..
- Эй, ты, глотай живее! - крикнул Саша Климкову. Обедая, Климков внимательно слушал разговоры и, незаметно рассматривая людей, с удовольствием видел, что все они - кроме Саши - не хуже, не страшнее других. Им овладело желание подслужиться к этим людям, ему захотелось сделаться нужным для них. Он положил нож и вилку, быстро вытер губы грязной салфеткой и сказал:
- Я - готов.
Распахнулась дверь, в комнату, согнувшись, вскочил вертлявый растрёпанный человек, прошипел:
- Тиш-ше!
Высунул голову в коридор, послушал, потом, тщательно притворив дверь, спросил:
- Не запирается? Где ключ?
Оглянулся и, вздохнув, сказал:
- Слава богу!
- Э, дубина! - презрительно прогнусил Саша. - Ну, что такое? Опять хотели бить тебя?
Человек подскочил к нему и, задыхаясь, размахивая руками, отирая пот с лица, начал вполголоса бормотать:
- И - хотели! Конечно. Хотели убить молотком. Двое. Шли за мной от тюрьмы, ну да! Я был на свиданиях, выхожу - а они у ворот стоят, двое. И один держит в кармане молоток...
- Может быть, это револьвер? - спросил Соловьев, вытягивая шею.
- Молоток!
- Ты видел? - с усмешкой осведомился Саша.
- Ах, я же знаю! Они решили молотком. Без шума - р-раз...
Он оправлял галстук, застёгивал пуговицы, искал чего-то в карманах, приглаживал курчавые потные волосы, его руки быстро мелькали, и казалось, что вот они сейчас оторвутся. Костлявое серое лицо обливалось потом, тёмные глаза разбегались по сторонам, то прищуренные, то широко открытые, и вдруг они неподвижно, с неподдельным ужасом остановились на лице Евсея. Человек попятился к двери, хрипло спрашивая:
- Это - кто?
Маклаков подошёл к нему, взял за руку.
- Успокойтесь, Елизар, это свой.
- Вы его знаете?
- Скотина! - раздался раздражённый возглас Саши. - Тебе лечиться надо...
- Вас под вагон конки толкали? Нет? Так вы погодите ругаться...
- Вот, смотрите, Маклаков... - заговорил Саша, но человек продолжал с яростным возбуждением:
- Вас ночью били неизвестные люди? Ага! Вы поймите - неизвестные люди! Таких людей, неизвестных мне, - сотни тысяч в городе... Они везде, а я один.
Успокоительно прозвучал мягкий голос Соловьева и утонул в новом взрыве слов разбитого человека. Он внёс с собою вихрь страха, Климков сразу закружился, утонул в шёпоте его тревожной речи, был ослеплён движениями изломанного тела, мельканием трусливых рук и ждал, что вот что-то огромное, чёрное ворвётся в дверь, наполнит комнату и раздавит всех.
- Пора идти! - сказал Маклаков, дотронувшись до его плеча.
На улице, сидя в пролётке, Евсей угрюмо и тихо заметил:
- Не гожусь я для этого дела...
- Почему? - спросил Маклаков.
- Я - боязливый...
- Это - пройдёт!
- Ничего не проходит! - быстро сказал Евсей.
- Всё! - возразил ему Маклаков спокойно.
На улице было слякотно, холодно, темно. Отсветы огней лежали в грязи, люди и лошади гасили их, ступая ногами в золотые пятна.
Евсей, без мысли глядя вперёд, чувствовал, что Маклаков рассматривает его лицо.
- Привыкнете! - заговорил Маклаков. - Но если есть другая служба уходите сейчас же. Есть?
- Нет...
Шпион пошевелился, но не сказал ни слова. Глаза у него были полузакрыты, он дышал через нос, и тонкие волосы его усов вздрагивали.
В воздухе плавали густые звуки колокола, мягкие и тёплые. Тяжёлая туча накрыла город плотным тёмным пологом. Задумчивое пение меди, не поднимаясь вверх, печально влачилось над крышами домов.
