Довольно и победы над драконом».
Ответил царь: «Эй, наглый раб тщеты!
Что завтра будет, сам увидишь ты.
В петлю я эту ведьму взять сумею,
Хребет у ведьмы я сломать сумею!
Бог укрепит в моей деснице меч –
И голова слетит у Гули с плеч!»
…Вот красные надело одеянья
И закатилось солнце мирозданья.
Царь поднял войско, снарядил обоз,
Повел людей в поход при свете звезд.
Шли ночь… И вот уж над земной чертой
Блеснул им шлем рассвета золотой.
Когда Овен, как яхонт, засветился,
Дол, как весна, смеющийся открылся.
В поход Исфандиар сбираться стал.
Сосуд вина и золотой фиал,
Тамбур сереброструнный взял с собою,
Готовясь будто к пиру, а не к бою.
Сел на коня и въехал, словно в рай,
В благословенный и цветущий край.
Тюльпанами лужайки красовались,
Деревья над ручьями наклонялись.
В зеленой чаще он сошел с коня,
Где по камням родник бежал, звеня.
Он сел и чашу осушил сначала.
Когда же сердце в нем возликовало
И пламя потекло в его крови,
Под свой тамбур запел он о любви.
Так пел Исфандиар-мироискатель:
«Отрады мирной не дал мне создатель!
Всю жизнь в походе я, всю жизнь в боях.
Львы и драконы на моих путях.
Одни труды – ни радости, ни холи,
И от любви и счастья нет мне доли!
Пусть утолит мне сердце вечный свод,
Пусть мне подругу милую пошлет!»
Из чащи ведьма песню услыхала
И видом как цветок весенний стала.
Сказала: «В сети мне попался лев.
Желанье счастья в сердце, а не гнев».
Под чарами пленительной личины
Сокрыв свой облик мерзкий и морщины,
Она тюрчанкой стала, скажешь ты,
В сиянии волшебной красоты.
Стан – кипарис; как мускус, черен волос;
Лицо, как солнце; птичье пенье – голос.
Ланиты, грудь – цветущая весна.
Внезапно вышла к витязю она.
Увидев пери, шедшую из чащи,
Он громче заиграл, запел он слаще.
Он пел: «О вечный, правосудный бог!
Ты сам – в горах, в пустынях мне помог.
Я пел о пери, я взывал о милой,
О счастье в жизни трудной и унылой.
И ты открыл мне милосердья дверь,
Ты гурию мне въявь послал теперь».
Он чашу налил ей вином старинным,
И нежный лик ее зардел рубином.
Но у него, – что ведьма не ждала, –
С собою цепь заветная была.
Пророк Зардушт, Гуштаспа одаряя,
Цепь эту вынес из пределов рая.
Цепь из небесной стали, как аркан,
Стянул на шее ведьмы Руинтан.
Внезапно ведьма львом оборотилась.
За меч он взялся, помня божью милость,
И так сказал: «Хоть гору сокруши –
Ты безопасна для моей души.
Хоть тигром зарычи, хоть пой по-птичьи,
Вот меч – явись мне в подлинном обличье».
Глядит – старуха мерзкая в цепях,
С лицом, как сажа, в белых сединах.
Мечом взмахнул он, ведьму обезглавил,
Траву и меч кабульский окровавил.
Едва он ведьму замертво поверг,
Как в полночь ясный небосвод померк.
Завыла буря, туча навалила
И черной тенью ясный день затмила.
Сел муж в седло, на стременах привстал
И, словно гром ревущий, закричал.
Вновь посветлело, и Пшутан явился
И делу пахлавана удивился.
«О достославный шах! – воскликнул он. –
Что пред тобою – ведьма, лев иль слон?
Будь вечно счастлив, радуйся, живи!
Весь мир нуждается в твоей любви!»
Огонь рвался из темени Гургсара
При вести о делах Исфандиара.

Пятый подвиг
Исфандиар убивает Симурга

И преклонился пред лицом творца
Носитель славный фарра и венца.
