— сказала она, болтая полными ножками. — Прямо как маленький. Глаз нельзя с них спускать.
— Ну, ты уж слишком, Тоня, дрожишь над ним. На таком солнце, как здесь, не опасно, хоть целый день.
— Кому не опасно, а кому… — Тоня запнулась. — Ты не представляешь, Марта, сколько у меня забот. В прошлом, нет, позапрошлом году меня звали на студию «Интерлинг-радио», им позарез был нужен мой голос, но разве я могу пойти? Мои просто пропадут без меня. Как ты думаешь, Инна счастлива?
— Да, — сказала Марта, с трудом поспевавшая за Тониными переключениями. — Безусловно.
— Мам, я уже сухая, — заныла Лиза. — Мы все высохли, разреши нам поиграть.
— Только не бегайте, как угорелые, — разрешила Тоня. И снова обратилась к Марте: — Я бы не могла так, как она.
— Как кто?
— Инна. Она же в полном подчинении у Ильи.
— Ну нет. Может, так было раньше, но теперь у них по-другому. Илья очень переменился.
— А почему она полетела с ним в Таллин? Ей же не хотелось, а он только сделал вот так, — Тоня поджала губы, — и она сразу согласилась.
— Ей действительно не хотелось, но полетела она не потому, что Илья поджал губу. Ее пригласили в какой-то тамошний институт для консультации. Инна ведь крупный микробиолог, и когда Илья звонил в Таллин по своим делам, там узнали, что Инна на Аландах, и попросили ее приехать на неделю. Вот и все.
— А я не заметила, чтобы Илья переменился. Скажу тебе. Марта, по правде: мне он никогда не нравился. Уж очень насмешлив.
— Его многие за это не любят. Но он не злой, а за последнее время и вспыльчивость его приугасла. Люди же меняются с возрастом.
— Меняются, это верно.
Тоня снова поднялась на скалу и убедилась, что Заостровцев с Морозовым перебрались в тень.
— Странное какое судно, — сказала она, глядя в юго-восточном направлении. — Похоже на швейную машину. Что они там делают?
— Поднимают подводную лодку.
— Подводную лодку?
— Витька обнаружил ее на дне. Бог знает, сколько она там пролежала, наверно, со второй мировой войны.
— А-а. — Тоня сделала упражнение для мышц живота, потом спустилась к Марте. — Не понимаю, как ты можешь ходить по камням босиком, — сказала она. — Ну, что такое, Галя?
Одна из близняшек бежала к ней с плачем.
— Я же говорила, что этим кончится. — Тоня поставила девочку между колен, вытерла ей слезы. — Ты упала? Нет? Так что же случилось?
Галя жалобно всхлипывала и не отвечала. Тут выступил вперед Витька.
— Я щелкнул ее по носу, — сказал он.
Марта потребовала объяснений, но Витька не пожелал входить в детали, упрямо молчал. Вдруг Галя заговорила плачущим голосом:
— Он первый начал… он сказал, я толстая и поэтому мне трудно прыгать вверх… а я сказала, ты на себя посмотри… а он говорит, первый раз вижу таких толстух, а я сказала… я сказала, ты вантарик …
— Что, что? — спросила Марта. — Вантарик? Это что еще за слово?
Но Галя опять залилась слезами. Лиза с некоторой снисходительностью объяснила:
— Вантарик — это так говорят, если про родителей в газетах пишут и по теле показывают, а он задается.
Марта переглянулась с Тоней.
— Как тебе не стыдно, — сказала она Витьке, — на девочку руку поднимать?
— Я не поднимал руку, — сухо ответил Витька. — Я ее щелкнул. Не больно, чуть-чуть.
— Да-а, не бо-ольно! — крикнула сквозь слезы Галя.
Мощные магниты спасательного судна приподняли подводную лодку над грунтом. Растревоженный ил расползся гигантским облаком, непроглядной мутью окутал лодку. С судна сбросили виброшашки, вокруг них заклубился ил, собираясь в плотные шары и оседая на дно под собственной тяжестью. Лодка все более отчетливо проступала из глубинной мглы на экране в операторской рубке. Вихри воды смывали с ее корпуса вековые наносы.
— «Щука», — сказал старший оператор.
— То есть как — щука? — спросил Морозов.
Он сидел в рубке, не сводя с экрана любопытного взгляда: первый раз он видел, как работают спасатели. Рядом сидел Володя Заостровцев, узколицый, невозмутимый, несколько сонный на вид. Над плечом Морозова жарко дышал Витька. В стороне стоял, скрестив на груди бронзовые руки и прислонясь к переборке, Свен. Это по его просьбе спасатели пустили посторонних в операторскую рубку.
— «Щука» — так называли советские подводные лодки типа «Щ», — объяснил старший оператор, немолодой человек со старомодными вислыми усами. — Великую Отечественную войну по курсу истории проходили?
