Наконец самолет снова разогнался по чистой воде, выбирая направление, и взмыл в воздух.
На обратном пути остров огибали с западной стороны.
Глядя вниз, Ушаков мысленно намечал тропы своих будущих экспедиций.
Вот и знакомая бухта Роджерс, яранги, строящийся дом… Дом, в котором предстоит, быть может, провести не один год.
Глядя на приближающуюся галечную косу, Ушаков чувствовал, как в душе у него поднимается радость – он возвратился домой, к привычному месту, к знакомым и близким людям.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Нанехак с утра до вечера была в хлопотах: она наводила порядок в своем жилище, помогала русским, варила мясо, разделывала убитых животных, снимала жир с моржовой кожи, заполняла им деревянные бочки, расставленные вдоль стен яранги.
Обилие моржей и другого зверя радовало людей.
Нанехак чувствовала себя причастной к новой жизни, которая создавалась здесь, на этом острове. Она уже поняла, что прошлое безвозвратно ушло, а впереди их ждет нечто, пока незнакомое, но непременно хорошее и счастливое.
Взять хотя бы отношение к ним белых людей. Павлов, тот, конечно, не в счет – у него и жена эскимоска, и сам он говорил, что среди его предков были анадырские чуванцы, смешавшиеся с русскими казаками. Другим был и Старцев, странный мужчина, не вызывающий ни симпатии, ни уважения ни у русских, ни у эскимосов, с которыми он породнился. А эти, с парохода «Ставрополь», и вправду новые люди, особенно Ушаков. Его слова о том, что все принадлежит народу, не расходились с делом, хотя первое время кое-кому показалось, что это означает – бери все, что тебе нравится.
Раньше Нанехак никогда не задумывалась о жизни: прошел день – хорошо, завтра будет новый. Если вчерашний день они были сыты и на следующий осталось немного мяса и жира, это и вовсе счастье. Только иногда она ловила себя на мысли, что та, Первая Женщина, вышедшая замуж за Кита, ничем особенным от нее не отличалась, когда не отделяла себя от ветра, от облака, от камней, евражек и волка – от всей природы, с которой сливаешься в мгновения глубокой задумчивости. Тогда ноги как бы сами несут тебя, а глаза вбирают солнечное сияние, отражающееся от земли, от моря, облаков, от сверкающих струй тундрового потока.
В последнее время Нанехак все чаще спускалась на берег и неотрывно смотрела на летающую лодку.
И когда Ушаков предложил ей полететь, как хотелось, чтобы это не было шуткой! Она тотчас мысленно представила себя высоко в небе, словно воочию увидела огромное, необъятное пространство океана, и даже птицы, казалось, летали далеко внизу – будто ползали по земле. А может быть, он всерьез предлагал? Глаза его, конечно, смеялись, Нанехак видела это, а вот в словах насмешки не было. Наверное, если бы не подошел отец, Нанехак махнула бы на все рукой и полетела бы с этим удивительным русским.
И еще одно заметила Нанехак. Ушаков обладал большой властью, несмотря на свою молодость. И капитан «Ставрополя», и «кожаные люди», владеющие летающей лодкой, – все подчинялись ему. Казалось бы, такой могущественный человек мог бы не надрываться, не носить тяжести, не помогать плотникам, строящим дом, не ходить по ярангам, интересуясь нуждами каждой семьи… Но на все это у умилыка хватало и сил, и времени. А по вечерам он долго не ложился спать. По тени, отражающейся на белой стене палатки, было видно: он что-то пишет.
Едва Ушаков улетел на самолете, Нанехак отчего-то сильно забеспокоилась: вдруг с ним что-то случится, вдруг летающая лодка столкнется с большой птицей, упадет на землю… Правда, Нанехак еще не видела такой огромной птицы, она была только в ее воображении, перекочевав из волшебных, полных чудесных превращений древних сказаний.
Когда Ушаков вернулся живым и невредимым, Нанехак почувствовала себя такой счастливой, что даже сама удивилась. Она не удержалась и принесла ему в палатку сваренную моржовую печенку, которую умилык очень любил.
– Напрасно ты не полетела, – сказал тогда Ушаков. – Наверху было так красиво…
– А разве не боязно? – спросила Нанехак.
– Нисколько. Вот я, например, боюсь высоты. Когда залезаю на крышу дома, голова кружится, а на самолете – нет!
Нанехак недоверчиво посмотрела на русского: как может такой человек бояться высоты деревянного дома?
– А что ты видел сверху? – спросила Нанехак.
– Прежде всего, много моржей, – принялся рассказывать Ушаков. – На льдинах их столько, что они кажутся черными, я даже сначала подумал, что открыл новые острова.
– А сам остров красивый? – спросила вдруг Нанехак, Ушаков немного подумал и ответил:
– Красивый… И еще красивее он показался мне потому, что его наконец заселили люди, настоящие люди.
– Мы тоже радуемся, – вздохнула Нанехак. – Вот только Урилык не перестает сниться…
– Это естественно, – задумчиво проронил Ушаков. – Мне тоже иногда снится деревня, где я родился.
Выйдя из палатки умилыка, Нанехак еще долго стояла снаружи, прислушиваясь к музыке, доносящейся с освещенного электрическими огнями парохода, отдельному отрывистому лаю засыпающих собак, детскому плачу, кашлю, всем этим привычным звукам обжитого места. Но вместе с этим неотступно росла мысль и о том, что на новом, еще не до конца знакомом месте, таится много неожиданного, неведомого и непонятного.
Нанехак заметила, что женщины, которые в Урилыке в поисках съедобных корней и растений могли отлучаться далеко от селения, здесь осмеливались лишь отходить за пригорок, чтобы все время видеть яранги, строящийся дом и слышать людские голоса.
Иногда, когда на остров опускалась темная звездная ночь, Иерок вместе с другими стариками шел в тундру, неся с собой священные блюда, связки амулетов. Вместе с ними уходил Апар, и Нанехак с тревогой ожидала его. Возвращался он молчаливый, тихий и долго не мог заснуть, ворочаясь на оленьей шкуре.
Порой в селении возникали разговоры о том, как кто-то видел странного зверя, сияние за вздымающимися на горизонте вершинами гор. Но каждый раз Иерок пресекал разговоры очередным походом со священными дарами, объявляя наутро, что здешние духи благосклонно относятся к новоселам.
– Скажите, кто-нибудь из вас болеет? – спрашивал Иерок, если кто-то жаловался ему. – Или голоден?
Никто не болел и никто не голодал на острове, и время от времени в море выходили охотничьи байдары, чтобы пополнить запасы свежего мяса.
Торопились достроить деревянный дом, склады, чтобы укрыть продукты и снаряжение. Нанехак ходила по гулким, пустым комнатам деревянного здания и дивилась, как можно жить в таком неуюте, просторе, на дневном свету, льющемся сквозь застекленные окна. Клали печи, конопатили стены, настилали один пол на другой, прокладывали стены войлоком. Все это вызывало удивление и любопытство у эскимосов, помогающих строить дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85