Прорицательница слегка улыбалась, оглядывая всех присутствующих по очереди, а Торбьёрн выглядел так, будто он объелся тухлого мяса. Он даже не повернулся в сторону дочери.
Когда Гудрид помогла обнести гостей едой и питьем, она сама присела поужинать. Рагнфрид шепнула ей:
– Жаль, что ты не богата, Гудрид. Мой брат от тебя глаз не отрывает!
Гудрид держалась так напряженно, что она даже не обратила внимание на плохое настроение отца, а к намекам Рагнфрид она уже привыкла. Она сама знала, что хорошо выглядит, и ей хотелось с честью справиться с поручением и пропеть заклинания как полагается. И точно так же она знала, что Торкель не возьмет ее в жены. Он высматривал себе невесту с большим приданым. Гудрид же не собиралась провести всю свою жизнь на этом ветреном Херьольвовом Мысе. А кроме того, Торкель и Рагнфрид постоянно показывали, что они рождены в Гренландии, тогда как она со своим отцом приехала из другой страны! Глаза Торкеля были голубыми и немного глуповатыми, не такими синими, пытливыми, как у того юноши, которого она по-прежнему помнит…
Гудрид осторожно положила масла на кусочек рыбы, вложила нож обратно в ножны и спокойно ответила Рагнфрид:
– Если бы мы с отцом были богаты, мы не сидели бы здесь. Мы хотели остаться в Исландии.
Рагнфрид фыркнула и с детской доверчивостью наклонилась к ней поближе.
– Ты ведь знаешь, я хочу выйти замуж до того, как Торкель приведет в дом жену, и он говорит, что присматривает мне хорошего мужа. А мне нравится только один – это Лейв сын Эрика из Братталида.
– Так тебе нравится он или его слава? – Гудрид давно заметила, что такая прямота расценивается Рагнфрид как желание пошутить. И та снова фыркнула, помедлив с ответом.
– Понятное дело, мне нравится его слава. Лейв знаменит, он сильный и умный… Сын хёвдинга из Братталида – хорошая партия, даже если приходится делить дом со старой секирой Тьодхильд! Но люди говорят, что он не собирается жениться вторично: он очень любил свою жену и долго печалился после ее смерти. Потому-то он и уходит часто в дальнее плавание.
Гудрид помнила, как она девочкой однажды видела Лейва, когда тот приезжал к ним в Исландию, и она исполнилась сомнений, действительно ли он путешествует лишь для того, чтобы отогнать грустные мысли. И первое, о чем они с отцом узнали, прибыв в Гренландию, это то, что Лейв сын Эрика, в то же лето путешествовал к далеким странам на западе, где бывал и отец Рагнфрид и Торкеля, двадцать лет назад, когда он сбился с курса по пути в Гренландию. Лейв купил «Рассекающего волны», этот большой корабль Бьярни, – может, он решил, что это волшебное судно вновь принесет его к незнакомым берегам? Пожалуй, он стремился найти не утешение, а богатство в новых землях.
Гудрид стало холодно. Может, ее испугала мысль о неизвестном, чего так жаждал Лейв, а может, пришло время заклинаний Торбьёрг. Она закуталась получше в материнский платок, лежавший у нее на плечах, и посмотрела в сторону почетного сиденья. Торкель поднялся с места, откашлявшись, погладил густую бороду и начал:
– Дорогие гости, поблагодарим Герду дочь Арнфинна за угощение, а Торбьёрг-прорицательницу – за то, что она скажет нам, когда ожидать лучших времен. Злые силы восстали против нас. В этом году охотники возвращались с пустыми руками и с севера, и с востока. Как бы то ни было, они возвращались домой живыми и невредимыми! Люди говорят, что никогда еще так не бывало, чтобы за одно лето погибло столько народу и столько кораблей потерпело крушение. И дома у нас трава выросла короткой. А потом напал на нас мор, и до сих пор он еще не кончился. Плохо дело и у Эрика из Братталида – будем уповать на то, что он доживет до весны.
Торкель замолчал и вытер пот со лба. Гудрид украдкой посматривала на отца. Его красивое, словно точеное лицо было бесстрастно, когда он молча перекрестился. Она поспешила последовать его примеру, ибо знала, о чем он думает. Он приехал в Гренландию просить защиты и покровительства у своего старого хёвдинга, как и обещал много лет назад, когда помог самому Эрику сохранить жизнь и бежать из Исландии, едва Эрик был объявлен вне закона. И теперь Торбьёрн со своими людьми и домочадцами сидит всю зиму на Херьольвовом Мысе, не зная, что его ожидает в Братталиде следующей весной.
