— Я не забываю этого и умею отдавать должное заслугам других наций. Но признаюсь, все они мне кажутся ничтожными в сравнении с моей! Особенно мелочным и невзрачным кажется мне Старый Свет. Когда я думаю, что там считают крупным помещиком владельца двух-трех сотен акров, богачом того, кто имеет годовой доход двадцать-тридцать долларов, то я проникаюсь гордостью при виде наших поместий величиной с английское графство, наших колоссальных богатств, наших непобедимых спекулянтов, вообще всего, кончая нашими реками, лесами, соответствующими нашему промышленному могуществу.
— Вы впадаете в лиризм, моя милая! — вскричала Алиса.
— Я помню, — продолжала Магда, не слушая ее, — что в детстве, изучая историю Франции и Англии, я страдала при мысли, что эти обе нации сделали уже многое, тогда как у Америки не было еще своей истории. Но я утешилась, узнав, что за ниточки представляют собой их знаменитые реки, Сена и Темза, рядом с Миссисипи.
— Вы, значит, придаете слишком большое значение размерам вещей! — отвечал Раймунд.
— Ну да! что же дурного! Я восхищаюсь великими предприятиями и большим успехом, хотя бы даже в денежном отношении!.. Вы, господин Фрезоль, предприняв такое громадное дело, должны бы считать такое чувство законным…
— Я нахожу его законным, но только в известной мере. Если вы любите успех как результат труда, жертв и ума, то это прекрасно. Если вы любите успех ради успеха, ради тех долларов, которые он влечет за собой, то, на мой взгляд, это нехорошая черта, хотя довольно распространенная, и я не одобряю ее!
— Кто же нуждается в вашем одобрении? — надменно возразила Магда.
«Ну! они опять ссорятся!» — сказала про себя Алиса.
Действительно, редкий разговор Магды с Раймундом не кончался ссорой. Молодой француз, как известно, имел причины иногда быть недовольным поведением Магды с ним. Но он не мог перестать интересоваться ею, не принимать радостно ее милых попыток к примирению и не попытаться при случае исправить ее недостатки. Магда со своей стороны считала несносными эти стремления исправлять ее недостатки, которые в ее глазах являлись скорее достоинствами, так что и на этот раз они расстались в ссоре.
— Я ненавижу эти постоянные нотации! — сказала она Алисе. — Неужели вы не находите их отвратительными?
— Но что он сказал тебе такого необыкновенного?
— О-о! я прекрасно поняла его намеки! Он не в первый раз преподносит их мне. Он считает меня высокомерной, тщеславной и корыстолюбивой.
— Ну, моя милая, он сильно увлечен вами, все видят это!
— Я надеюсь, что он не позволяет себе такой дерзости! — возразила Магда с оттенком высокомерия.
— Ну, опять ваша мания величия! — возразила смеясь Алиса. — Вы лучше всех знаете, что он имеет эту дерзость, и вы больше всех в восторге от этого! — Затем она сказала уже более серьезным тоном:
— Милая моя, я посоветовала бы вам не очень-то отталкивать его. Он не из тех, над кем можно безнаказанно смеяться. Остерегайтесь…
— Остерегаться!.. чего же?.. неужели вы думаете, что я отвечаю на те чувства, которые вы ему приписываете?
— Да! я так думаю.
— Если так, то тем хуже! — вскричала Магда решительным тоном.
— Я могу чистосердечно сказать, что ничего не сделала, чтобы привязать его к себе. А что касается меня, то мне никогда не придет в голову смотреть на него, как на серьезного претендента. Неужели вы думаете, что я выйду за этого ничтожного механика, даже в том случае, если ему удастся выполнить свой проект и разбогатеть? Нет, моя милая! Во-первых, я не думаю еще терять своей независимости; я хочу путешествовать, хочу посмотреть мир. Если мне придется выйти замуж, то я выберу себе мужа в более высокой сфере, чем сфера нефти!
— Скажите лучше, что вам нужна княжеская корона!
— А почему бы и нет, если мне вздумается завладеть ею? Слава Богу, долларов хватит для ее покупки! Эсфирь Кэрле, богатство которой составлено на свинине, вышла же замуж за баронета!
— Да, не говоря уже о Жанне Фоулер, которая вышла за неаполитанского принца, а через три месяца убедилась, что его княжество существует лишь в воображении!
— Она плохо навела справки, потому что есть же ведь и настоящие, я думаю!
— Гм! Немного, и притом такие князья не прогуливаются в Америке.
— Тогда мы поедем искать их там, где они находятся, если только вздумается…
— Счастливого пути, княгиня!
— До свидания, милая Алиса!
В течение зимы Раймунд редко бывал в «Curtiss-House».
Он исключительно отдался своему делу и покидал постройки у Ниагары только для того, чтобы ускорить окончание гидравлического аппарата, отданного специальным подрядчикам. Работа подвигалась очень быстро. К концу марта все главное было окончено, канал вырыт, постройки готовы, новый нефтяной бассейн соединен с одной стороны со складом в Дрилль-Пите, с другой — с подводной трубой.
Через месяц насосы, поршни и колеса с лопастями были установлены на место.
Эти колеса, не соединявшиеся одно с другим, легко двигались на своих стальных осях, могли по желанию быть опущены в поток, вертевший их, или же подняты на несколько метров над водой. Хорошо, что Раймунд подумал об этой предосторожности: вскоре заметили, что они очень быстро изнашивались и требовали постоянной замены новыми.
Что касается скорости их вращения при открытии шлюзов, то ни один аппарат не мог даже определить ее в первый день. Каждое колесо вертелось на своей оси с головокружительной быстротой и приводило в бешеное движение поршни. К счастью, все было заранее точно рассчитано, и насосы, подставки, поршни и лопасти были установлены так, чтобы дробить между собой эту страшную силу.
Особенные приспособления для охлаждения осей давали возможность предохранить их от нагревания. Вообще приняты были самые тщательные меры предосторожности к тому, чтобы все шло беспрепятственно, и после двух-трех недель пробных опытов, проверок, окончательных поправок настал момент решительного испытания.
Сроком для этого было назначено 25 мая.
Это было тяжелое время для Эбенезера Куртисса.
Он так сильно втянулся в это предприятие, что с ним все состояние его стояло, так сказать, на карте. Будь результат благоприятен, Эбенезер оказался бы самым богатым человеком в Пенсильвании.
И наоборот, если бы подводная труба не оправдала возлагаемых на нее надежд и продолжала бы не отвечать своему назначению, то это был бы полный крах, разорение, всей величины которого заранее нельзя было даже определить; сумма, взятая под заклад колодцев, теперь, вероятно, превосходила уже стоимость последних, так как они давали все меньше и меньше нефти. Эбенезер не только бы разорился, но, быть может. вынужден был бы объявить себя несостоятельным банкротом.
Странное дело, но, впрочем, совсем в его духе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56