- Завтра воскресенье! - негромко произнёс Маклаков. - Вы в церковь ходите?
- Нет! - ответил Евсей.
- Почему?
- Не знаю. Так...
- А я - хожу. Люблю утренние службы. Поют певчие, и солнце в окна смотрит. Это хорошо.
Простые слова Маклакова ободрили Евсея, ему захотелось говорить о себе.
- Петь - хорошо! - начал он. - Мальчишкой я пел в церкви, в селе у нас. Поёшь, и даже непонятно - где ты? Всё равно как нет тебя...
- Приехали! - сказал Маклаков.
Евсей вздохнул, печально глядя на длинное здание вокзала, - оно явилось перед глазами как-то сразу и вдруг загородило дорогу.
Прошли на перрон, где уже собралось много публики, остановились, прислонясь к стене. Маклаков прикрыл глаза ресницами и точно задремал. Позванивали шпоры жандармов, звучно и молодо смеялась стройная женщина, черноглазая, со смуглым лицом.
- Запомните эту, которая смеётся, и старика рядом с ней! - внятным шёпотом говорил Маклаков. - Её зовут Сарра Лурье, акушерка, квартирует на Садовой, дом - семь. Сидела в тюрьме, была в ссылке. Очень ловкая женщина! Старик тоже бывший ссыльный, журналист...
Вдруг он точно испугался кого-то, быстрым движением руки надвинул шапку на лоб и ещё тише продолжал:
- Высокий, в чёрном пальто, мохнатая шапка, рыжий - видите?
Евсей кивнул головой.
- Это - писатель Миронов... Четыре раза сидел по тюрьмам в разных городах...
Чёрный, железный червь, с рогом на голове и тремя огненными глазами, гремя металлом огромного тела, взвизгнул, быстро подполз к вокзалу, остановился и злобно зашипел, наполняя воздух густым белым дыханием. Потный, горячий запах ударил в лицо Климкова, перед глазами быстро замелькали чёрные суетливые фигурки людей.
Евсей впервые видел так близко эту массу железа, она казалась ему живой, чувствующей и, властно привлекая к себе его внимание, возбуждала в нём враждебное и жуткое предчувствие. В памяти его ослепительно и угрожающе блестели огненные глаза, круглые, лучистые, вертелись большие красные колёса, блистал стальной рычаг, падая и поднимаясь, точно огромный нож...
Раздался негромкий возглас Маклакова.
- Что? - спросил Евсей.
- Ничего! - с досадой ответил сыщик. Щёки у него покраснели, он закусил губы. По его взгляду Евсей догадался, что он следит за писателем. Не спеша, покручивая ус, писатель шёл рядом с пожилым, коренастым человеком в расстёгнутом пальто и в летней шляпе на большой голове. Человек этот громко хохотал и, поднимая кверху бородатое красное лицо, вскрикивал:
- Ехал, ехал...
Писатель снял шапку, кому-то кланяясь, - голова у него была гладко острижена, лоб высокий, лицо скуластое, с широким носом и узкими глазами. Это лицо показалось Климкову грубым, неприятным, большие рыжие усы придавали ему что-то солдатское, жёсткое.
- Идёмте! - сказал Маклаков. - Они, должно быть, поедут вместе. Нам надо быть поосторожнее, приезжий-то бывалый человек...
На улице он нанял извозчика, сказав ему:
- Поезжай за тем экипажем!
И долго молчал, согнув спину и раскачиваясь всем телом. Потом тихо пробормотал:
- В прошлом году летом был я у него при обыске...
- У писателя? - спросил Евсей.
- Да. Поезжай дальше, извозчик! - быстро приказал Маклаков, заметив, что передний экипаж остановился.
