Я.Жлобцова “Антигона”, которым театр “Бомбоубежище” планирует открытие осеннего сезона.”
Глава пятнадцатая
“Кислотная живопись” на заборах к весне выцвела, но еще не облезла окончательно. Город обвально нищал. Впереди маячило беспросветное лето. Аська с Вавилой внезапно развили какую-то бурную деятельность, в суть которой Сигизмунд даже и не хотел вникать. Вика часами беседовала то с благостной растолстевшей Лантхильдой, то с хитроватым скалксом, что-то до ночи писала в блокноте, сидя на кухне и неумеренно потребляя кофе. Вамба смотрел телевизор и, поскольку Вавила в основном отирался у Аськи, приставал к Сигизмунду с диалогами: “Сигисмундс! Давай руска усит!”
Наталья больше не звонила. В этом тоже слышался зловещий отзвук.
Денег не было. Жить с каждым днем становилось все труднее. А тусовка развлекается себе и в ус не дует.
Наконец, в один прекрасный день, Сигизмунд взорвался. Наорал на Аську, на Вику, вообще на всю эту зажравшуюся, отупевшую, обленившуюся компанию. Мол, не намерен он больше терпеть на своей шее паразитов. Что они думают — нанялся он, С.Б.Морж, с бездельниками нянчиться? И чтоб катились отсюда Аська с Вавилой и лукавым рабом к едрене матери! И Викторию могут прихватить. С ее блокнотами, диктофоном, диалогами и дурацкими затеями.
Аська слушала, противу ожиданий, не возмущаясь. Сказала только сочувственно:
— Ладно, Моржик, мы пошли. Позвони, когда в норму придешь. А то я сама позвоню.
— И чтоб духу!.. — ярился им вслед Сигизмунд.
Лантхильда выплыла, пронаблюдала с некоторым злорадством.
Дверь захлопнулась. С лестницы донеслось разудалое хоровое пение:
— Ми парни бравии, бравии, бравии! И соб не глазили девсонки нас кудравии ми перет вилетом есе!!!
Грохнула парадная. Голоса, слабея, удалились по двору.
Лантхильда плавно повернулась к Сигизмунду и повела сладкие речи. Вот и хорошо, заворковала она, вот и славненько; годс, одним словом — вери-вери годс. Без бади-тивьос куда лучше. И хорошо, что ушли бади-тивьос. И преотлично. А уж она-то, Лантхильдочка, будет за Сигисмундсом ходить как за ба-арином. Уж она-то его всхолит-взлелеет. И то вдуматься. На хрена нам с тобой, свет-махта-харьюшка, какие-то вздорные бади-тивьос? Одна морока… И жрут-обжирают. А нам надо для ребеночка…
Вот только сходит она, Лантхильдочка, вздремнет часок-другой — и к фидвор-фоньос, готовить обедик…
Сигизмунд напялил ватник и яростно отправился в гараж. Чинить кормилицу. Что-то в последние дни стук какой-то подозрительный в “копейке” слышится.
Возился долго, с остервенением. Вдруг почудилось что-то неладное в гараже. Обтер руки ветошью и вдруг замер: почудилось или на самом деле легонько понесло падалью? Попринюхивался. Нет, показалось. В гараже успокаивающе пахло бензином, маслом — всем тем, чем пахнет в гаражах. Дедова адская машина спала.
Минут через десять снова ощутил вонь. Тончайшая волна — пронеслась мимо носа и расточилась. М-да. А что будет, если начать мыть голову шампунем с глюкасилом? Аськин голос назойливо зазудел в ушах: “Глюкасил проникает глубоко-о… Глюкасил становится частью структуры воло-ос… И мозго-ов, Морж, тоже-е… Бо-ойся, Морж, глюкасила!”
Отмахнувшись от лишних мыслей, Сигизмунд закрыл гараж и пошел домой.
Жизнь в эти дни представлялась Сигизмунду большим ботовским болотом.