— Конечно, — сказал Морозов. — Сороковые годы прошлого века.
Старший оператор увеличил изображение, внимательно осмотрел корпус лодки. Теперь стали видны рваные пробоины и разошедшиеся швы в носовой части, полуразрушенная боевая рубка. Пушка позади рубки была задрана почти вертикально.
— Сейчас мы ее маленько подлатаем, — сказал старший и проделал серию манипуляций на приборной доске.
Некоторое время старший молча работал. Потом, когда красные волчки ушли вверх, он повернулся в крутящемся кресле к зрителям.
— Ну вот, заклеили дырки. В военном отделе Музея истории есть уже несколько поднятых субмарин той эпохи, что ж, добавим еще одну. Может, по архивам восстановят ее номер и фамилии экипажа. Иногда удается это сделать.
Морозов сказал:
— Один из моих предков был военным моряком и погиб в ту войну на Балтике.
— Он был подводником?
— Точно не знаю. — Морозов подумал, что следовало бы знать точно.
— Почему «Щука» утонула? — раздался напряженный Витькин голос.
— Она погибла в бою, — сказал старший оператор и потеребил свой ус. — По ней стреляли из артиллерии и бомбили с воздуха. Вон как разворотили рубку. А носовую пушку и вовсе снесло взрывом. У нас в Таллине есть специалисты по истории флота, они разберутся. Мое дело — поднять и доставить.
— Они узнают все про этот бой? — спросил Витька.
— Нет. Просто установят причину гибели. Все узнать невозможно. Никто не знает, как гибли подводники.
И тут Витька насел на старшего. В школе они еще не добрались до истории двадцатого века, представление о тогдашних войнах, потрясавших земной шар, у Витьки было смутное. Он смотрел старшему в рот. И он узнал, как в грозные сороковые годы из блокированного, голодного Ленинграда и Кронштадта уходили в море подводные лодки. Как они прорывались сквозь барьеры из десятков тысяч мин и противолодочных сетей — барьеры, перегородившие Финский залив, — и топили фашистские корабли по всей Балтике. И каких нечеловеческих мук, какого неслыханного героизма требовал каждый такой поход.
Жадное Витькино любопытство далеко еще не было удовлетворено, когда вдруг в разговор вмешался Заостровцев. Этого интересовало другое: двигатели, стоявшие на субмаринах тех времен, емкость аккумуляторных батарей, система погружения и всплытия. Старший терпеливо отвечал — на те вопросы, на которые мог ответить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Ну, ты уж слишком, Тоня, дрожишь над ним. На таком солнце, как здесь, не опасно, хоть целый день.
— Кому не опасно, а кому… — Тоня запнулась. — Ты не представляешь, Марта, сколько у меня забот. В прошлом, нет, позапрошлом году меня звали на студию «Интерлинг-радио», им позарез был нужен мой голос, но разве я могу пойти? Мои просто пропадут без меня. Как ты думаешь, Инна счастлива?
— Да, — сказала Марта, с трудом поспевавшая за Тониными переключениями. — Безусловно.
— Мам, я уже сухая, — заныла Лиза. — Мы все высохли, разреши нам поиграть.
— Только не бегайте, как угорелые, — разрешила Тоня. И снова обратилась к Марте: — Я бы не могла так, как она.
— Как кто?
— Инна. Она же в полном подчинении у Ильи.
— Ну нет. Может, так было раньше, но теперь у них по-другому. Илья очень переменился.
— А почему она полетела с ним в Таллин? Ей же не хотелось, а он только сделал вот так, — Тоня поджала губы, — и она сразу согласилась.
— Ей действительно не хотелось, но полетела она не потому, что Илья поджал губу. Ее пригласили в какой-то тамошний институт для консультации. Инна ведь крупный микробиолог, и когда Илья звонил в Таллин по своим делам, там узнали, что Инна на Аландах, и попросили ее приехать на неделю. Вот и все.
— А я не заметила, чтобы Илья переменился. Скажу тебе. Марта, по правде: мне он никогда не нравился. Уж очень насмешлив.
— Его многие за это не любят. Но он не злой, а за последнее время и вспыльчивость его приугасла. Люди же меняются с возрастом.
— Меняются, это верно.
Тоня снова поднялась на скалу и убедилась, что Заостровцев с Морозовым перебрались в тень.
— Странное какое судно, — сказала она, глядя в юго-восточном направлении. — Похоже на швейную машину. Что они там делают?
— Поднимают подводную лодку.
— Подводную лодку?
— Витька обнаружил ее на дне. Бог знает, сколько она там пролежала, наверно, со второй мировой войны.
— А-а. — Тоня сделала упражнение для мышц живота, потом спустилась к Марте. — Не понимаю, как ты можешь ходить по камням босиком, — сказала она. — Ну, что такое, Галя?
Одна из близняшек бежала к ней с плачем.