Через минуту он соскочил с пролётки, сунул извозчику деньги, сказал Евсею: "Подождите!" - и скрылся в сырой тьме. Был слышен его голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
- Эй, ты, глотай живее! - крикнул Саша Климкову. Обедая, Климков внимательно слушал разговоры и, незаметно рассматривая людей, с удовольствием видел, что все они - кроме Саши - не хуже, не страшнее других. Им овладело желание подслужиться к этим людям, ему захотелось сделаться нужным для них. Он положил нож и вилку, быстро вытер губы грязной салфеткой и сказал:
- Я - готов.
Распахнулась дверь, в комнату, согнувшись, вскочил вертлявый растрёпанный человек, прошипел:
- Тиш-ше!
Высунул голову в коридор, послушал, потом, тщательно притворив дверь, спросил:
- Не запирается? Где ключ?
Оглянулся и, вздохнув, сказал:
- Слава богу!
- Э, дубина! - презрительно прогнусил Саша. - Ну, что такое? Опять хотели бить тебя?
Человек подскочил к нему и, задыхаясь, размахивая руками, отирая пот с лица, начал вполголоса бормотать:
- И - хотели! Конечно. Хотели убить молотком. Двое. Шли за мной от тюрьмы, ну да! Я был на свиданиях, выхожу - а они у ворот стоят, двое. И один держит в кармане молоток...
- Может быть, это револьвер? - спросил Соловьев, вытягивая шею.
- Молоток!
- Ты видел? - с усмешкой осведомился Саша.
- Ах, я же знаю! Они решили молотком. Без шума - р-раз...
Он оправлял галстук, застёгивал пуговицы, искал чего-то в карманах, приглаживал курчавые потные волосы, его руки быстро мелькали, и казалось, что вот они сейчас оторвутся. Костлявое серое лицо обливалось потом, тёмные глаза разбегались по сторонам, то прищуренные, то широко открытые, и вдруг они неподвижно, с неподдельным ужасом остановились на лице Евсея. Человек попятился к двери, хрипло спрашивая:
- Это - кто?
Маклаков подошёл к нему, взял за руку.
- Успокойтесь, Елизар, это свой.
- Вы его знаете?
- Скотина! - раздался раздражённый возглас Саши. - Тебе лечиться надо...
- Вас под вагон конки толкали? Нет? Так вы погодите ругаться...
- Вот, смотрите, Маклаков... - заговорил Саша, но человек продолжал с яростным возбуждением:
- Вас ночью били неизвестные люди? Ага! Вы поймите - неизвестные люди! Таких людей, неизвестных мне, - сотни тысяч в городе... Они везде, а я один.
Успокоительно прозвучал мягкий голос Соловьева и утонул в новом взрыве слов разбитого человека. Он внёс с собою вихрь страха, Климков сразу закружился, утонул в шёпоте его тревожной речи, был ослеплён движениями изломанного тела, мельканием трусливых рук и ждал, что вот что-то огромное, чёрное ворвётся в дверь, наполнит комнату и раздавит всех.
- Пора идти! - сказал Маклаков, дотронувшись до его плеча.
На улице, сидя в пролётке, Евсей угрюмо и тихо заметил:
- Не гожусь я для этого дела...
- Почему? - спросил Маклаков.
- Я - боязливый...
- Это - пройдёт!
- Ничего не проходит! - быстро сказал Евсей.
- Всё! - возразил ему Маклаков спокойно.
На улице было слякотно, холодно, темно. Отсветы огней лежали в грязи, люди и лошади гасили их, ступая ногами в золотые пятна.
Евсей, без мысли глядя вперёд, чувствовал, что Маклаков рассматривает его лицо.
- Привыкнете! - заговорил Маклаков. - Но если есть другая служба уходите сейчас же. Есть?
- Нет...
Шпион пошевелился, но не сказал ни слова. Глаза у него были полузакрыты, он дышал через нос, и тонкие волосы его усов вздрагивали.
В воздухе плавали густые звуки колокола, мягкие и тёплые. Тяжёлая туча накрыла город плотным тёмным пологом. Задумчивое пение меди, не поднимаясь вверх, печально влачилось над крышами домов.