* * *
День Победы традиционно отмечали всей семьей. Пока жив был дед — устраивали грандиозные застолья, приглашали всех родственников. После смерти деда традиция еще держалась какое-то время. Лет десять приезжала тетя Аня с малолетним Генкой. Затем как-то ездить перестала. Отпал и Генка — балбес. Потом уже, когда Сигизмунд начал жить отдельно, все равно в этот день приезжал к родителям. По первости — с Натальей, а в последние годы — без нее. Вероятно, в следующем году придется ехать с Лантхильдой, коль скоро Сигизмунд на ней женился.
В голове нарисовалась дурацкая картинка: двадцать первый век, престарелые родители. Сигизмунд с обеими женами и двумя сыновьями навещает стариков на Девятое мая. Причем ближайшими родственниками сигизмундовых сынков является не сам Сигизмунд, а “скурины” Сигизмунда. У Натальи — виртуальный, а у Лантхильды — вполне реальный Вамба.
Интересно, войдет ли дядя Женя в клан Стрыйковских? Вот бы смеху было!.. Любопытно, как бы Аспид на такого родовича посмотрел?
Мысли не случайно приняли такое направление. День с самого утра вошел в тональность “хэви”-абсурда. Нелегкая дернула Сигизмунда объяснять вандалам, что такое есть для советского человека День Победы.
Как ни странно, и Лантхильда, и Вамба поняли это с полуслова. Вамба страшно оживился. Рассказал о великой победе, которую одержал Лиутар, сын Эрзариха. Потом еще про Эрзариха рассказывать порывался, в словах обильно путаясь. Затем с жарким интересом спросил: а над кем победу-то одержали? С кем бились?
Насчет Аспида Вамба придерживался такой теории: Аспид — мало того, что верховный жрец злого и могущественного Анахрона, так еще и великий воин. Это встречало у Вамбы полное понимание и одобрение. Главным победителем злого вождя Гитлера Сигизмунд назвал маршала Жукова.
— Зуков — годс, — соглашался Вамба. — Гитлер — хво?
— Главный фашист.
Вамба призадумался. Потом решил уточнить:
— Фаскист — кто? Тьюда?
Деваться было некуда. Вамба бил в самую точку — спрашивал о племени.
— Немцы! — решился Сигизмунд. Будь что будет. Теперь придется объяснять, кто такие немцы.
И точно. Вопрос не замедлил.
— Немтсы — хво? — продолжал въедаться дотошный скурин.
— Немцы-то? — Сигизмунд возвел очи горе. А потом строго посмотрел на Вамбу — как ветеран на пионера во время “урока мужества”. — Немцы-то? — повторил он со снисходительно-поучающей интонацией. — Я тебе скажу, товарищ дорогой, хво такие немтсы. Вандалы! Готы! Эти ваши… тормозные… гепиды, во!
А про себя подивился: вот ведь поднатаскался!
— Вандалы? — изумился Вамба. — Виндильос? — И глаза серые выкатил. — Виндильос нэй немтсы! Виндильос… — Он мучительно задумался, сжал кулаки. — Виндильос, этта… Виндильос! Нэй немтсы!
— Да ты что! — завелся Сигизмунд. — Ты мне тут еще повкручивай! Вандалы — самые-то немцы и были! Они тут такой вандализм в сорок первом году развели! Где Янтарная комната? Молчишь, немчура? Не знаешь? То-то!
