Валентин ожидал своего друга позади скал, закрывавших вход в один грот, которого снаружи было положительно невозможно заметить.
Спутники продолжали свою дорогу.
Этот грот, или, вернее сказать, подземелье, состояло из прохода в четыре фута ширины и в семь футов высоты и снабжалось воздухом через маленькие, почти невидимые отверстия в разных местах, так что в нем можно было свободно дышать. Пол его состоял из очень мелкого и рыхлого песка.
Охотники уже шли минут двадцать этим проходом, соединявшимся с множеством разных галерей, которые, как казалось, направлялись на громадные расстояния под землей, когда, наконец, они вышли на свежий воздух и очутились на дне обширной площадки, образовавшейся между громадными скалами, которые, возвышаясь на необъятную вышину, окружали ее со всех сторон.
Здесь нельзя было найти клочка травы, и ни один кустарник не произрастал в этой пустыне. Неровный пол этой площадки был покрыт глыбами кварца, который своим тусклым цветом походил на гуммигут; этот пол — эти глыбы кварца были не что иное, как золото, а эта воронкообразная площадка, затерявшаяся между скалистыми горами, была попросту одной из самых богатых американских россыпей золота.
Наступала ночь и одевала своим темным покровом эти неизмеримые богатства, собранные здесь в продолжение целых веков и которые, вероятно, в продолжение целых веков останутся здесь же, не тронутые рукой человека.
Охотники, не уменьшая своих поспешных шагов, с полным равнодушием попирали своими ногами это золото — причину стольких преступлений и стольких геройских дел.
Перейдя через эту россыпь, они снова вошли в другое подземелье и, пройдя мимо двух или трех галерей, достигли входа в грот, в конце которого находилось широкое отверстие, через которое можно было увидеть небо, усеянное блестящими звездами.
Посередине этого грота сидел на шкуре бизона какой-то человек и усердно жарил на горячих угольях большие куски мяса лани, которые он посыпал солью и перцем, не забывая в то же время наблюдать за печением груды картофеля, зарытого в золу.
Шаги пришедших нисколько не возбудили его любопытства.
Эта беспечная личность была не кто иной, как канадский охотник Добрый Дух, о котором Валентин с Курумиллой уже говорили.
Добрый Дух был большой весельчак лет сорока — худой как спичка, хотя мускулы казались выделанными из железа. Он был кирпичного цвета с рыжеватыми волосами и одарен одной из тех улыбающихся добродушных физиономий, которые с первого раза невольно располагают в свою пользу.
Может быть, благодаря этой-то физиономии и беспечному характеру его и прозвали Добрым Духом, под каким именем он был вообще известен всем.
В нескольких шагах от входа в грот на пуке сухих листьев лежал еще человек, одетый в костюм искателей золота.
Человек этот, лица которого нельзя было видеть, ибо он лежал, обернувшись к стене, был крепко связан кожаным лассо.
Странную картину представлял в это время вид грота, освещенного слабо мерцающим светом единственного факела, с этими людьми, спокойно сидевшими около огня, с связанным пленником, лежавшим на куче листьев; кой-где на полу валялись шкуры бизонов, три или четыре тюка с мехами, несколько арканов, ружей, десять или двенадцать деревянных тарелок, немного посуды — все это было перемешано и лежало в самом живописном беспорядке.
Судя по первому впечатлению, можно было подумать, что вы перенеслись в пещеру одного из тех легендарных бандитов, которые в средние века наводили такой ужас на те местности, где они основывали свое жительство.
Но кто бы подумал об этом, тот был бы сильно обманут, как это покажет продолжение этого рассказа.
— Идите же! — закричал весело Добрый Дух, когда наши охотники показались на пороге грота.
— Неужели уже так поздно? — спросил Валентин, кидая к огню шкуру бизона и садясь на нее.
— Гм, скоро восемь часов.
— Уже.
— Да, однако, кажется, время не особенно долго для вас.
Валентин не отвечал; он вынул свой нож, воткнул в кусок мяса и положил его перед собой; затем он достал картофелину и начал ее чистить.
— Хуг! — глухо проговорил индеец.
— Ну, — ответил Валентин, поднимая голову, — что там такое?
Индеец молча показал пальцем на кучу листьев.
— А-а, — заметил Валентин, пристально посмотрев на Доброго Духа, — что там такое?
— Пленник, — ответил лаконично канадский охотник.
— Пленник или шпион? — возразил Валентин, посмотрев вопросительно на него.
— О, черт побери! — заметил Добрый Дух, — я не уточняю слов.
— Нет, — ответил Валентин, — но вы уточните факты. Вероятно, во время нашего отсутствия что-нибудь произошло?
— Ничего такого, что бы могло вас беспокоить, хотя в той местности, где мы находимся, всякая предосторожность необходима.
— Отлично сказано! Кто этот человек?
— Не знаю. Оставшись один, я вышел, чтобы застрелить лань.
— Ту, которую мы едим?
— Ну да — я бродил уже около часу в долине, как вдруг до меня дошел какой-то странный, непонятный звук, выходивший из кустарников, находившихся от меня на расстоянии пистолетного выстрела. Я приложился и в ту секунду, когда хотел уже спустить курок, на одной ветке показался человек и закричал мне: «Эй, человек в касторовой шляпе, не стреляйте, я не лань и не дикое животное». Мой незнакомец в свою очередь тоже приложился. Что бы вы сделали на моем месте, Валентин?
— Черт побери, я бы выстрелил.
— Это-то я и сделал, но только я прицелился так, что не ранил его, а сломал только его карабин, и это произошло так удачно, что у него в руках остался один приклад — между тем как удар был настолько силен, что этот человек привскочил на своем месте.
В первую минуту я предполагал, что убил его наповал. Но этого не случилось — я связал его своим лассо, как какой-нибудь табачный картуз. Затем я заткнул ему рот, чтобы он не мог кричать, так как мне ничто так не надоедает, как вопли. Не правда ли, Валентин?
— Я согласен с вами, — ответил, смеясь, охотник.
— Ради осторожности я завернул его голову в мою блузу, и в ту минуту, когда я готовился взвалить его на свои плечи, я увидел лань, бегущую в шагах пятидесяти от меня. Я бросил своего пленника на землю, вероятно, не совсем ловко, так как он глухо застонал. Затем я убил лань — и в результате принес сюда в грот живую и убитую дичь. Я рассудил, что нам не мешает порасспросить кой о чем этого господина и уже тогда поступить так, как будет нужно. Тем более что ты всегда успеешь размозжить пулей его череп.
— Друг мой, добрый друг, я не сделаю вам комплимента, но скажу по совести, что при таких обстоятельствах вы поступили с замечательной осторожностью.
— Черт побери! Спасибо вам за то, что вы мне сказали, а я, Валентин, боялся, не сделал ли глупости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51