– Однако конь мой успел уже отдохнуть, – сказал Твердая Рука. – До наступления ночи еще добрых пять-шесть часов, которыми я и хочу воспользоваться для своего дальнейшего путешествия.
– Как, уже? Покидаете нас? – удивился капитан.
– Не теряя ни минуты, – ответил Твердая Рука, направляясь к выходу.
– Даже не попрощавшись с доном Руисом и его сестрой?
– К сожалению, да, – сказал Твердая Рука после минутного размышления. – Время не терпит. Извинитесь, пожалуйста, перед ними за меня. Впрочем, мы так мало знакомы, что вряд ли дон Руис и донья Марианна придадут большое значение моему поведению по отношению к ним. Итак, прощайте еще раз!
– Не смею, конечно, настаивать, – ответил капитан. – Делайте как знаете. Но все же, на мой взгляд, вам не мешало бы проститься с ними.
– Ба! – произнес Твердая Рука голосом, в котором явственно слышалась ирония. – Разве я не слыву за дикаря? К чему же мне соблюдать все эти церемонии, принятые только в среде цивилизованных людей?
В ответ капитан пожал плечами, и оба они вышли на крыльцо.
Пять минут спустя Твердая Рука был уже в седле.
– Прощайте, – обратился он к дону Маркосу, – и не забудьте предупредить окрестных земледельцев.
– Карай, не беспокойтесь! Прощайте… Доброго пути! Последнее рукопожатие – и Твердая Рука карьером умчался в пустыню, а капитан вернулся домой, бормоча себе под нос:
– Что за странный человек! И кто он? Друг или враг? Брат и сестра были удивлены, когда, сойдя к ужину, они не застали за столом Твердую Руку. Известие о его отъезде огорчило, а в глубине души даже обидело молодых людей. Особенно живо переживала обиду донья Марианна, напрасно искавшая в своем сердце оправдание поступку, столь недостойному истинного кабальеро. Молодые люди ничем не выдали, однако, своих чувств, и вечер прошел непринужденно и весело. Перед отходом ко сну дон Руис напомнил капитану его обещание дать им конвой для дальнейшего путешествия, в которое брат и сестра, горя желанием скорей вернуться к отцу, намеревались пуститься завтра же. Дон Маркос не только отказал молодым людям в конвое, но заявил, что вынужден задержать их на некоторое время в крепости. Понятно, что дон Руис потребовал объяснений, и капитан вынужден был передать ему свой разговор с Твердой Рукой. Дон Руис и донья Марианна слишком близко видели смерть, чтобы рискнуть вторично предпринять одним такое далекое, чреватое опасностями путешествие. Раздосадованный этой новой задержкой, дон Руис спросил капитана, когда полагает он вернуть им свободу.
– О, не беспокойтесь, ваше пленение не затянется, – успокоил его капитан. – Я жду подкрепления из крепости Сан-Эстебан. Как только оно подоспеет, – а это будет через семьвосемь дней, – я снаряжу вас в путь с надежным конвоем. Волей-неволей брату и сестре пришлось покориться. Теперь им оставалось только позаботиться о том, чтобы не очень скучать в эти дни вынужденного ожидания. Задача не из легких, ибо жизнь в пограничном форте, и сама по себе довольно тоскливая, становится невыносимо однообразной, прямо-таки угрюмой, при угрозе внезапного нападения индейцев, когда ворота всегда на запоре, когда ты повсюду натыкаешься на часовых и тебе, в виде единственного развлечения, предоставляется возможность обозревать через бойницы пустынную равнину.
Между тем капитан, не без основания встревоженный сообщением Твердой Руки, принял в пределах своих ограниченных средств все меры для отражения возможного нападения индейцев. По его распоряжению всем пеонам и мелким землевладельцам, хозяйства которых были расположены на расстоянии пятнадцати миль в окружности, было предложено переселиться в крепость. Большинство пограничных жителей поняли всю серьезность этого предупреждения. Они быстро собрали свои пожитки, прихватили с собой наиболее ценные вещи и, гоня впереди себя скот, со всех сторон стекались к форту. Поспешность, с которой они откликнулись на предложение капитана, выдавала их смертельный страх перед индейцами.
Капитан разместил как мог это разношерстное общество: женщины, старики и дети поселились в палатках и шалашах. Мужчин, способных носить оружие, стали обучать военному строю и включили в состав гарнизона.
Прирост народонаселения форта требовал увеличения запасов продовольствия, и капитан разослал во все стороны команды за хлебом и другими продуктами. Вместе с этими командами часто отправлялся побродить по окрестностям и дон Руне, а донья Марианна коротала время в обществе своих сверстниц, во множестве появившихся теперь в крепости. Прошло всего лишь десять дней после памятного разговора дона Маркоса и Твердой Руки, а форт Сан-Мигель, превращенный предприимчивым капитаном в грозную крепость, стал совершенно неузнаваем. Форт опоясался теперь глубокими рвами, ощетинился баррикадами. К несчастью, гарнизон форта, достаточный для отражения внезапного нападения, был слишком малочисленным, чтобы выдержать настоящую осаду.
Однажды на рассвете дозорные заметили на горизонте густое облако пыли, с быстротой вихря приближавшееся к форту. Пробили боевую тревогу, на стены высыпали солдаты; все приготовились к бою с невидимым, но, по всей вероятности, вражеским отрядом.
Но вот на расстоянии ружейного выстрела всадники круто осадили коней, а из рассеявшегося облака пыли, к неописуемому восторгу населения форта, показались мексиканские военные мундиры.
Четверть часа спустя восемьдесят улан въезжали в крепость под приветственные крики гарнизонных солдат и беженцев. За спиной каждого всадника сидело по пехотинцу. Это было подкрепление, посланное из Сан-Эстебана.
Глава VI. ИЗ ПРОШЛОГО ОДНОГО СЕМЕЙСТВА
В Мексике и теперь еще существуют семейства, – о, очень немного, всего несколько! – с полным основанием ведущие свой род от первых прибывших сюда испанских завоевателей. Большинство этих семейств и поныне обитает в поместьях, дарованных их предкам. Браки в этих семействах заключаются только в их собственном ограниченном, родственном кругу. Эти родовитые мексиканцы ведут замкнутый образ жизни. В политические события они вмешиваются лишь в тех случаях, когда затронуты интересы их сословия. Взоры их обращены к прошлому, они сохранили в своем обиходе рыцарские традиции и патриархальные нравы времен Карла Пятого. В нескольких лье от Ариспы, некогда столицы штата Сонора, а ныне провинциального городка, утратившего все свое великолепие, повис на высоком скалистом утесе, подобно орлиному гнезду, величественный замок. Его крепкие, словно взлетающие ввысь стены увенчивали горделивые альменас, украшать которыми свои замки во время испанского владычества разрешалось только старинным, родовитым семействам. Свидетельство о древности этого замка, воздвигнутого чуть ли не в первые дни завоевания Америки, было вписано в его стены следами множества пуль и стрел;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88