарука насчитывалось около 80 тысяч. Однако в ее маленькой частице, ограниченной подъездом некрасивого дома на Марин-драйв, когда вместо бесчисленных миллионов людей и их огромных проблем Дарувалла занимался лишь маленьким вопросом об использовании лифта, все эти враждующие фракции сплачивались между собой и единым фронтом выступали против Фарука: слуга должны ходить по лестнице пешком.
Недавно доктор прочитал в газете об убийстве мужчины по причине того, что вид его усов «оскорблял кастовые чувства». Набриолиненные его усы торчали кончиками вверх, тогда как по традиции кончики необходимо опускать вниз.
Вверх или вниз? Решено — Инспектор Дхар уедет из страны и никогда больше туда не вернется. Он подумал, что сделает то же самое. Он помог нескольким детям-калекам в Бомбее? Ну и что? Чем он занимался реально, когда придумывал смешные киносюжеты о стране, подобной Индии? Он не был писателем. И зачем брал кровь у карликов? Ведь он не был и специалистом по генетике.
Разъедаемый этими мыслями, доктор вошел в свою квартиру, встреченный проявлением недовольства, которого ожидал. Он не сообщил любимой жене, что пригласил к ужину любимого Джона Даруваллу, опоздал сам и заставил обоих ждать его. В дополнение ко всему у него не хватило смелости сообщить Дхару неприятную новость.
Фарук почувствовал, что насильно втянут в цирковой номер собственного сочинения, оказавшись в прокрустовом ложе, откуда ему самому не вырваться. В памяти возник номер из программы «Большого Королевского цирка», который на первый взгляд казался довольно милым помешательством, однако Фарук по-настоящему сошел бы с ума, если бы увидел его снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223