— Как вам угодно, мистер Валентин. Вам приготовят определенное количество снарядов. Довольно ли этого?
— Совершенно.
Мистер Гроло нажал пуговку электрического звонка; почти в ту же минуту отворилась дверь и на пороге появился слуга.
— Велите приготовить немедленно двадцать фунтов пороха, десять фунтов свинца и две переносные аптечки со всеми принадлежностями. Попросите еще мистера Дигваля прийти на минутку ко мне.
Когда затворилась дверь, мистер Гроло обратился к Валентину.
— Вы сделаете честь отзавтракать со мной?
— Благодарю, — отвечал охотник, — но нам невозможно остаться: важные дела требуют нашего присутствия до заката солнца за тридцать миль отсюда. В следующий раз, даю слово, воспользуюсь вашим приглашением.
— Только с этим условием я вас отпускаю.
— Положитесь на меня.
В этот момент дверь отворилась и появился мистер Дигваль, первый приказчик торгового дома.
— Вы требовали меня, сэр? — сказал он, почтительно кланяясь своему хозяину.
— Да, сэр, потрудитесь сделать опись этого товара, находящегося в этих тюках. Стоимость же его вы припишете к капиталу мистера Валентина Гиллуа и мистера Курумиллы, его друга.
— Хорошо, сэр, — отвечал приказчик и, обратясь к охотнику, добавил: — Извините, сэр, — сказал он, — но не вы ли мистер Валентин Гиллуа?
— Да, сэр, — отвечал охотник, — к вашим услугам.
— God bless me! Вот странный случай, — возразил приказчик, — три месяца тому назад получено письмо на ваше имя. Это письмо за несколькими штемпелями пришло из Нового Орлеана и поручено мистеру Гроло. Отдать вам это письмо?
— Вы меня очень обяжете, сэр.
— В таком случае, с позволения мистера Гроло и вашего, я принесу это письмо.
Через пять минут приказчик возвратился, держа в руке большой пакет за пятью печатями и испещренный разными штемпелями.
— Вот, сэр, ваше письмо, — сказал он, подавая его Валентину.
Охотник взял и хотел опустить в сумку, но банкир остановил его.
— Мистер Валентин, — сказал он, улыбаясь, — советую вам сейчас прочитать письмо: оно дошло до вас таким странным образом, что, наверное, заключает в себе важные вести, и потом вы будете жалеть, что не прочли его ранее.
— Я такого же мнения, сэр, и если вы позволите…
— Не стесняйтесь, не стесняйтесь!
Охотник вскрыл письмо и пробежал его глазами, но в ту же минуту страшно переменился. Мертвая бледность покрыла его лицо; глубокая скорбь исказила черты, несмотря на усилия, чтобы овладеть ею; глаза приняли дикое выражение; судорожная дрожь потрясла его члены, и холодный пот выступил на висках.
— Боже мой, что с вами! — воскликнул мистер Гроло, бросаясь к Валентину.
Заметя, что Валентин покачнулся, приказчик тоже сделал шаг, чтобы поддержать его.
Курумилла стал позади своего друга и, тихо положив ему руку на плечо, сказал:
— Мужайся.
Валентин согнулся под бременем скорби, но скоро выпрямился; он провел глазами вокруг и прошептал слабым голосом, стараясь улыбнуться:
— Я думал, что умру! Богу не угодно было! Теперь мне лучше, гораздо лучше! — В ту же минуту раздирающий вопль вырвался из его груди, и он залился слезами. — О, как я страдаю! Боже, как я страдаю! — вскричал он надорванным голосом.
Курумилла встал на колени подле своего друга и с выражением неописанной нежности сказал:
— Плачь, друг: слезы облегчают. Выплачешь свое горе, станешь мужчиной опять.
Оба американца были растроганы более, чем хотели показать: зрелище этой сильной скорби вызывало слезы на их глазах. Они любили и уважали Валентина, считая его благородным, с возвышенными чувствами и вместе с тем простодушным.
Мало-помалу Валентин пришел в себя; нервы успокоились, глаза высохли, и, обратясь к банкиру, он сказал:
— Извините, что я вас сделал свидетелем глупой сцены; теперь я осилил себя.
— Стало быть, содержание письма самое грустное? — спросил с участием банкир.
— Ужасное несчастье постигло меня!
— Не принять ли вам чего-нибудь для успокоения нервов?
— Нет, благодарю; да и мне спешить надо; если бы было возможно, то я бы сию минуту уехал.
— Куда вы хотите отправиться?
— В Новый Орлеан.
— «Миссури» дымит; теперь одиннадцать часов, и через полчаса пароход отправляется в Новый Орлеан.
— Превосходно! Мистер Дигваль, прикажите, пожалуйста, взять мне и другу моему места.
— Сию секунду, сэр; прикажете перенести на пароход ваши закупки?
— Нет, сэр, только лекарства.
— Очень хорошо, сэр. Он вышел.
— Минуту назад вы меня спрашивали, любезный мистер Гроло, не нужны ли мне деньги; я отказался. В настоящее время обстоятельства изменились; мне деньги нужны, и много.
— Не беспокойтесь, мистер Валентин, я вам дам доверенность на получение пятидесяти тысяч долларов из банка.
— Мне такой суммы не надо.
— Ну, так вы возьмите, что вам понадобится; лучше взять более, чем менее.
— Вы правы.
Банкир взял бумагу и начал быстро писать.
— Вот, — сказал он, окончив и подавая Валентину четыре или пять писем, сложенных, но не запечатанных, — это доверенность на торговый дом Артура Вильсона, Рокетта и Блондо; вам выдадут пятьдесят тысяч долларов, а это рекомендательные письма к пяти высокопоставленным людям в Новом Орлеане; может случится, что вам понадобится прибегнуть под покровительство влиятельного лица. Не отказывайтесь от этих писем; они вам откроют двери в дома тех, к кому я пишу.
— Благодарю вас, — сказал горячо Валентин, — я не решился бы вас беспокоить, а между тем они могут быть мне полезны.
— Теперь, — прибавил банкир, — вы, вероятно, не носите с собою денег, то вот сто долларов; этого вам будет достаточно до тех пор, пока представите ваше верительное письмо. Не могу ли я еще что для вас сделать?
— Нет, благодарю вас, вы и так для меня много сделали; я надеюсь на будущее.
Банкир взглянул на часы.
— Четверть двенадцатого, — сказал он, — отправляемся; я вас провожу до парохода. Хочу вас лично познакомить с капитаном; он мне приятель и кое-чем обязан.
Банкир взял горсть сигар из ящика, предложил одну Валентину, другую Курумилле, третью взял себе, остальные положил в карман, и все трое вышли.
Валентин оправился и принял свое обычное спокойствие и невозмутимость. Взглянув на его беспечную развязность, с которой он курил свою регалию, никто бы не мог подозревать, что лютое горе терзало сердце этого человека.
Мистер Гроло знал всех в Литл-Роке; все ему кланялись и жали руки, но не с той низкой и обыкновенной услужливостью, которую выказывают богатым людям, но с улыбкою и приятным выражением лица, с которыми встречают друзей.
Набережная была запружена тюками и ящиками, около которых бродили, увивались маклеры, носильщики и покупатели, что придавало ей самый оживленный вид.
Великолепный пароход «Миссури» ста футов длины, в два этажа кают, был укреплен у набережной и величественно качался среди сотни других судов разного рода и разной величины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51