Истаял весь я. На землю, как тень, я упасть готов –
И я, упав, не оставлю, как тень, на земле следов.
Никто меня и не помнит, – затем что нет больше сил
Добраться до сердца милых ж тех, кто меня любил.
Мой стан изогнулся луком – как будто сердцу грозит
Стрела последнего часа – и я укрылся за щит.
Увы! к зениту блаженства меня напрасно б влекло,
Коль в низшей точке надира сломилось мое крыло!
В саду вселенной нагими мои деревья стоят:
Плоды надежд с них сорвали каменья, буря и град.
Растенье, плод свой осыпав, челом вздымается ввысь,
Но пальма моя согнулась, когда плоды сорвались.
Моя голова мгновенно, втянувшись, скрылась меж плеч –
Затем что страшен ей смерти мгновенно сверкнувший
меч.
Глаза мои ослабели. Страшусь друзей помянуть:
Лицо умыл я слезами, собираясь в последний путь.
Ючусь в убежище скорби – затем что нет больше сил
Ступить на порог высокий дворца, где я прежде жил.
Давно уже белое с черным мешает усталый взгляд –
Пусть даже солнце с луною перед ним, как свечи, горят.
Жизнь прожил, – что ж совершил я? Одни грехи за спиной.
Затем-то я и согнулся, страшась расплаты людской.
Коль сердце мое в тревоге, коль дрожь в руках у меня, –
На пире веселом века как выпью чашу огня?
Смерть гостьей в дом мой явилась. Как гостью привечу я,
Коль слаще всех угощений ей жалкая жизнь моя?
Благая трапеза жизни для неба души горька:
Ведь ядом тронута сладость шербета и молока.
Жизнь вышла со мной проститься – на росстань этого дня.
Мой стан согнулся, в объятьях она сжимает меня.
Так весь я немощи полон, что трудно страх побороть:
Вот-вот рассыплется прахом моя отжившая плоть.
В пути своем спотыкаюсь, как перст, ведущий счет.
Ты чудом считай, что помню, какой провожаю год.
Что воздух мне цветниковый! Что реки с чистой водой!
Исы я не жду дыханья и Хызра влаги живой.
Как туча, слезы точу я из глаз печали моей:
От них, как молния, скрылось виденье минувших дней.
Богатство юности щедрой я выронил на пути:
Теперь, сгибаясь напрасно, я силюсь его найти.
Подобна жизнь моя тени, и ей потребна стена,
Чтоб вновь, опору обретши, из праха встала она.
Взманив меня, как ребенка, на цвет, и запах, и звук, –
Душой лукавило небо, чтоб вырвать юность из рук.
Из царства радости светлой звучит к веселью призыв –
Меня ж усыпила седость, мне уши ватой забив.
Плетясь за хлебом насущным, таких я полон скорбен,
Что мудрый скажет, увидев: несет зерно муравей.
Чтоб жизнь мою обесценить, ударом камня невзгод
Разбил меня беспощадно чеканщик злой – небосвод.
Мои достоинства скрылись от глаз придирчиво злых:
Теперь любые пороки – святей достоинств моих.
Высоким светом познанья мечты мои зажжены –
Затем и стан мой согнулся, как дымный круг у луны.
В узлах и петлях без счета запуталась жизнь моя,
И что распутать сумею, доселе не знаю я.
Чтоб сгинул ствол моей пальмы, что ветвь над веком простер,
Согнувшись, небо вонзает мне в ногу острый топор.
И образа я не знаю, и я содержимым пуст,
Ушли они без возврата из сердца, очей и уст.
Столь грешен я, что страдальцам, кипящим в грешном аду,
Грехами буду я страшен, когда в то пламя сойду.
В саду мятежного духа стою согбенным ростком:
Я прежде высушен веком – в аду я вспыхну потом.
Одно лишь слово ошибки – вот всё, что вещей рукой
Судьба вписала заране в житейский перечень мой.
Пускай слезой покаянья то слово сотру навек –
Что нужды! Может ли спорить с судьбой своей человек?
В бесплодной тяжбе с судьбою – судьба всесильна, а я –
Всего ничтожней, что в силах душа измыслить моя.
Я жизнь в грехах уничтожил, и если буду убит –
Судья фетвой наказанья за кровь мою не отмстит.
И если выбросит искру костер страдальческий мой –
Вскипят моря небосвода от жара искры одной!
Перевод А. Кочеткова