А Торкель тем временем продолжал:
– У нас не хватает тюленей, да и треска совсем пропала. Нам надо было бы узнать, что за проклятие лежит на нас, и когда оно будет снято. Когда столы будут убраны, мы соберемся вокруг Торбьёрг. Пусть кто-нибудь последит, чтобы дверь не открывали, иначе все злые духи устремятся на нас снаружи. Я взываю к Тору, Ньёрду, Фрейру и Фрейе.
Когда Торкель сел на место, царившая до сих пор тишина нарушилась кашлем, шумом, двиганием столов. Но люди все делали молча, никто не говорил ни слова, и напряжение в доме возрастало. Один высокий мужчина вытащил свой меч и сел у дверей, а остальные разместились вокруг возвышения в задней части комнаты. Многие все еще лежали в горячке по лавкам, и некоторые из больных никак не могли подняться на ноги вот уже несколько недель. Их бледные исхудалые лица озарялись светом от очага и ламп, висевших в доме, и тепло лишь усилило душный едкий запах, исходивший от одежды людей.
Гудрид стояла в кругу других женщин около Торбьёрг. Она увидела, что отец исчез в маленькой комнате, где мужчины обычно чинили сети и вырезали стрелы для лука. Гудрид подавила в себе чувство разочарования, поняв, что он не обратит внимания на ее способности.
Прорицательница опустилась на дорогую подушку, набитую куриными перьями, и поманила Гудрид к себе.
– Поди сюда и встань слева от меня. Тебе надо петь так громко, как только сможешь, и забыть обо всем остальном.
Гудрид и сама знала об этом. «Духи слышат только сильные голоса, – часто говорила ей приемная мать. – И тебе самой нужно услышать духов, так что голова должна быть свободной».
Торбьёрг жестом указала, где должны сесть остальные женщины, затем положила руки на колени, подняла голову и закрыла глаза. Гудрид набрала побольше воздуху, отбросила назад волосы, прижала руки к груди и запела так громко, что горло у нее напряглось:
Аи-ииииии!
Фрейя к нам сейчас идет,
Фрейра за собой ведет.
Без утайки нам скажи,
Что несет твой господин.
И пока земля вся спит,
Фрейя будущее зрит.
Хорошо знакомые слова неслись сами собой. Гудрид сосредоточилась, чтобы поддерживать ровный тон, и осторожно дотрагивалась то до своей груди, то до бедер.
С первыми же словами песни женщины начали хлопать в ладоши в такт ускоряющемуся ритму. Гудрид ощутила дрожь, запев новое заклинание, более короткое и быстрое, а женщины все продолжали хлопать. Торбьёрг открыла глаза, глядя куда-то вдаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Когда Гудрид помогла обнести гостей едой и питьем, она сама присела поужинать. Рагнфрид шепнула ей:
– Жаль, что ты не богата, Гудрид. Мой брат от тебя глаз не отрывает!
Гудрид держалась так напряженно, что она даже не обратила внимание на плохое настроение отца, а к намекам Рагнфрид она уже привыкла. Она сама знала, что хорошо выглядит, и ей хотелось с честью справиться с поручением и пропеть заклинания как полагается. И точно так же она знала, что Торкель не возьмет ее в жены. Он высматривал себе невесту с большим приданым. Гудрид же не собиралась провести всю свою жизнь на этом ветреном Херьольвовом Мысе. А кроме того, Торкель и Рагнфрид постоянно показывали, что они рождены в Гренландии, тогда как она со своим отцом приехала из другой страны! Глаза Торкеля были голубыми и немного глуповатыми, не такими синими, пытливыми, как у того юноши, которого она по-прежнему помнит…
Гудрид осторожно положила масла на кусочек рыбы, вложила нож обратно в ножны и спокойно ответила Рагнфрид:
– Если бы мы с отцом были богаты, мы не сидели бы здесь. Мы хотели остаться в Исландии.
Рагнфрид фыркнула и с детской доверчивостью наклонилась к ней поближе.
– Ты ведь знаешь, я хочу выйти замуж до того, как Торкель приведет в дом жену, и он говорит, что присматривает мне хорошего мужа. А мне нравится только один – это Лейв сын Эрика из Братталида.
– Так тебе нравится он или его слава? – Гудрид давно заметила, что такая прямота расценивается Рагнфрид как желание пошутить. И та снова фыркнула, помедлив с ответом.
– Понятное дело, мне нравится его слава. Лейв знаменит, он сильный и умный… Сын хёвдинга из Братталида – хорошая партия, даже если приходится делить дом со старой секирой Тьодхильд! Но люди говорят, что он не собирается жениться вторично: он очень любил свою жену и долго печалился после ее смерти. Потому-то он и уходит часто в дальнее плавание.