— Я же говорила, что этим кончится. — Тоня поставила девочку между колен, вытерла ей слезы. — Ты упала? Нет? Так что же случилось?
Галя жалобно всхлипывала и не отвечала. Тут выступил вперед Витька.
— Я щелкнул ее по носу, — сказал он.
Марта потребовала объяснений, но Витька не пожелал входить в детали, упрямо молчал. Вдруг Галя заговорила плачущим голосом:
— Он первый начал… он сказал, я толстая и поэтому мне трудно прыгать вверх… а я сказала, ты на себя посмотри… а он говорит, первый раз вижу таких толстух, а я сказала… я сказала, ты вантарик …
— Что, что? — спросила Марта. — Вантарик? Это что еще за слово?
Но Галя опять залилась слезами. Лиза с некоторой снисходительностью объяснила:
— Вантарик — это так говорят, если про родителей в газетах пишут и по теле показывают, а он задается.
Марта переглянулась с Тоней.
— Как тебе не стыдно, — сказала она Витьке, — на девочку руку поднимать?
— Я не поднимал руку, — сухо ответил Витька. — Я ее щелкнул. Не больно, чуть-чуть.
— Да-а, не бо-ольно! — крикнула сквозь слезы Галя.
Мощные магниты спасательного судна приподняли подводную лодку над грунтом. Растревоженный ил расползся гигантским облаком, непроглядной мутью окутал лодку. С судна сбросили виброшашки, вокруг них заклубился ил, собираясь в плотные шары и оседая на дно под собственной тяжестью. Лодка все более отчетливо проступала из глубинной мглы на экране в операторской рубке. Вихри воды смывали с ее корпуса вековые наносы.
— «Щука», — сказал старший оператор.
— То есть как — щука? — спросил Морозов.
Он сидел в рубке, не сводя с экрана любопытного взгляда: первый раз он видел, как работают спасатели. Рядом сидел Володя Заостровцев, узколицый, невозмутимый, несколько сонный на вид. Над плечом Морозова жарко дышал Витька. В стороне стоял, скрестив на груди бронзовые руки и прислонясь к переборке, Свен. Это по его просьбе спасатели пустили посторонних в операторскую рубку.
— «Щука» — так называли советские подводные лодки типа «Щ», — объяснил старший оператор, немолодой человек со старомодными вислыми усами. — Великую Отечественную войну по курсу истории проходили?
— Конечно, — сказал Морозов. — Сороковые годы прошлого века.
Старший оператор увеличил изображение, внимательно осмотрел корпус лодки. Теперь стали видны рваные пробоины и разошедшиеся швы в носовой части, полуразрушенная боевая рубка. Пушка позади рубки была задрана почти вертикально.
— Сейчас мы ее маленько подлатаем, — сказал старший и проделал серию манипуляций на приборной доске.
Некоторое время старший молча работал. Потом, когда красные волчки ушли вверх, он повернулся в крутящемся кресле к зрителям.
— Ну вот, заклеили дырки. В военном отделе Музея истории есть уже несколько поднятых субмарин той эпохи, что ж, добавим еще одну. Может, по архивам восстановят ее номер и фамилии экипажа. Иногда удается это сделать.
Морозов сказал:
— Один из моих предков был военным моряком и погиб в ту войну на Балтике.
— Он был подводником?
— Точно не знаю. — Морозов подумал, что следовало бы знать точно.
— Почему «Щука» утонула? — раздался напряженный Витькин голос.
— Она погибла в бою, — сказал старший оператор и потеребил свой ус. — По ней стреляли из артиллерии и бомбили с воздуха. Вон как разворотили рубку. А носовую пушку и вовсе снесло взрывом. У нас в Таллине есть специалисты по истории флота, они разберутся. Мое дело — поднять и доставить.
— Они узнают все про этот бой? — спросил Витька.
— Нет. Просто установят причину гибели. Все узнать невозможно. Никто не знает, как гибли подводники.
И тут Витька насел на старшего. В школе они еще не добрались до истории двадцатого века, представление о тогдашних войнах, потрясавших земной шар, у Витьки было смутное. Он смотрел старшему в рот. И он узнал, как в грозные сороковые годы из блокированного, голодного Ленинграда и Кронштадта уходили в море подводные лодки. Как они прорывались сквозь барьеры из десятков тысяч мин и противолодочных сетей — барьеры, перегородившие Финский залив, — и топили фашистские корабли по всей Балтике. И каких нечеловеческих мук, какого неслыханного героизма требовал каждый такой поход.
Жадное Витькино любопытство далеко еще не было удовлетворено, когда вдруг в разговор вмешался Заостровцев. Этого интересовало другое: двигатели, стоявшие на субмаринах тех времен, емкость аккумуляторных батарей, система погружения и всплытия. Старший терпеливо отвечал — на те вопросы, на которые мог ответить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75