Рубай
Перевод В. Успенского
1

Тот, кто скорбен, скрывает томленье свое.
Нет, не словом очистится сердце мое.
Что за странная роза в саду расцвела:
Цвет невидим, но внятно дыханье ее?

2

Ту царицу жемчужин, о гурий венец,
Что украла судьба у тебя, наконец,
Отнесла она волнам на берег крутой:
Вот, сказала, для перлов морских образец!

3

Ты не видело, око, как скрылась она,
Как над плачем и скорбью глумилась она.
Сердце в душу вцеплялось и в сердце – душа,
Но, махнув рукавом, удалилась она.

4

Раз никто не целит меня в вечной тоске,
Кровью сердца пишу, в бесконечной тоске,
Что ж осталось? Одно лишь – скитаться окрест,
Чтобы сердце смягчить в сердечной тоске.

5

Небу страсти к тебе не обнять никогда.
На тебя я не стану пенять никогда.
Кто влюблен в тебя – сам свою душу отдаст;
Азраилу ее не принять никогда.

6

Ты ушла, по куда? Я ищу. Как мне быть?
Не поведать другим, что грущу. Как мне быть?
О, конечно, я вновь не увижу тебя.
Кровью взор омывая, ропщу: как мне быть?

7

Если буду вздыхать – чья поможет рука?
Если стану терпеть – значит, гибель близка!
И скорблю и ликую, лишь вспомню тебя.
Да минуют живых эта страсть и тоска.

8

Дух мой – ладан, что вечно курится во мне.
Вечны распри кровавые в нашей стране.
Ты далеко ли, близко ль бываешь от нас.
Мы сражаем друг друга, а ты – в стороне.

9

Если нет с тобой дружбы – темно впереди.
Скорбно сердце без дружбы томится в груди,
Два-три мига, что в жизни нам свыше даны,
Бессердечный, попробуй, один проведи!

10

Лик твой – словно луна, что подъята в зенит,
И лучи ее – кудри вдоль нежных ланит,
А на лике сияющем темный пушок –
Словно краска, что прелесть от сглаза хранит.

11

Что ни пить, но вино мне любезней всего.
Чистый ток его – помни! – любезней всего.
Мир – разрушенный дом. Полусонным мечтать
В той руине огромной любезней всего!


Джалаладдии Руми
Об авторе
Джалаладдии Руми (1207–1272) – величайший суфийский поэт Ирана. Его предки происходили из Балха. Руми написал шеститомное произведение в форме маснави, где для иллюстрации философских идей суфизма автор приводит басни и притчи фольклорного нропохождения. Газели Руми отличаются богатством музыкального рисунка и искренностью выраженных чувств.
Стихи
Из «Маснави»
Песня флейты
Перевод В. Державина

Прислушайся к голосу флейты – о чем она,
плача, скорбит.
О горестях вечной разлуки, о горечи прошлых
обид:
«Когда с камышового поля был срезан мой
ствол пастухом,
Все стоны и слезы влюбленных слились и откликнулись в нем.
К устам, искривленным страданьем, хочу я всегда припадать,
Чтоб вечную жажду свиданья всем скорбным сердцам передать.
В чужбине холодной и дальней, садясь у чужого огня,
Тоскует изгнанник печальный и ждет возвращения дня.
Звучит мой напев заунывный в собраны! случайных гостей,
Равно для беспечно-счастливых, равно и для грустных людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93