- Завтра воскресенье! - негромко произнёс Маклаков. - Вы в церковь ходите?
- Нет! - ответил Евсей.
- Почему?
- Не знаю. Так...
- А я - хожу. Люблю утренние службы. Поют певчие, и солнце в окна смотрит. Это хорошо.
Простые слова Маклакова ободрили Евсея, ему захотелось говорить о себе.
- Петь - хорошо! - начал он. - Мальчишкой я пел в церкви, в селе у нас. Поёшь, и даже непонятно - где ты? Всё равно как нет тебя...
- Приехали! - сказал Маклаков.
Евсей вздохнул, печально глядя на длинное здание вокзала, - оно явилось перед глазами как-то сразу и вдруг загородило дорогу.
Прошли на перрон, где уже собралось много публики, остановились, прислонясь к стене. Маклаков прикрыл глаза ресницами и точно задремал. Позванивали шпоры жандармов, звучно и молодо смеялась стройная женщина, черноглазая, со смуглым лицом.
- Запомните эту, которая смеётся, и старика рядом с ней! - внятным шёпотом говорил Маклаков. - Её зовут Сарра Лурье, акушерка, квартирует на Садовой, дом - семь. Сидела в тюрьме, была в ссылке. Очень ловкая женщина! Старик тоже бывший ссыльный, журналист...
Вдруг он точно испугался кого-то, быстрым движением руки надвинул шапку на лоб и ещё тише продолжал:
- Высокий, в чёрном пальто, мохнатая шапка, рыжий - видите?
Евсей кивнул головой.
- Это - писатель Миронов... Четыре раза сидел по тюрьмам в разных городах...
Чёрный, железный червь, с рогом на голове и тремя огненными глазами, гремя металлом огромного тела, взвизгнул, быстро подполз к вокзалу, остановился и злобно зашипел, наполняя воздух густым белым дыханием. Потный, горячий запах ударил в лицо Климкова, перед глазами быстро замелькали чёрные суетливые фигурки людей.
Евсей впервые видел так близко эту массу железа, она казалась ему живой, чувствующей и, властно привлекая к себе его внимание, возбуждала в нём враждебное и жуткое предчувствие. В памяти его ослепительно и угрожающе блестели огненные глаза, круглые, лучистые, вертелись большие красные колёса, блистал стальной рычаг, падая и поднимаясь, точно огромный нож...
Раздался негромкий возглас Маклакова.
- Что? - спросил Евсей.
- Ничего! - с досадой ответил сыщик. Щёки у него покраснели, он закусил губы. По его взгляду Евсей догадался, что он следит за писателем. Не спеша, покручивая ус, писатель шёл рядом с пожилым, коренастым человеком в расстёгнутом пальто и в летней шляпе на большой голове. Человек этот громко хохотал и, поднимая кверху бородатое красное лицо, вскрикивал:
- Ехал, ехал...
Писатель снял шапку, кому-то кланяясь, - голова у него была гладко острижена, лоб высокий, лицо скуластое, с широким носом и узкими глазами. Это лицо показалось Климкову грубым, неприятным, большие рыжие усы придавали ему что-то солдатское, жёсткое.
- Идёмте! - сказал Маклаков. - Они, должно быть, поедут вместе. Нам надо быть поосторожнее, приезжий-то бывалый человек...
На улице он нанял извозчика, сказав ему:
- Поезжай за тем экипажем!
И долго молчал, согнув спину и раскачиваясь всем телом. Потом тихо пробормотал:
- В прошлом году летом был я у него при обыске...
- У писателя? - спросил Евсей.
- Да. Поезжай дальше, извозчик! - быстро приказал Маклаков, заметив, что передний экипаж остановился.
Через минуту он соскочил с пролётки, сунул извозчику деньги, сказал Евсею: "Подождите!" - и скрылся в сырой тьме. Был слышен его голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53