Гудрид помнила, как она девочкой однажды видела Лейва, когда тот приезжал к ним в Исландию, и она исполнилась сомнений, действительно ли он путешествует лишь для того, чтобы отогнать грустные мысли. И первое, о чем они с отцом узнали, прибыв в Гренландию, это то, что Лейв сын Эрика, в то же лето путешествовал к далеким странам на западе, где бывал и отец Рагнфрид и Торкеля, двадцать лет назад, когда он сбился с курса по пути в Гренландию. Лейв купил «Рассекающего волны», этот большой корабль Бьярни, – может, он решил, что это волшебное судно вновь принесет его к незнакомым берегам? Пожалуй, он стремился найти не утешение, а богатство в новых землях.
Гудрид стало холодно. Может, ее испугала мысль о неизвестном, чего так жаждал Лейв, а может, пришло время заклинаний Торбьёрг. Она закуталась получше в материнский платок, лежавший у нее на плечах, и посмотрела в сторону почетного сиденья. Торкель поднялся с места, откашлявшись, погладил густую бороду и начал:
– Дорогие гости, поблагодарим Герду дочь Арнфинна за угощение, а Торбьёрг-прорицательницу – за то, что она скажет нам, когда ожидать лучших времен. Злые силы восстали против нас. В этом году охотники возвращались с пустыми руками и с севера, и с востока. Как бы то ни было, они возвращались домой живыми и невредимыми! Люди говорят, что никогда еще так не бывало, чтобы за одно лето погибло столько народу и столько кораблей потерпело крушение. И дома у нас трава выросла короткой. А потом напал на нас мор, и до сих пор он еще не кончился. Плохо дело и у Эрика из Братталида – будем уповать на то, что он доживет до весны.
Торкель замолчал и вытер пот со лба. Гудрид украдкой посматривала на отца. Его красивое, словно точеное лицо было бесстрастно, когда он молча перекрестился. Она поспешила последовать его примеру, ибо знала, о чем он думает. Он приехал в Гренландию просить защиты и покровительства у своего старого хёвдинга, как и обещал много лет назад, когда помог самому Эрику сохранить жизнь и бежать из Исландии, едва Эрик был объявлен вне закона. И теперь Торбьёрн со своими людьми и домочадцами сидит всю зиму на Херьольвовом Мысе, не зная, что его ожидает в Братталиде следующей весной.
А Торкель тем временем продолжал:
– У нас не хватает тюленей, да и треска совсем пропала. Нам надо было бы узнать, что за проклятие лежит на нас, и когда оно будет снято. Когда столы будут убраны, мы соберемся вокруг Торбьёрг. Пусть кто-нибудь последит, чтобы дверь не открывали, иначе все злые духи устремятся на нас снаружи. Я взываю к Тору, Ньёрду, Фрейру и Фрейе.
Когда Торкель сел на место, царившая до сих пор тишина нарушилась кашлем, шумом, двиганием столов. Но люди все делали молча, никто не говорил ни слова, и напряжение в доме возрастало. Один высокий мужчина вытащил свой меч и сел у дверей, а остальные разместились вокруг возвышения в задней части комнаты. Многие все еще лежали в горячке по лавкам, и некоторые из больных никак не могли подняться на ноги вот уже несколько недель. Их бледные исхудалые лица озарялись светом от очага и ламп, висевших в доме, и тепло лишь усилило душный едкий запах, исходивший от одежды людей.
Гудрид стояла в кругу других женщин около Торбьёрг. Она увидела, что отец исчез в маленькой комнате, где мужчины обычно чинили сети и вырезали стрелы для лука. Гудрид подавила в себе чувство разочарования, поняв, что он не обратит внимания на ее способности.
Прорицательница опустилась на дорогую подушку, набитую куриными перьями, и поманила Гудрид к себе.
– Поди сюда и встань слева от меня. Тебе надо петь так громко, как только сможешь, и забыть обо всем остальном.
Гудрид и сама знала об этом. «Духи слышат только сильные голоса, – часто говорила ей приемная мать. – И тебе самой нужно услышать духов, так что голова должна быть свободной».
Торбьёрг жестом указала, где должны сесть остальные женщины, затем положила руки на колени, подняла голову и закрыла глаза. Гудрид набрала побольше воздуху, отбросила назад волосы, прижала руки к груди и запела так громко, что горло у нее напряглось:
Аи-ииииии!
Фрейя к нам сейчас идет,
Фрейра за собой ведет.
Без утайки нам скажи,
Что несет твой господин.
И пока земля вся спит,
Фрейя будущее зрит.
Хорошо знакомые слова неслись сами собой. Гудрид сосредоточилась, чтобы поддерживать ровный тон, и осторожно дотрагивалась то до своей груди, то до бедер.
С первыми же словами песни женщины начали хлопать в ладоши в такт ускоряющемуся ритму. Гудрид ощутила дрожь, запев новое заклинание, более короткое и быстрое, а женщины все продолжали хлопать. Торбьёрг открыла глаза, глядя куда-то вдаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109