В той чаще он шатер велел разбить
И скатерть золотую расстелить.
И старшему из стражников суровых
Сказал: «Веди заложника в оковах!»
Угрюмого, с поникшей головой
Гургсара царь увидел пред собой.
Вина велел открыть источник красный.
Три чаши выпил вновь Гургсар злосчастный.
Сказал Исфандиар: «Ну, кознодей,
Взгляни, что стало с ведьмою твоей!
Ты видишь – голова ее чернеет
На дереве? А ведь она умеет, –
Ты говорил мне, – светлый день затмить,
Пустыню может в море превратить…
Скажи: какое завтра чудо встречу,
С каким врагом готовиться на сечу?»
И встал Гургсар, отдав царю поклон,
И отвечал: «Эй, ярый в битве слон!
Бой предстоит тебе – былых труднее,
Врага ты встретишь всех иных грознее.
Увидишь гору в тучах и во мгле
И чудо-птицу на крутой скале.
Симург та птица, а земной молвою
Наречена «Летающей горою».
Слона увидит – закогтит слона,
Акул берет из волн морских она;
Возьмет добычу – унесет за тучи.
Что ведьма перед птицею могучей?!
По воле всемогущего творца
Есть у Симурга сильных два птенца.
Когда они распахивают крылья,
Тускнеет солнце, мир лежит в бессилье.
Опомнись, царь! Помысли о добре!
И не стремись к Симургу и горе!»
А царь: «Своей стрелой копьеподобной
Крыло к крылу пришью у птицы злобной!
И завтра утром сам увидишь ты,
Как я Симурга сброшу с высоты».
Когда блистающее солнце скрылось
И ночь над миром темная сгустилась,
Исфандиар, раздумием объят,
Велел готовить боевой снаряд,
Повел войска в безвестные просторы.
А на рассвете показались горы
С вершиною заоблачной вдали.
И солнце обновило лик земли.
И царь Пшутану с войском быть велел,
А сам опять в сундук железный сел.
В повозке, ощетиненной мечами,
Лихими увлекаемый конями,
Вздымая тучу пыли, мчался он
Туда, где подымался горный склон.
Повозка стала под скалою дикой.
Единоборства воин ждал великий.
Когда Симург повозку увидал,
Карнаи, клики войска услыхал,
Он к небу взмыл, как туча грозовая,
Громадой крыльев солнце закрывая.
Как барс на олененка, скажешь ты,
Напал он на повозку с высоты.
И грудь Симурга те мечи пронзили,
И крови бурные ключи забили.
Изранил крылья исполин и стих,
Лишились мощи когти лап кривых.
Над склоном, от крови его багровым,
Птенцы взлетели с клекотом громовым.
Кружили с криком горестным, темня
Огромными крылами солнце дня.
Симург о те мечи себя изжалил,
Коней, сундук, повозку кровью залил.
Встал Руинтан, сидевший в сундуке,
Сверкающий булат в его руке.
С мечом на птицу дивную напал он,
И изрубил ее, и искромсал он.
И, отойдя, простерся на земле
Пред богом, что помог в добре и зле.
Он говорил: «О вечный, правосудный,
Ты дал мне мощь и доблесть в битве трудной!
Развеял злые чары на ветру,
Стезею правды вел меня к добру!»
И вот карнаи медные взревели,
Войска с Пшутаном к месту подоспели.
Широкий склон горы Симург покрыл
Громадой мертвой распростертых крыл.
Под перьями земли не видно было.
А кровь, струясь, долину обагрила…
И – весь в крови – предстал войскам своим
Могучий воин, цел и невредим.
И восхвалили подвиг Руйнтана
Вожди, князья и всадники Ирана.
Когда Гургсар услышал весть о том,
Что мертв Симург, изрубленный мечом,
Лицо от ненависти побледнело,
В груди его отчаянье кипело.
На отдых стать велел счастливый шах.
Всем войском сели пировать в шатрах.
Шелками, солнца утреннего краше,
Украсились, подать велели чаши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93