"Сейчас начнёт ругать..."
- Лицо ваше мне как будто знакомо.
Евсей старался не смотреть на него, но чувствовал, что он улыбается.
- Да, знакомо, - проговорил он, вздыхая.
- Вы тоже - наблюдали за мной?
- Один раз. А вы заметили меня из окна, вышли на улицу и дали мне письмо...
- Да, да - помню! Ах, чёрт возьми, так это вы? Я вас, кажется, обругал тогда, а?
Евсей встал со стула, недоверчиво взглянул в смеющееся лицо, посмотрел вокруг.
- Это ничего! - сказал он.
Ему было нестерпимо неловко слышать грубовато ласковый голос и боязно, что писатель ударит его и выгонит вон.
- Странно мы с вами встретились на сей раз, а?
- Больше ничего? - смущённо спросил Евсей.
- Ничего. Но вы, кажется, устали? Посидите, отдохните...
- Я пойду...
- Как хотите. Ну, спасибо, - до свиданья!
Он протянул руку, большую, с рыжею шерстью на пальцах. Евсей осторожно дотронулся до неё и неожиданно для себя попросил:
- Позвольте и мне жизнь мою рассказать вам...
И когда чётко сказал эти слова, то подумал вослед им:
"Вот с кем надо мне говорить! Если сам Тимофей Васильевич, такой умный и лучше всех который, его уважает..."
Вспомнив Маклакова, Евсей взглянул в окно, на секунду встревожился, потом сказал себе:
"Ничего, - ему не первый раз мёрзнуть..."
- Ну, что же, расскажите, если хочется... Да вы бы сняли пальто... Может быть, чаю вам дать? Холодно!
Евсею захотелось улыбнуться, но он не позволил себе этого.
И через несколько минут, полузакрыв глаза, монотонно и подробно, тем же голосом, каким он докладывал в охранном о своих наблюдениях, Климков рассказывал писателю о деревне, Якове, кузнеце.
Писатель сидел на широком тяжёлом табурете у большого стола, он подогнул одну ногу под себя и, упираясь локтем в стол, наклонился вперёд, покручивая ус быстрым движением пальцев. Его круглая, гладко остриженная голова была освещена огнями двух свечей, глаза смотрели зорко, серьёзно, но куда-то далеко, через Климкова.
"Не слушает", - подумал он и немного повысил тон, незаметно продолжая осматривать комнату и ревниво следя за лицом писателя.
В комнате было темно и сумрачно. Тесно набитые книгами полки, увеличивая толщину стен, должно быть, не пропускали в эту маленькую комнату звуков с улицы. Между полками матово блестели стёкла окон, заклеенные холодною тьмою ночи, выступало белое узкое пятно двери. Стол, покрытый серым сукном, стоял среди комнаты, и от него всё вокруг казалось окрашенным в тёмно-серый тон.
Евсей поместился в углу на стуле, обитом гладкой, жёсткой кожей, он зачем-то крепко упирался затылком в высокую спинку стула и потому съезжал с него. Ему мешало пламя свеч, жёлтые язычки огня всё время как будто вели между собой немую беседу - медленно наклонялись друг к другу, вздрагивали и, снова выпрямляясь, тянулись вверх.
Писатель стал крутить ус медленнее, но взгляд его по-прежнему уходил куда-то за пределы комнаты, и всё это мешало Евсею, разбивало его воспоминания. Он догадался закрыть свои незрячие глаза, и когда его тесно обняла темнота, легко вздохнул и вдруг увидал себя разделённым на человека, который жил и действовал, и на другого, который мог рассказывать о первом, как о чужом ему. Его речь полилась плавнее, голос окреп, события жизни связно потянулись одно за другим, развиваясь, точно клубок серых ниток, и освобождая маленькую, хилую душу от грязных и тяжёлых лохмотьев пережитого ею. Рассказывать о себе было приятно, Климков слушал свой голос с удивлением, он говорил правдиво и ясно видел, что ни в чём не виноват ведь он дни свои прожил не так, как хотелось ему! Его всегда заставляли делать то, что было неприятно ему, он искренно жалел себя, почти готовый плакать, и любовался собою...
Когда писатель спросил его о чём-то, Евсей не понял вопроса и, не открывая глаз, сказал тихо:
- Подождите, - я по порядку...
Он говорил не уставая, а когда дошёл до момента встречи с Маклаковым, вдруг остановился, как перед ямой, открыл глаза, увидал в окне тусклый взгляд осеннего утра, холодную серую бездонность неба. Тяжело вздохнул, выпрямился, почувствовал себя точно вымытым изнутри, непривычно легко, приятно пусто, а сердце своё - готовым покорно принять новые приказы, новые насилия.
Писатель шумно поднялся на ноги, высокий, крепкий. Он сжал руки, пальцы его громко и неприятно хрустнули, и повернулся к окну.
- Что вы думаете делать теперь? - спросил он, не глядя на Климкова.
Евсей тоже встал со стула и уверенно повторил сказанное им Маклакову:
- Как только устроится новая жизнь, я тихонько займусь торговлей. Уеду в другой город. Деньги у меня накоплены, рублей полтораста...
Писатель медленно повернулся к нему.
- Так! - сказал он. - У вас нет каких-либо других желаний?
Климков подумал и ответил:
- Нет...
- А вы верите в новую жизнь? Думаете - устроится она?
- Да как же, - если весь народ хочет этого?.. А что? Не устроится?
- Я ничего не говорю...
Он снова отвернулся к окну, расправил усы обеими руками и помолчал. Евсей, ожидая чего-то, стоял не двигаясь и прислушивался к пустоте в своей груди.
- Скажите мне, - спросил писатель негромко и медленно, - вам не жалко тех людей, - девушку, брата, его товарищей?
Климков опустил голову, одёрнул полы пиджака.
- Ведь вот теперь вы узнали, что они были правы, - да?
- Раньше было жалко. А теперь - не жалко...
- Нет? Почему?
Не сразу, негромко Климков сказал:
- Что же? Они люди хорошие и своего добились...
- А вам не думалось, что вы занимаетесь дурным делом? - спросил писатель.
Евсей вздохнул и ответил:
- Ведь мне оно не нравится, - делаю, что велят...
Писатель осторожно шагнул к нему, потом подался в сторону от него, Климков увидал дверь, в которую он вошёл, - увидал, потому что глаза писателя смотрели на неё.
"Надо уходить", - подумал он.
- Вы хотите спросить меня о чём-нибудь? - сказал писатель.
- Нет. Я ухожу...
- Прощайте...
И писатель отодвинулся от него в сторону. Ступая на носки, Евсей вышел в прихожую и стал надевать пальто, а из двери комнаты раздался негромкий вопрос:
- Послушайте - зачем вы рассказали всё это о себе?
Тиская в руках шапку, Евсей, подумав, ответил:
- Тимофей Васильевич очень уважает вас, - тот, который послал меня...
Писатель усмехнулся.
- Только?
"А зачем я рассказал ему, в самом деле?" - вдруг удивился Климков и, мигая глазами, пристально взглянул в лицо писателя.
- Н-ну, прощайте! - потирая руки, сказал хозяин и отодвинулся от гостя.
Евсей поклонился ему.
Когда он вышел на улицу и оглянулся, то в конце её, в сером сумраке утра, сразу заметил чёрную фигуру человека, который, опустив голову, тихо шагал вдоль забора.
"Ждёт! - сообразил Климков, съёжился и подумал: - Заругает, скажет долго..."
Шпион, должно быть, услышал в тишине утра гулкий звук шагов по мёрзлой земле, он поднял голову и быстро пошёл, почти побежал встречу Евсею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53