— Нет, Сигисмундс, годи. То асдингс! Йаа! Асдингс! Ми — силингс! Даа, ми — силингс! Асдингс — сами-сами немтсы, Вамба — знат! Антарна комната — асдингс списдил! Йаа, они — йа…
Обнаруживая в сбивчивой и многословной речи уроки как Вики, так и Аськи, Вамба принялся объяснять Сигизмунду, что их вождь, Лиутар, с роски не воевал. И Эрзарих — не воевал. Геберих, может быть, воевал? Аттила Валамир должен это знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Глава пятнадцатая
“Кислотная живопись” на заборах к весне выцвела, но еще не облезла окончательно. Город обвально нищал. Впереди маячило беспросветное лето. Аська с Вавилой внезапно развили какую-то бурную деятельность, в суть которой Сигизмунд даже и не хотел вникать. Вика часами беседовала то с благостной растолстевшей Лантхильдой, то с хитроватым скалксом, что-то до ночи писала в блокноте, сидя на кухне и неумеренно потребляя кофе. Вамба смотрел телевизор и, поскольку Вавила в основном отирался у Аськи, приставал к Сигизмунду с диалогами: “Сигисмундс! Давай руска усит!”
Наталья больше не звонила. В этом тоже слышался зловещий отзвук.
Денег не было. Жить с каждым днем становилось все труднее. А тусовка развлекается себе и в ус не дует.
Наконец, в один прекрасный день, Сигизмунд взорвался. Наорал на Аську, на Вику, вообще на всю эту зажравшуюся, отупевшую, обленившуюся компанию. Мол, не намерен он больше терпеть на своей шее паразитов. Что они думают — нанялся он, С.Б.Морж, с бездельниками нянчиться? И чтоб катились отсюда Аська с Вавилой и лукавым рабом к едрене матери! И Викторию могут прихватить. С ее блокнотами, диктофоном, диалогами и дурацкими затеями.
Аська слушала, противу ожиданий, не возмущаясь. Сказала только сочувственно:
— Ладно, Моржик, мы пошли. Позвони, когда в норму придешь. А то я сама позвоню.
— И чтоб духу!.. — ярился им вслед Сигизмунд.
Лантхильда выплыла, пронаблюдала с некоторым злорадством.
Дверь захлопнулась. С лестницы донеслось разудалое хоровое пение:
— Ми парни бравии, бравии, бравии! И соб не глазили девсонки нас кудравии ми перет вилетом есе!!!
Грохнула парадная. Голоса, слабея, удалились по двору.
Лантхильда плавно повернулась к Сигизмунду и повела сладкие речи. Вот и хорошо, заворковала она, вот и славненько; годс, одним словом — вери-вери годс. Без бади-тивьос куда лучше. И хорошо, что ушли бади-тивьос. И преотлично. А уж она-то, Лантхильдочка, будет за Сигисмундсом ходить как за ба-арином. Уж она-то его всхолит-взлелеет. И то вдуматься. На хрена нам с тобой, свет-махта-харьюшка, какие-то вздорные бади-тивьос? Одна морока… И жрут-обжирают. А нам надо для ребеночка…
Вот только сходит она, Лантхильдочка, вздремнет часок-другой — и к фидвор-фоньос, готовить обедик…
Сигизмунд напялил ватник и яростно отправился в гараж. Чинить кормилицу. Что-то в последние дни стук какой-то подозрительный в “копейке” слышится.
Возился долго, с остервенением. Вдруг почудилось что-то неладное в гараже. Обтер руки ветошью и вдруг замер: почудилось или на самом деле легонько понесло падалью? Попринюхивался. Нет, показалось. В гараже успокаивающе пахло бензином, маслом — всем тем, чем пахнет в гаражах. Дедова адская машина спала.
Минут через десять снова ощутил вонь. Тончайшая волна — пронеслась мимо носа и расточилась. М-да. А что будет, если начать мыть голову шампунем с глюкасилом? Аськин голос назойливо зазудел в ушах: “Глюкасил проникает глубоко-о… Глюкасил становится частью структуры воло-ос… И мозго-ов, Морж, тоже-е… Бо-ойся, Морж, глюкасила!”
Отмахнувшись от лишних мыслей, Сигизмунд закрыл гараж и пошел домой.
Жизнь в эти дни представлялась Сигизмунду большим ботовским болотом.
