Золотопромышленники обязались содержать и кормить этот отряд за свой счет до окончания военных действий. Таким образом, коменданту Квитовака удалось увеличить почти вдвое численность своей армии.
Этот успех, которого капитан, хорошо знакомый с равнодушием и алчностью владельцев золотых приисков, не ожидал, настолько окрылил его, что он решился прибегнуть и ко второму мероприятию. Оно состояло в том, чтобы завербовать за определенную сумму как можно большее количество разных искателей приключений, которыми кишит вся пограничная полоса. Капитан объявил, что будет платить по две унции за человека: одну унцию – при вступлении в отряд, вторую – после окончания военных действий.
Но это заманчивое предложение не дало ожидаемого результата: пограничные бродяги неохотно откликались на призыв коменданта. Этим людям, промышлявшим грабежом, чуждо было чувство патриотизма; их инстинкт рыцарей наживы толкал их не на защиту общественного спокойствия, а на борьбу с ним. Восстание же индейцев сулило сумятицу, в которой можно было поживиться.
Однако сорок бродяг все же откликнулись на зов капитана. Дон Маркос понимал, конечно, что эти плутоватые и недисциплинированные люди могут стать скорее обузой, чем помощью. Но при всем том это были лихие парни, хорошо знавшие все военные хитрости индейцев; капитан включил их в состав своего кавалерийского отряда.
Таким образом, дон Маркос де Ниса очутился во главе армии в триста пехотинцев и сто двадцать кавалеристов. Это была, как ему казалось, сила, способная при умелом руководстве сдержать, под прикрытием укреплений, натиск многочисленной индейской армии.
Надо сказать, что из войн с краснокожими белые в большинстве случаев выходили победителями, несмотря на неукротимую отвагу и подавляющее численное превосходство индейцев. Белые одерживали победы не потому, что превосходили храбростью своих противников; а лишь благодаря своей дисциплинированности и военным познаниям.
Однажды вечером, когда дон Маркос возвращался домой после очередного обхода крепости, какой-то полупьяный оборванец, церемонно поклонившись капитану, протянул ему грязноватую записку.
У капитана де Ниса вошло в привычку никогда ничем не пренебрегать: с одинаковым вниманием он относился к мелким происшествиям и к важным событиям. И теперь он остановился, взял записку, сунул реал в руку несказанно обрадовавшегося оборванца и вошел в свой дом, расположенный в самом центре городка. Бросив шляпу и шпагу на стол, он развернул записку. Сначала дон Маркос окинул ее беглым взглядом; но, спохватившись, прочитал вторично, взвешивая каждое слово; а еще через минуту он тщательно сложил записку, пробормотав при этом одно только слово: «Пойду!» Это слово, должно быть, выражало бесповоротно принятое решение, плод его недолгого раздумья.
Записка была от Кидда. Капитан давно знал разбойника; он был осведомлен и о некоторых преступлениях, совершенных бандитом. И Кидду стало бы не по себе, если бы он подозревал, что капитану хорошо известны секреты его бродяжнического существования. Нисколько не доверяя Кидду, старый вояка все же не считал себя вправе пренебречь его предложением. Разумеется, дон Маркос решил при этом быть настороже и втайне обещал себе сурово покарать проходимца, если тот попытается надуть его. Вот так и случилось, что комендант Квитовака отправился в кабачок на свидание с Киддом.
Вернемся теперь к нашему рассказу. Дон Маркос ввел Кидда в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. При всей своей наглости бандит со страхом озирался вокруг, словно волк, застигнутый в овчарне. Капитан указал ему на стул, а сам уселся за стол и, положив перед собой два пистолета, обратился к бродяге.
– Теперь, – сказал он, выразительно взглянув на пистолеты, -я готов слушать вас, Кидд.
– Карай! – развязно ответил бандит. – Охотно этому верю, капитан; но еще вопрос, расположен ли я говорить.
– А почему бы нет, мой дорогой друг?
– Эти игрушки на столе не очень-то развязывают язык. Дон Маркос так взглянул на проходимца, что тот невольно опустил глаза. Облокотясь затем обеими руками на стол, капитан произнес не без издевки:
– Послушайте, маэстро, я люблю действовать в открытую; установим поэтому раз и навсегда наши взаимоотношения. Вы ведете беспокойное существование; ваш непоседливый нрав, ваше неудержимое желание присваивать вещи, на которые у вас имеются весьма сомнительные права, вовлекли нас в некоторые темные дела, способные повлечь довольно неприятные последствия для вас, если они будут раскрыты. Тут бандит насторожился.
