Из книги Н. Бердяева «Метафизика пола и любви»
Что представляла и представляет собой мощная нравственная аура славянских народностей, прежде всего, русского народа, каким образом она сохраняется, как и почему размывается и какое отношение все эти тонкие материи имеют к трудным судьбам Егора, Анастасии и Алевтины?
Напомню, что я отметил в качестве опорной черты русского мировоззрения его мощный общинный дух, порожденный абсолютной необходимостью сплочения русских людей и их коллективных действий во имя выживания на громадной равнинной территории, предоставлявшей лакомую приманку для завоевателей, набегавших со всех сторон света. В этих обстоятельствах для того, чтобы сохранить мир, надлежало действовать всем миром. Разные значения этого слова раньше различались начертанием гласного звука, но произносились-то одинаково! И при всем при том в этом широком русле издревле протекали и сильные яркие звонкие струи индивидуальной любви, — чувства, я сказал бы, не менее праздничного и сильного, чем выраженные в бессмертных творениях поэтов, прозаиков и драматургов Востока и Запада. Важно то, что сохранились незыблемые свидетельства подобных чувств в разных социальных слоях древнерусского общества и разных городах. На берестяном свитке XIII века, найденном в Новгороде в шестидесятые годы нашего столетия, читаем сильное в своей лапидарности бесхитростное признание: «От Никиты к Ульянице. Пойди за меня. Я тебя хочу, а ты меня. А на то свидетель Игнат».
И в том же XIII веке, на этот раз в Муроме, в 1228 году скончалась княгиня Феврония, в монашестве Евфросинья, и ее супруг князь Муромский Петр Георгиевич, в монашестве Давид. День их памяти — восьмое июля. Их жизнь описана в «Повести о Петре и Февронии», которая, — к сожалению, известна несравнимо меньше, чем другая, которой нет «печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Не меркнет в веках любовь юноши и девушки, ушедших из жизни, но забравших любовь с собою. Их любовь прекрасна, но не раз мне доводилось слышать резонные замечания того рода, что вряд ли она была бы столь ослепительна и сохранилась в той же красе, коль скоро Ромео и Джульетта сочетались бы законным браком. Петр и Феврония же не только сохранили свое огромное чувство до конца дней своих, но перед его мощью отступили в недоумении силы и земные, и небесные. Вот в какую алмазную легенду, где быль неотделима от восхищенной поэзии, вылилась их безмерная любовь: когда подошло время их представления, умоляли они Бога, чтобы им умереть в одно и то же время. И завещали они положить их обоих в одном гробу. И велели они сделать в одном камне два гроба, имеющих между собою одну перегородку. Сами же они одновременно облеклись в монашеские одежды…
После их смерти хотели люди положить блаженного князя Петра внутри города у соборной церкви Пречистой Богородицы, Февронию же вне города в женском монастыре у церкви Воздвиженья Честного Креста, говоря, что в монашеском образе нельзя положить святых в одном гробе. И сделали им отдельные гробы, и положили в них тела: святого Петра, названного Давидом, положили в отдельный гроб и поставили его в церкви Святой Богородицы в городе до утра, тело же святой Февронии, названной Евфросиньей, положили в отдельный гроб и поставили вне города в церкви Воздвиженья Честного и Животворящего Креста. Общий же гроб, который они повелели сами себе вытесать водном камне, стоял пустой в том же храме соборной пречистой церкви, что внутри города. Утром, проснувшись, люди:, нашли отдельные гробы, в которые их положили, пустыми. Святые же их тела нашли внутри города в соборной церкви Пречистой Богородицы в едином гробу, который они сами себе велели сделать. Неразумные люди, как при жизни их мятущиеся, так и после честного их представления, опять переложили их тела в отдельные гробы и снова разнесли. И вновь наутро оказались святые в едином гробу. И после этого уже не смели прикасаться к их святым телам и положили их в едином гробу, в котором они сами велели, у соборной церкви Рождества Пресвятой Богородицы внутри города (Мурома)…
Вот такая любовь — выше которой и быть не может, в пределе своем сокровенный идеал каждого и каждой, хоть бы и были они в своей внешней жизни изверившимися во всем и вся циниками.
Следовательно, русло общинной морали было достаточно широким и глубоким, чтобы вмещать в себя и чувства простолюдинов Никиты и Ульяницы, и чувства князя и княгини Петра и Февронии. И вместе с тем направление этого потока определялось мощными побудительными силами иного, чем индивидуальная любовь, качества. И главной силой была жизненная необходимость в браке произвести наследников-мужчин (ибо сельская земля принадлежала не отдельным собственникам, а общине, которая выделяла подушные наделы семье пропорционально числу в ней женатых мужчин). Еще в начале XIX века русская деревенская семья насчитывала двадцать пять- тридцать человек, проживающих под общим кровом! К концу XIX века, правда, все заметнее происходил процесс выделения сыновей в самостоятельные хозяйства, и двор насчитывал уже шесть-восемь человек. Иными словами говоря, брак для подавляющего большинства крестьянской РУСИ являл собою единственный способ к совладению общинными землями в структуре семьи ее, то есть к основе материального обеспечения самой жизни. В этой структуре муж — хозяин подушного надела был тем центральным светилом, вокруг которого естественно вращались все остальные домочадцы, в том числе и жена. Обратим внимание на то, что в русском языке слово «муж» означает одновременно и мужчину («собрались мужи на совет»), и супруга. Холостой же мужик в любом возрасте назывался «малым». Естественно, что по числу браков Россия стояла на первом месте в Европе и браки в ней были наиболее ранние. Так же естественно, что вдовцы и вдовы чаще всего вступали в повторный брак: вдовцу нужна была помощница по дому и хозяйству, вдова же оказывалась лишним ртом в прошлой семье, так как со смертью мужа из нее уходил его земельный надел.
Какова же была роль индивидуальных чувств, любви в подобной весьма жесткой патриархальной общине и, соответственно, семье? Экономический расчет и чувство далеко не всегда вступали в противоречие, но даже если они совпадали, невесте, как хорошо известно по свадебному обряду, надлежало горько оплакивать свою жизнь в девушках перед уходом в «чуж дом». А, впрочем, даже если буйная молодая любовь преодолевала все преграды, могла ли молодая пара вырваться из жесткой струи общего уклада?.. Моя родная бабка Александра Блынская, переселенка из Орловской губернии в Сибирь, в самом начале нынешнего века встретила и полюбила в деревне Большое Раково Шардинского уезда Курганской волости молодого двоедана (старообрядца) Мартина Ракова, и после отказа старших братьев отдать ее замуж Мартин тайно похитил ее, и была смертельная погоня и тайное венчание, и горячая страсть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110