* * *
День Победы традиционно отмечали всей семьей. Пока жив был дед — устраивали грандиозные застолья, приглашали всех родственников. После смерти деда традиция еще держалась какое-то время. Лет десять приезжала тетя Аня с малолетним Генкой. Затем как-то ездить перестала. Отпал и Генка — балбес. Потом уже, когда Сигизмунд начал жить отдельно, все равно в этот день приезжал к родителям. По первости — с Натальей, а в последние годы — без нее. Вероятно, в следующем году придется ехать с Лантхильдой, коль скоро Сигизмунд на ней женился.
В голове нарисовалась дурацкая картинка: двадцать первый век, престарелые родители. Сигизмунд с обеими женами и двумя сыновьями навещает стариков на Девятое мая. Причем ближайшими родственниками сигизмундовых сынков является не сам Сигизмунд, а “скурины” Сигизмунда. У Натальи — виртуальный, а у Лантхильды — вполне реальный Вамба.
Интересно, войдет ли дядя Женя в клан Стрыйковских? Вот бы смеху было!.. Любопытно, как бы Аспид на такого родовича посмотрел?
Мысли не случайно приняли такое направление. День с самого утра вошел в тональность “хэви”-абсурда. Нелегкая дернула Сигизмунда объяснять вандалам, что такое есть для советского человека День Победы.
Как ни странно, и Лантхильда, и Вамба поняли это с полуслова. Вамба страшно оживился. Рассказал о великой победе, которую одержал Лиутар, сын Эрзариха. Потом еще про Эрзариха рассказывать порывался, в словах обильно путаясь. Затем с жарким интересом спросил: а над кем победу-то одержали? С кем бились?
Насчет Аспида Вамба придерживался такой теории: Аспид — мало того, что верховный жрец злого и могущественного Анахрона, так еще и великий воин. Это встречало у Вамбы полное понимание и одобрение. Главным победителем злого вождя Гитлера Сигизмунд назвал маршала Жукова.
— Зуков — годс, — соглашался Вамба. — Гитлер — хво?
— Главный фашист.
Вамба призадумался. Потом решил уточнить:
— Фаскист — кто? Тьюда?
Деваться было некуда. Вамба бил в самую точку — спрашивал о племени.
— Немцы! — решился Сигизмунд. Будь что будет. Теперь придется объяснять, кто такие немцы.
И точно. Вопрос не замедлил.
— Немтсы — хво? — продолжал въедаться дотошный скурин.
— Немцы-то? — Сигизмунд возвел очи горе. А потом строго посмотрел на Вамбу — как ветеран на пионера во время “урока мужества”. — Немцы-то? — повторил он со снисходительно-поучающей интонацией. — Я тебе скажу, товарищ дорогой, хво такие немтсы. Вандалы! Готы! Эти ваши… тормозные… гепиды, во!
А про себя подивился: вот ведь поднатаскался!
— Вандалы? — изумился Вамба. — Виндильос? — И глаза серые выкатил. — Виндильос нэй немтсы! Виндильос… — Он мучительно задумался, сжал кулаки. — Виндильос, этта… Виндильос! Нэй немтсы!
— Да ты что! — завелся Сигизмунд. — Ты мне тут еще повкручивай! Вандалы — самые-то немцы и были! Они тут такой вандализм в сорок первом году развели! Где Янтарная комната? Молчишь, немчура? Не знаешь? То-то!
— Нет, Сигисмундс, годи. То асдингс! Йаа! Асдингс! Ми — силингс! Даа, ми — силингс! Асдингс — сами-сами немтсы, Вамба — знат! Антарна комната — асдингс списдил! Йаа, они — йа…
Обнаруживая в сбивчивой и многословной речи уроки как Вики, так и Аськи, Вамба принялся объяснять Сигизмунду, что их вождь, Лиутар, с роски не воевал. И Эрзарих — не воевал. Геберих, может быть, воевал? Аттила Валамир должен это знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118