– Но я не стану останавливаться далее на вещах, которые могут смутить вас. Перейдем к предмету, ради которого вы здесь. Прошу не забывать при этом, кто вы и кто я. Вам, вероятно, известно, что я комендант этого города и обязан стоять на страже его внешней безопасности и внутреннего спокойствия. Не так ли?
– Конечно, капитан, – ответил Кидд, немного успокоенный тем, что разговор перешел на менее острую тему.
– Пойдем дальше, – продолжал дон Маркос. – Вы в своей записке предлагаете продать – это ваше подлинное выражение – некоторые весьма важные, по вашим же словам, сведения, необходимые для сохранения спокойствия и безопасности города. Другой на моем месте распорядился бы иначе: он приказал бы схватить вас и подвергнуть жестокой пытке. Говорят, вы сами не раз проделывали с людьми такие штуки по гораздо более низменным соображениям. О, это развязало бы вам язык, вы тотчас бы выложили все самые заветные свои секреты! Ну, а я предпочел обойтись с вами, как с порядочным человеком.
При этих словах капитана Кидд вздохнул свободнее.
– Но так как вы принадлежите, – продолжал дон Маркос, – к числу людей, которым не следует оказывать доверия, ибо они не преминут злоупотребить им без малейшего угрызения совести, я оставляю за собой право и возможность пустить вам пулю в лоб, если вы вздумаете надуть меня.
– Ну что за дикая мысль, капитан – пустить мне пулю в лоб! – пролепетал разбойник.
– А вы уверены, мой дорогой сеньор, что ваши друзья будут очень горевать, если бы с вами приключилось подобное несчастье?
– Гм!.. По совести говоря, я не очень в этом уверен, – пытался отшутиться Кидд. – Люди так злы!.. Но коль скоро вы принимаете мое предложение… ведь вы принимаете его, не так ли,капитан?
– Принимаю.
– Отлично! А что я получу за это?
– Вы продаете, я покупаю. Скажите вашу цену. Если она не покажется мне чрезмерной, я соглашусь с ней. Итак, говорите: сколько вы хотите?
– Пятьдесят унций… не будет слишком много?
– Конечно, нет, если дело того стоит.
– Значит, пятьдесят унций золотом? Решено, капитан? – радостно воскликнул проходимец.
– Повторяю;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Этот успех, которого капитан, хорошо знакомый с равнодушием и алчностью владельцев золотых приисков, не ожидал, настолько окрылил его, что он решился прибегнуть и ко второму мероприятию. Оно состояло в том, чтобы завербовать за определенную сумму как можно большее количество разных искателей приключений, которыми кишит вся пограничная полоса. Капитан объявил, что будет платить по две унции за человека: одну унцию – при вступлении в отряд, вторую – после окончания военных действий.
Но это заманчивое предложение не дало ожидаемого результата: пограничные бродяги неохотно откликались на призыв коменданта. Этим людям, промышлявшим грабежом, чуждо было чувство патриотизма; их инстинкт рыцарей наживы толкал их не на защиту общественного спокойствия, а на борьбу с ним. Восстание же индейцев сулило сумятицу, в которой можно было поживиться.
Однако сорок бродяг все же откликнулись на зов капитана. Дон Маркос понимал, конечно, что эти плутоватые и недисциплинированные люди могут стать скорее обузой, чем помощью. Но при всем том это были лихие парни, хорошо знавшие все военные хитрости индейцев; капитан включил их в состав своего кавалерийского отряда.
Таким образом, дон Маркос де Ниса очутился во главе армии в триста пехотинцев и сто двадцать кавалеристов. Это была, как ему казалось, сила, способная при умелом руководстве сдержать, под прикрытием укреплений, натиск многочисленной индейской армии.
Надо сказать, что из войн с краснокожими белые в большинстве случаев выходили победителями, несмотря на неукротимую отвагу и подавляющее численное превосходство индейцев. Белые одерживали победы не потому, что превосходили храбростью своих противников; а лишь благодаря своей дисциплинированности и военным познаниям.
Однажды вечером, когда дон Маркос возвращался домой после очередного обхода крепости, какой-то полупьяный оборванец, церемонно поклонившись капитану, протянул ему грязноватую записку.
