— Еще бы! — отвечал тот.
— Я уверен, что у нас троих мысль общая!
— Как, вы это понимаете! — воскликнули оба охотника.
— Друзья ли мы теперь?
— Самые преданные! — подхватил Валентин.
— В таком случае наши предприятия и интересы должны слиться воедино, и потому нам не следует ничего скрывать друг от друга.
— Это и мое мнение, — сказал Валентин.
— И мое, — отвечал Бальюмер.
— Не хвастаясь, мы все трое изучили степи и леса в совершенстве. Нет индейской дьявольщины, которую бы мы не поняли сразу. Все коварство краснокожих нам давно известно, и мое мнение, что это ложные следы, оставленные с намерением. Индейцы слишком хитры и лукавы, чтобы не скрыть по возможности свой след, когда они с охоты возвращаются домой. Мне случалось видеть, как индейцы, отправляясь торговать в мексиканские города, тщательно заметали отпечаток своих ног. Я не знаю побудительной причины вашего присутствия в этом краю; не знаю, чего вы ожидаете от индейцев, хорошего или дурного, но я твердо убежден, что если ваше предприятие имеет враждебный характер против них, то эти следы оставлены с тем, чтобы вас сбить с толку.
— Я это подумал, — сказал Валентин, — и в свою очередь объяснюсь откровенно. Мы действительно предприняли экспедицию против краснокожих и торгашей янки; но нами все предосторожности приняты, и хитрости индейских лисиц не обманут нас.
— Мы хорошо знаем, что окружены неприятелем, и вот почему я вас хотел арестовать.
— Вы меня приняли за их лазутчика?
— Черт возьми… да!
— Что сказать против этого, — возразил, смеясь, Навая, — вы были вправе это сделать. Но позвольте, сеньоры, заметить вам, что, несмотря на благоразумие и бдительность, которыми вы хвастаетесь, вы поступаете очень легкомысленно.
— Каким образом?
— Для старых охотников вы слишком доверчивы, и я удивляюсь, как в продолжение разговора ни одна пуля не оцарапала вас. Мы представляем неприятелю отличную мишень: сидим на самом светлом месте и у входа в пещеры. Ребенок не промахнулся бы.
— Вы думаете? — спросил, смеясь, Валентин.
— Карай! Более — уверен.
— Ну, сеньор, — продолжал Валентин, — вы абсолютно ошибаетесь! Мы здесь в совершенной безопасности, и никто нас не может видеть.
— Ну, уж это слишком.
— Хотите удостовериться?
— Еще бы, это оригинально.
— Идите за мной!
Наши герои встали и направились к выходу.
— Не нагибайтесь вперед, — сказал Валентин. — Ночь светлая, что вы видите? Смотрите хорошенько.
— Я вижу небо, усеянное звездами, и более ничего.
— А деревья? скалы?
— Ничего более, — отвечал мексиканец, с напряженным вниманием смотря в темное пространство.
— Погодите! — Валентин поднял камень и бросил его из пещеры. Через несколько минут глубокой тишины он спросил: — Слышали вы что-нибудь?
— Нет, — отвечал мексиканец. Камень точно в бездонную пропасть упал.
— Нельзя сказать, чтобы в бездонную, но он все-таки упал на пять тысяч футов.
— Я вас не понимаю.
— Однако это очень просто. Вследствие наводнения, может быть несколько тысяч лет назад, эта гора была прорезана с нашей стороны не отвесно, как вы предполагаете, но в виде дуги, согнутый конец которой выдается в пространство, так что с места, где мы находимся, будет до пяти тысяч футов над равниной.
— Стало быть, это Воладеро?
— Положительно. Теперь вы не сомневаетесь в нашей безопасности?
— Карай! Я теперь понимаю, что с этой стороны никакой опасности нет. Но кроме этого окна ведь есть же вход в пещеру?
— Есть несколько, но они так расположены, что даже тонкое чутье этих чертей поставит их в тупик.
Разговаривая таким образом, они возвратились к огню.
— Вы, может быть, сеньоры, желали бы отдохнуть? — спросил Навая через несколько минут.
— Смотря по обстоятельствам, — отвечал Валентин.
— То есть как это?
— А вот как: предположим, что у нас есть важные дела, тогда мы и сон забудем, чтобы заняться ими; а если их нет, то, взяв в расчет ночное время, усталость от ходьбы, мы бы с удовольствием отдохнули и освежили бы свои силы для новых трудов к завтрашнему дню, — вот что я хотел сказать.
— Гм! — возразил мексиканец, — а мне бы хотелось поговорить с вами.
— С большим удовольствием, сеньор, мы готовы разговаривать с вами.
— Но я не желал бы помешать вашему сну, хотя, откровенно сказать, я намерен сообщить вам довольно серьезное и вместе с тем занимательное если не для вас, то, конечно, для меня.
— О! — вскричал Валентин, — вы возбуждаете мое любопытство, сеньор. Если вопрос касается лично вас, то не стесняйтесь. Вы мне уже сказали, что я вам могу быть полезен.
— Вполне, сеньор, — отвечал мексиканец.
— Из ваших слов можно понять, что дело идет о чем-то очень важном: вы не такой человек, чтобы по пустякам решиться отыскивать друга, не зная, где найти его.
— Вы угадали, сеньор. От вас зависит счастье моей жизни, — отвечал Навая с грустью, опустив голову.
— В таком случае, любезный сеньор, объяснитесь скорей и будьте уверены, что бы вы ни задумали и как бы ни были велики препятствия, я и мои друзья к вашим услугам.
— Не оставить ли нам это лучше до завтра?
— Зачем откладывать, — возразил Валентин. — В пустыне только настоящая минута принадлежит человеку. Будущее от нас сокрыто, и кто нам сказал, что завтра мы еще можем собой располагать… Нет, нет… говорите сейчас.
— Вы требуете того?
— Я не имею права требовать, я только прошу.
— Хорошо, так слушайте меня.
В продолжение нескольких минут мексиканец пытался сосредоточиться, как бы стараясь оживить свои воспоминания, и потом, нагнувшись к Валентину, начал:
— Не худо бы познакомить вас со всеми подробностями моей жизни, чтобы вы хорошо поняли, вследствие каких приключений я был вынужден отыскивать вас, чтобы просить вашей помощи, или, говоря откровенно, вашего покровительства.
Уроженец Синелауской территории, я почти вполне принадлежу к индейскому племени: в моих жилах едва найдется несколько капель испанской крови.
Насколько живы мои детские воспоминания и что я могу припомнить из вечерних рассказов отца своего, которые я слушал с такой жадностью, когда после многих месяцев отсутствия он приходил на несколько дней в нашу убогую хижину, так это то, что я принадлежу к одному из тех семейств, которые точно прокляты Богом и людьми и которые встречаются только в Мексике; словом, к такому семейству, для которых цель всей жизни — золото.
Они как бы инстинктивно чувствуют, угадывают его в недрах земли; жалкие семейства: призвание их самое неблагодарное — отыскивать и пускать в ход этот гнусный металл — причину стольких смертоубийств, стольких преступлений. Я гамбусино, то есть я не принадлежу к числу тех низких золотоискателей, которые жаждут обогащения через открытие золотых россыпей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51