У капитана де Ниса вошло в привычку никогда ничем не пренебрегать: с одинаковым вниманием он относился к мелким происшествиям и к важным событиям. И теперь он остановился, взял записку, сунул реал в руку несказанно обрадовавшегося оборванца и вошел в свой дом, расположенный в самом центре городка. Бросив шляпу и шпагу на стол, он развернул записку. Сначала дон Маркос окинул ее беглым взглядом; но, спохватившись, прочитал вторично, взвешивая каждое слово; а еще через минуту он тщательно сложил записку, пробормотав при этом одно только слово: «Пойду!» Это слово, должно быть, выражало бесповоротно принятое решение, плод его недолгого раздумья.
Записка была от Кидда. Капитан давно знал разбойника; он был осведомлен и о некоторых преступлениях, совершенных бандитом. И Кидду стало бы не по себе, если бы он подозревал, что капитану хорошо известны секреты его бродяжнического существования. Нисколько не доверяя Кидду, старый вояка все же не считал себя вправе пренебречь его предложением. Разумеется, дон Маркос решил при этом быть настороже и втайне обещал себе сурово покарать проходимца, если тот попытается надуть его. Вот так и случилось, что комендант Квитовака отправился в кабачок на свидание с Киддом.
Вернемся теперь к нашему рассказу. Дон Маркос ввел Кидда в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. При всей своей наглости бандит со страхом озирался вокруг, словно волк, застигнутый в овчарне. Капитан указал ему на стул, а сам уселся за стол и, положив перед собой два пистолета, обратился к бродяге.
– Теперь, – сказал он, выразительно взглянув на пистолеты, -я готов слушать вас, Кидд.
– Карай! – развязно ответил бандит. – Охотно этому верю, капитан; но еще вопрос, расположен ли я говорить.
– А почему бы нет, мой дорогой друг?
– Эти игрушки на столе не очень-то развязывают язык. Дон Маркос так взглянул на проходимца, что тот невольно опустил глаза. Облокотясь затем обеими руками на стол, капитан произнес не без издевки:
– Послушайте, маэстро, я люблю действовать в открытую; установим поэтому раз и навсегда наши взаимоотношения. Вы ведете беспокойное существование; ваш непоседливый нрав, ваше неудержимое желание присваивать вещи, на которые у вас имеются весьма сомнительные права, вовлекли нас в некоторые темные дела, способные повлечь довольно неприятные последствия для вас, если они будут раскрыты. Тут бандит насторожился.
– Но я не стану останавливаться далее на вещах, которые могут смутить вас. Перейдем к предмету, ради которого вы здесь. Прошу не забывать при этом, кто вы и кто я. Вам, вероятно, известно, что я комендант этого города и обязан стоять на страже его внешней безопасности и внутреннего спокойствия. Не так ли?
– Конечно, капитан, – ответил Кидд, немного успокоенный тем, что разговор перешел на менее острую тему.
– Пойдем дальше, – продолжал дон Маркос. – Вы в своей записке предлагаете продать – это ваше подлинное выражение – некоторые весьма важные, по вашим же словам, сведения, необходимые для сохранения спокойствия и безопасности города. Другой на моем месте распорядился бы иначе: он приказал бы схватить вас и подвергнуть жестокой пытке. Говорят, вы сами не раз проделывали с людьми такие штуки по гораздо более низменным соображениям. О, это развязало бы вам язык, вы тотчас бы выложили все самые заветные свои секреты! Ну, а я предпочел обойтись с вами, как с порядочным человеком.
При этих словах капитана Кидд вздохнул свободнее.
– Но так как вы принадлежите, – продолжал дон Маркос, – к числу людей, которым не следует оказывать доверия, ибо они не преминут злоупотребить им без малейшего угрызения совести, я оставляю за собой право и возможность пустить вам пулю в лоб, если вы вздумаете надуть меня.
– Ну что за дикая мысль, капитан – пустить мне пулю в лоб! – пролепетал разбойник.
– А вы уверены, мой дорогой сеньор, что ваши друзья будут очень горевать, если бы с вами приключилось подобное несчастье?
– Гм!.. По совести говоря, я не очень в этом уверен, – пытался отшутиться Кидд. – Люди так злы!.. Но коль скоро вы принимаете мое предложение… ведь вы принимаете его, не так ли,капитан?
– Принимаю.
– Отлично! А что я получу за это?
– Вы продаете, я покупаю. Скажите вашу цену. Если она не покажется мне чрезмерной, я соглашусь с ней. Итак, говорите: сколько вы хотите?
– Пятьдесят унций… не будет слишком много?
– Конечно, нет, если дело того стоит.
– Значит, пятьдесят унций золотом? Решено, капитан? – радостно воскликнул проходимец.
– Повторяю;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88